Пилигримы - Эллиот Уилл - Страница 33

— По правде говоря, меня больше волнует то, что я уже давненько не мылся. От меня наверняка разит.

— Добро пожаловать на большую дорогу, — ответила она, пожав плечами. — Дело только в этом?

Ее глаза были по-прежнему широко распахнуты, и в них читалось недоверие. Казалось, Сиель смотрит ему прямо в душу. Эрик не помнил, чтобы он принимал решение прикоснуться к ней, но его пальцы, словно по собственной воле, потянулись к тугой косе, точно так же, как он совсем недавно мечтал. Девушка не улыбнулась ему больше, однако тень сомнения исчезла с ее лица, когда она принялась быстро расшнуровывать тугие завязки на плечах и запястьях. Очень скоро одежда оказалась на земле, и Сиель осталась лишь в одних ботинках. Груди оказались намного больше, чем можно было предположить под плотной туникой; соски были пухлыми, округлыми и мгновенно затвердели на холоде. По коже девушки побежали мурашки. Между ног черным пятном выделялся треугольник непослушных волос. И Эрик оказался не прав — одного лишь взгляда было мало.

Она потянула за его штаны, с нескрываемым интересом изучая, что было под ними, словно в Иномирье мужчины были по-другому устроены. Эрик отстегнул кобуру от пояса, даже не задумываясь о том, что произойдет, если Сиель увидит оружие. Ее рука двигалась по члену с куда меньшим проворством, чем по луку, но сейчас это едва ли имело хоть какое-то значение. Она легла на сброшенную на землю одежду и раздвинула ноги, притягивая Эрика к себе.

Поначалу ему это больше всего напоминало акт совокупления животных, которые сношаются, следуя зову природы, и не испытывают никаких эмоций, но потом Эрик сообразил, что до сих пор не поцеловал ее. Он попытался, но Сиель почему-то отвернулась в сторону; Эрик попробовал еще раз, и она снова не позволила ему. Затем внезапный порыв ярости нахлынул на него, заставив обхватить одной рукой ее лицо и прижаться к ее губам. Она безвольно открыла рот, позволяя мужчине делать все, что он хочет. В одно непонятное, совершенно иррациональное мгновение что-то изменилось в сознании Эрика, и теперь ему начало казаться, что Сиель сама виновата в том, что заставила его лгать и терзаться угрызениями совести. Он смахнул одну из ее кос, улегшуюся в ложбинку между колышущимися грудями, и с силой прижал руки девушки к земле. Когда Эрик кончил и тяжело опустился на Сиель, ее глаза были закрыты, и его едва не вырвало от неожиданно нахлынувшего острого стыда.

Маги Каменщики продолжали свою работу внизу, и время от времени над долиной проносился скрежещущий звук от обрабатываемых камней. Она не произнесла ни звука с тех пор, как они поднялись и оделись, выражение ее лица по-прежнему оставалось неизменным. Эрику нужно было хоть какое-то подтверждение того, что он не сделал ей больно, не просто использовал ее для удовлетворения своей похоти. Неожиданно он осознал, что именно этого ему в тот момент и хотелось — сделать ей больно. Почему? Никогда прежде он не стремился к этому…

— Извини, — произнес он.

Она посмотрела на него так, словно Эрик сказал что-то совершенно непостижимое.

— Что?

— Наверное, все дело в том, что я оказался слишком далеко от дома, и… — Он беспомощно пожал плечами.

— Почему ты извиняешься? Разве принцам полагается извиняться перед ничтожеством? — Она поправила одежду и потуже ее закрепила.

«Ничтожество. Если я не принц, то я ничтожество?»

— Нет, дело не в этом… Я не знаю почему, но мне хотелось сделать тебе больно. Вот и все. Не понимаю, что на меня нашло. Мне бы очень хотелось… не желать этого.

— Ты не сделал мне больно, чего бы тебе на самом деле ни хотелось.

Она повернулась и потянулась за луком. Затем, услышав какой-то звук, не различимый для Эрика, кинулась к краю утеса, откуда открывался вид на дорогу, и осторожно выглянула из-за него. Ее тело напряглось, как тетива, и девушка осторожно отступила назад, успев выхватить стрелу и положить ее на лук.

— Я говорила тебе, что смерть всегда может поджидать рядом. Если не нас, то их. — Она коротко нервно рассмеялась.

