Солнце на стене - Козлов Вильям Федорович - Страница 14

• Предыдущая
• 14/85
• Следующая

На заводе Шуруп работает электромонтером. Уверен, что в будущем станет знаменитым артистом.

— «У незнакомого поселка, на безымянной высоте», — мурлычет Шуруп.

— Да замолчи ты наконец! — говорю я.

— Хочешь шпрот? — предлагает Сашка.

— Я их ненавижу.

— Зря, — говорит Сашка. — Великолепная штука.

И немного погодя снова:

— «У незнакомого поселка-а…»

— Запущу чем-нибудь, — говорю я.

— «…на безымянной высоте…»

Когда люди долго живут вместе, они надоедают друг другу. Это старая истина. У каждого вдруг открывается куча недостатков, о которых раньше и не подозревал. Мне не нравится, что Саша много ест. Он может спокойно за завтраком съесть банку шпрот и полбуханки хлеба. Другие консервы еще куда ни шло, но шпроты? Меня раздражает Сашина привычка все время напевать что-нибудь под нос. Причем бубнит одно и то же. Я не могу заснуть, когда кто-нибудь храпит. А Шуруп, если выпьет, обязательно храпит. Я бросаю в него что под руку попадется, а если и это не помогает, встаю и переворачиваю его на бок. Наверное, и у меня есть недостатки. Но что поделаешь? Раз живем вместе — нечего портить друг другу настроение. По крайней мере об этом я стараюсь все время помнить.

Я смотрю в заплаканное окно, но спиной чувствую, что делает Сашка. Прикончив банку шпрот и полуметровый батон, он пришел в блаженное состояние. Сейчас поковыряет спичкой в зубах и начнет задавать вопросы…

— Андрей, ты смог бы съесть целого барана?

Я молчу.

— В Средней Азии узбеки запросто съедают… Их еще батырами зовут… Как ты думаешь, я бы съел барана?

— Вместе с потрохами, — отвечаю я.

— Надо бы попробовать, — говорит Саша.

Завернув пустую банку в промасленную газету, он бросил ее в мусорную корзину и улегся на койку. Это я приучил его к порядку. А не говори ничего Шурупу, пораскидает эти банки по всей комнате. Утром ему никогда не найти носков или ботинок. Единственно, с чем Сашка бережно обходится, это с гитарой. Заботливо ухаживает за ней, пыль стирает, настраивает и всегда вешает над койкой. Иногда ночью гитара сама по себе издает глухой тягучий звук.

Когда Шуруп берет гитару и выходит на улицу, вокруг него сразу собираются парни из общежития и девушки. Если это летом, то все идут в сквер, который напротив нашего общежития, и там горланят песни до поздней ночи. А зимой приглашают в чью-нибудь комнату. У Шурупа везде друзья-приятели. Когда у него хорошее настроение, он наигрывает серьезные мотивы и поет. А когда не в духе — самые веселые и разухабистые песни. Впрочем, не в духе Шуруп редко бывает. Обычно он весел. Друзей у него много, а вот девчонки нет. Сегодня с одной, завтра с другой, — в общем-то ни с кем. А относятся к нему девушки хорошо. Я отдаю белье в стирку тете Бусе, жене коменданта. А Шурупу белье девчата стирают. Так сказать, в порядке шефства.

Одна из Сашкиных приятельниц очень хорошенькая. Ее зовут Иванна. Она работает на строительстве нового здания отделения дороги, в двухстах метрах от общежития. Иногда после работы Иванна заходит к нам. Она просит Сашку поиграть на гитаре и спеть что-нибудь новенькое.

Сашка берет гитару и поет. Она смотрит на него какими-то удивительными глазами — таких я больше ни у кого не видел. Глаза у Иванны миндалевидные, вобравшие в себя все оттенки неба и моря. Цвет глаз меняется от ее настроения: когда смеется, глаза светлеют, становятся светло-голубыми, когда задумывается — наполняются синевой, так заволакивает горизонт перед грозой; а уж если Иванна сердится, глаза ее сужаются, они уже не миндалины — две грозные амбразуры, откуда в любой момент может вырваться огонь, испепеляющий врага.

Мы с Сашкой любим подтрунивать над ней. Мне нравится смотреть на эту диковинную игру глаз. По-моему, Иванна даже не догадывается об этой своей редкой особенности.

