Охотники за магией - Галанина Юлия Евгеньевна - Страница 38

Пошла посмотреть, как там Лёд поживает.

— Здорово, спасибо тебе, мне уже легче! — с порога заявил Лёд.

— Что с тобой? — удивилась я.

— Не со мной, а с тобой. Твой вид подбодрит и умирающего. Замечательный фонарь. Очень тебе идёт.

— Будешь выступать, — такой же получишь! — пригрозила я.

— Ох, лучше таким фонарем светить, чем ожогами маяться… — вздохнул Лёд. — Я скоро взбешусь и кидаться на всех начну. Буду кусать за ноги. И подвывать при этом.

— Ну потерпи еще немного… — попросила я, осматривая его спину. — Хорошо подживает, скоро встанешь.

— Дела у нас скоро встанут, — вздохнул безнадёжно Лёд, — Град один всё не сделает. Устал я от этой кровати, от этой комнаты — сил моих нет. Я домой хочу… — сказал он вдруг жалобно. — В Ракушку. Там яблони весной цветут, а тут нет. Если бы не Копчёный, совсем бы от тоски загнулся.

— Не грусти, не уйдут от нас наши цветущие яблони, — попросила я. — Знал бы ты, как я домой хочу. Ничего, мы всё равно всех победим.

Посидев у Льда, я отправилась посмотреть, что там делают остальные.

Града я нигде не нашла — наверное, как обычно, проворачивал какие-то дела в городке.

У Профессора же сегодня был очень удачный день: дамы Отстойника вдруг дружно решили напечь булочек с корицей — и корицу с прилавка у Профессора точно Тот Бык языком слизывал.

Профессор сиял.

Рассвет заперся у себя в кабинете, разложил там бумажные дорожки на столе и подоконниках, и что-то старательно писал.

Мне от такой идиллии взгрустнулось, и когда я выполнила свой неизбежный практикантский долг около кастрюль, то решила наведаться в баню, спросить у бабки-знахарки какого-нибудь средства замаскировать синяк, чтобы в день Ряхиного турнира выглядеть не хуже прочих ревнивых. Да чего-нибудь от ожогов спросить.

Нашла плащ с капюшоном побольше, чтобы не светить фонарём на улице, опустила капюшон на лицо пониже, — и пошла.

Сегодня, наверное, действительно был Великий День Выпекания Булочек, а не День Мытья в Общественных Банях: потому что в бане было пусто.

Хотя одно то, что сегодня, в День Жёлтой деревянной Собаки, девять красных мэнгэ, не рекомендовалось возвращать долги — уже не могло не настроить снисходительно к такому замечательному дню.

— А чего это у вас в банях, уважаемая, сегодня немноголюдно? — спросила я знахарку. — Прямо непривычно как-то.

— И не говори, милая, — вздохнула бабуля. — Видишь, сегодня, оказывается, день сжигания жертвенных коричных булочек. Кто ж знал, — гороскоп на щит только-только вывесили. Вот и торопятся все тесто завести. А у тебя какая печаль?

— Ой, у меня их много! — беззаботно махнула рукой я. — Средство от ожогов мне надо. Помните, парень у вас приворотные и отворотные зелья брал. Для него.

— Ну что, помогло зелье-то? — с профессиональным любопытством спросила знахарка.

Мне стало смешно, поэтому я плачущим голосом сказала:

— Как сказать. Приворотное — крепко работает, а вот отворотное — не особо. Вон его результаты — на лице у меня.

И откинула капюшон.

Бабушка-знахарка с восхищением осмотрела мой фонарь.

— Из-за этого и Лёд пострадал… — понесло меня дальше неудержимо. Уж очень она обрадовалась силе своих шарлатанских настоек.

— Да-да-да… — сочувственно покивала знахарка головой, но глазки её при этом возбужденно поблёскивали: ещё бы, такая сплетня замечательная вырисовывается.

— У меня прекрасное средство есть! — заторопилась она. — Сейчас найду. Не волнуйся, милая, оно будет бесплатно, садись в креслице.

Я села в плетёное кресло, покрытое ветхой шкуркой.

Бабуля откинула крышку громадного сундука, занимавшего добрую четверть её каморки и, перевесившись через его край, надолго исчезла верхней половиной туловища в его недрах, оставив на обозрение только свой обширный тыл, обтянутый тёмной шерстяной юбкой.

— Погоди, погоди, ага, вот оно! — глухо сообщала она из сундука результаты поисков.