Эрик направился к ней, намереваясь тоже взглянуть на дорогу, но Сиель предостерегающе взмахнула рукой.

— Возвращайся, — приказала она. — Беги. Скажи Анфену, что внизу приближаются мечники из замка, некоторые в тяжелой броне. Их слишком много, чтобы драться. Теперь проход заблокирован. Мы простояли здесь лагерем слишком долго.

Кейсу очень нелегко пришлось на долгой ухабистой дороге, и он уже начал терять надежду на то, что в конце своего пути сумеет отыскать Эрика. Ему безумно хотелось облегчиться. А марш продолжался без остановок уже много часов кряду — сколько именно, он даже не мог сказать. Для того чтобы хоть как-то следить за временем, старик принялся было считать тяжелые шаги подкованных железом ботинок, словно следя за секундной стрелкой, однако очень скоро осознал тщетность своей затеи.

Теперь под ним грохотали колеса телеги с продовольствием, мерно поскрипывая. Два мула тащили ее по дороге, ступая медленнее, чем хотелось бы сопровождавшим ее солдатам. Они уже успели заметить, что в какое-то время телега вдруг оказалась несколько тяжелее, но никак не могли выяснить почему; незадолго до этого весь патрульный отряд остановился, чтобы проверить колеса и оси. Кейс примостился было у тюков с водой, однако от постоянно раздававшихся в них булькающих звуков ему по прошествии некоторого времени стало совсем тяжко. Он бы давно уже лег и заснул, но стоило только опуститься на мех с водой, как подходил очередной солдат, чтобы напиться.

Марширующие выглядели официально и дисциплинированно, только пока они находились в окрестностях замка. Стоило отряду отойти на достаточное расстояние, командир разрешил идти свободно, и солдаты больше даже не пытались сохранять причудливый строй и шагать нога в ногу. Шлемы были незамедлительно сняты; марш превратился в загородную прогулку, сопровождаемую смешками и сплетнями. По мнению Кейса, в окружающем пейзаже не было абсолютно ничего примечательного. И он решительно не имел ничего против этого. Он уже достаточно насмотрелся на странные и удивительные вещи, хватит на все оставшиеся годы (или, что скорее, дни). Серая мощеная дорога, стук ослиных копыт, топот ботинок, луга и холмы, поросшие сочной травой, поднимавшиеся и опускавшиеся по обеим сторонам дороги, — Кейса это все полностью устраивало.

Время от времени на перекрестках к солдатам выходили крестьяне, неся деревянные подносы, нагруженные домашней снедью. Солдаты — не соблюдая данные им приказы, как из их разговора выяснил Кейс — брали все, что им предлагали, благодарили местных, а позже, отойдя на достаточное расстояние, шутили о том, насколько страшны их женщины. Крестьяне же до смерти боялись патрульных, это было видно и слышно.

Но в последнее время таких людей больше не попадалось. Их путь пролегал теперь по высокогорной, менее заселенной местности. Дорога проходила вдоль темных каменных холмов. Странные птицы, которых Кейс никогда раньше не видел, враждебно наблюдали за проходившим отрядом, сидя на высохших ветвях высоких серых деревьев.

Кейсу не очень нравилось шпионить, но сейчас ему не оставалось ничего другого, кроме как подслушивать. Солдаты почти не обсуждали их нынешнее задание, в чем бы оно ни заключалось. Вместо этого они говорили о каких-то проблемах, связанных с Вольными городами, и еще больше интереса вызывал Ву; из их реплик Кейс понял, что эти мужчины знали о правителе куда меньше, чем он. Они много — и иногда весьма жарко — спорили о том, какие города делают лучшие мечи, лучшую броню или разводят лучших лошадей. Кейс уже достаточно наслушался об этих проблемах, и ему даже начало казаться, что он сам в них неплохо разбирается. Однако старику безумно хотелось, чтобы разговор наконец перетек в другое русло.

Наконец, спустя долгое, очень долгое время, командующий выкрикнул:

— Привал! Всем остановиться.

Высокие горные склоны виднелись по правую и левую стороны. Наверняка рядом была каменоломня, поскольку неподалеку раздавался скрежет перетаскиваемых глыб. Солдаты собрались возле телеги с продовольствием. Кейс соскочил на землю как раз вовремя, едва не закричав от боли — он неудачно приземлился на больное колено, и опрометью бросился к каменной глыбе, щедро ее оросив.