Она приходит к нам в комбинезоне и залихватской кепке, снимает огромные резиновые перчатки и с достоинством хлопает о стол. Я всегда удивляюсь, как эти перчатки держатся на ее маленьких исцарапанных руках. Иванна работает электромонтажницей. Когда ее первый раз ударило током, она решила, что пришел конец, смирно улеглась на пол и зажмурилась, но, чувствуя, что смерть почему-то не приходит, раскрыла потемневшие от страха глаза и увидела вокруг рабочих.

— Что с тобой, Иванна? — стали спрашивать ее.

Она поднялась с пола, вытащила из-за пояса резиновые перчатки, которые позабыла надеть, всунула в них руки и ответила:

— По системе йогов я теперь каждый день буду лежать на этом самом месте… Ровно пять минут.

И действительно, дня три в одно и то же время Иванна ложилась на пол и закрывала глаза. А потом, когда любопытных посмотреть на ярую последовательницу йогов стало слишком много, прораб отругал как следует монтажницу и велел прекратить это занятие.

Сашка был совершенно равнодушен к Иванне. Знакомы они давно, кажется в школе вместе учились. Мне было завидно, когда Иванна смотрела своими удивительными глазами на Сашку, но этот белокурый чурбан ничего не замечал.

Вчера Иванна забежала после работы и сообщила, что в клубе строителей идет замечательный польский фильм «Пепел и алмаз».

— Откуда это известно, что замечательный? — спросил Сашка.

— Наши девочки смотрели…

— Девочки, — ухмыльнулся Сашка. — Что они понимают?

Иванна выхватила из кармана комбинезона два билета, разорвала на мелкие кусочки и выбежала.

— Достукался? — сказал я.

— Догнать бы надо, — сказал Шуруп, но догонять не стал.

Сашка лежал на койке и грустил. Внезапно он вскочил, быстро натянул рубашку-джерси, толстый пиджак из твида, сам себе подмигнул в зеркало и направился к выходу.

— Андрюха, собака друг человека? — спросил он, держась за ручку двери.

На такие вопросы я не отвечал. Впрочем, это Сашку нисколько не смущало.

— Хочешь, я собаку приведу?

— Лучше козу, — посоветовал я. — Вместо шпрот по утрам будешь молоко пить. Козье, говорят, полезное.

— Мне друг нужен, — сказал Сашка. Светлые глаза его погрустнели.

— Тогда, конечно, приводи собаку…

— Вот комендант обрадуется, — сказал Шуруп и, улыбнувшись, ушел.

Я один в четырех стенах. Раньше в этой большой сумрачной комнате стояли четыре кровати, а теперь только наши. У стены квадратный стол. На скатерти пятна. За этим столом мы едим, занимаемся, письма пишем. На окнах полотняные занавески. Их стирают к праздникам. Скоро снимут, на носу Первомай.

На моей тумбочке гора учебников. Садись к столу и занимайся. В июне сессия. А сейчас конец апреля. Еще, как говорится, горы можно свернуть. Сегодня мне не хочется горы сворачивать. Нет настроения. Скорее бы в деревню отправляли. Заберу туда учебники, там на лоне природы буду заниматься. Я по радио слышал, что в северных районах области снег с полей еще не сошел. Как сойдет, сразу двинем. От нашего завода поедут в деревню человек двадцать. А вот Диму не взяли, как он ни просил. Шарапов сказал, что из одной бригады двух человек не полагается брать.

Сидеть на подоконнике и глазеть на мокрую улицу надоело. Позвонить Марине?..

Дверь без стука отворилась. В комнату вошли комендант общежития и рослый незнакомый парень в плаще и синем берете. В руке чемодан, за плечами огромный рюкзак.

— Это хорошая комната, — сказал комендант. — Большая.

Я с любопытством рассматривал нового жильца. Он улыбнулся и немного запоздало поздоровался. У него длинное лицо, прямой нос, небольшие карие глаза. Когда он разделся и повесил на вешалку свой плащ, я слез с подоконника, и мы познакомились. Парня звали Вениамин Тихомиров. Он только что закончил Ленинградский институт инженеров железнодорожного транспорта и получил направление на наш завод. На лацкане серого пиджака новенький голубой значок, который называют поплавком.

Мы притащили койку и поставили за шкафом. Комендант сам принес чистое постельное белье, полотенце.

— Андрей, — сказал комендант, — расскажешь товарищу инженеру, что к чему… Надо бы вам с дороги помыться. Душевая сегодня не работает, тут баня имеется поблизости.

• Предыдущая
• 14/85
• Следующая