Наконец она с кряхтеньем выпрямилась и торжествующе показала мне глиняный горшочек. Этот, в отличие от бутылок, был обвязан ядовито-зелёной тряпицей.

— Сейчас мы его тебе на личико нанесём… — журчала знахарка. — И будет оно у тебя, милая, как новенькое, ну такое распрекрасное, что все ахнут. Только надо посидеть, подержать его. Так ты говоришь, к тебе не только Янтарный ходил? — проявила она редкую осведомленность в моей личной жизни.

— Кто ко мне только не ходил… — пробурчала я, морщась, потому что хвалёное средство щипало, словно бабуля мне крапиву прикладывала. — Медбрат бы их всех побрал!

— Да-да-да-да-да-да-да, — понимающе зацокала языком знахарка. — Глазки-то закрой, удобнее будет.

— Больно! — капризно сказала я. — Эти гады сами чуть друг друга не поубивали, да и мне прилетело!

— От того? — утвердительно спросила знахарка, чуть не мурлыкая от удовольствия.

— Ну, — подтвердила я, понятия не имея, от кого того. — Тихий, тихий с виду, а внутри-то бешеный!

— А ты, милая, не тужи, — советовала мудрая бабуля. — Бьёт, значит любит.

— Ничего себе любит! — возмутилась я. — А людей зачем калечить? Да ещё так? Мне со Льдом ещё жить и жить под одной крышей, пока практика не кончится. Нет, ну нашёл дурочку! С такой любовью — пусть катится на все четыре стороны. Мне и Янтарного хватит.

— Он не со зла… — стала уговаривать меня знахарка, очевидно, протежируя «тому». — Ну, погорячился. Дела сердечные — они же такие, то ласка, то таска. Он же сам — вылитый пожар, тебе ли не знать, — хихикнула она.

Так-так-так. Ага-ага-ага… Моему лицу даже жарко стало под толстым слоем щипучей мази. Кто это у нас как пожар?!

Кто Огрызок подпалил?!!

Кто?!!!

— Ну да. Я потому и тяну, что никак решить не могу… — пожаловалась я задумчиво, чувствуя, как внутри всё подобралось и замерло. — Он или Янтарный? Пока и с тем разругалась, и с этим. Надо выбирать, а то так и буду битая ходить! Никак не могу решить, кому отворотного подлить.

— Ой, не говори! — подхватила знахарка. — От такой любви — одни слезы. Но ты крепко подумай, вот что я тебе, милая, скажу. Оба хороши.

Ну, кто оба? Кто?!

— На одном остановишься, — скучно станет, — вздохнула и жалобно спросила я. — Может, притерпятся, а?

— Да ты что?! — взвизгнула знахарка, не помня себя от счастья. — Скажешь тоже! Да чтобы Ветер соперника рядом терпел?! Опомнись, милая! Да он скорее Гору спалит, чем такое допустит!

Х-ха! Вот я и нашла похитителя заклинания!

Чтобы бабуля ничего не заподозрила, я лишь вздохнула:

— Но сердцу-то не прикажешь! Я же разобраться должна, кто и чего, — а он сразу в глаз. Льда вон покалечил, а тот вообще сбоку припёка.

— Такова наша женская доля, милая, — качая головой, сообщила знахарка.

— Но ваше зелье поможет? — спросила я с надеждой. — Отворотит, ежели что?

— Какой разговор, — уверенно ответила знахарка. — Как отрежет!

— Дорогое, наверное… — замялась я.

— Сговоримся, — величественно скрестив руки на груди, сказала бабуля.

Ну Ветер, ну Сквозняк, ну гад! — думала я, спеша домой. — Ну, если всё это правда, если бабка не соврала!

Минуя вход в жилую часть представительства, я рванула дверь «Лавки Южных Товаров». Звякнул голосистый колокольчик.

Профессор, стоя спиной к двери, запирал многочисленные ящички с пряностями, расставленные на полках у задней стены лавочки.

— Извините, драгоценнейшая, — сказал он, не оборачиваясь на звон колокольчика. — Но мы уже, увы, закрываемся. Если вы скажете, что хотели приобрести, я завтра же отправлю вам заказ на дом в качестве извинения за то, что вы напрасно утруждали свои очаровательные ножки, спеша сюда.

— Хочу большое зеркало! — охотно назвала свой заказ я.

— Душа моя? — обернулся Профессор. — Очень хорошо.

— Профессор, я…

— Запри дверь, — перебил, даже не слушая меня, Профессор. — Я только что узнал, кто поджигатель. Это тот офицер из Службы Надзора за Порядком, который де…