Витька с Чапаевской улицы - Козлов Вильям Федорович - Страница 41
- Предыдущая
- 41/73
- Следующая
— В пяти километрах от станции, не доходя путевой будки, где начинается сосновый бор…
Седой умолк и внимательно посмотрел на глубоко задумавшегося Витьку. На лбу мальчишки собрались тоненькие морщины, он покусывал вспухшие, растрескавшиеся губы. На партизана не смотрел. Витька задумчиво смотрел на отдушину, из которой падал солнечный свет. В голубоватом столбе золотыми искорками роилась пыль.
— Я попробую, — наконец сказал он.
— Ты можешь все им рассказать… — не спуская с него испытующего взгляда, сказал Седой. — Тебя сразу отпустят и… может, наградят…
Витька резко повернулся к нему. Глаза его зло блеснули.
— Зачем тогда вы мне все это рассказывали? — громко вырвалось у него. — Зачем?
Седой оглянулся по сторонам и положил Витьке руку на плечо.
— Время такое, Виктор… — сказал он. — Тихону ведь мы тоже доверяли, а он оказался предателем… И теперь за это доверие я расплачиваюсь головой. Да и не один я…
— Если никому не верить, то как же жить-то? — Надо верить, Витька, — сказал Седой. — Если не будем верить людям, мы никогда не победим! Но не надо забывать и о том, что люди бывают разные. На тысячи честных людей найдется и один предатель… Кто бы мог подумать, что тот же Семенов и длинный Василь станут лютыми врагами Родины? Раньше ничем не отличались от других, а теперь посмотри на них; будто и не жили никогда при Советской власти…
— Как вы думаете, меня возьмут в партизаны? — спросил Витька.
— Возьмут, — убежденно ответил Седой.
— А в армию?
— Будь бы я командир, честное слово, взял бы тебя в разведчики, — сказал Седой. — Я люблю людей с характером.
— Я все сделаю, что вы сказали, — пообещал Витька. — Я вэорву…
— Молчи! — шепнул Седой и, весь напрягшись, уставился на дверь, за которой послышались голоса, шум. Загремел засов, распахнулась дверь. На пороге появилась долговязая фигура Василя.
— Вот и конец Федьке Седому, — сказал мужчина, до боли сжимая Витькино колено. — Эх, прихватить бы с собой на тот свет еще этого гада… Это ведь он меня разукрасил!
Василь долго со свету моргал глазами, вглядываясь в лица людей. Автомат в его длинных ручищах казался игрушкой. На нескладном туловище вертелась маленькая головка в синей пилотке с белой окантовкой. Рот у Василя был большой, как у лягушки. Витька с ненавистью смотрел на него. До сих пор ныл копчик от удара костлявым коленом.
— Вытряхивайся! — сказал Василь, наконец разглядев Седого.
— Ты, что ли, будешь вешать? — спросил Седой.
— А чего… и я могу! — ухмыльнулся Василь. Рот его растянулся до ушей. — У меня, дядя Федя, без осечки. Будет чисто сработано!
— Прощай, Витька! Если ты все сделаешь, как надо, это будет мой прощальный подарок фашистам… — шепнул Седой и, встав с земли, пошел к выходу.
— До свиданья, — ответил Витька и тут же понял, как это слово сейчас неуместно.
Утром их выгнали из подвала, пересчитали и погрузили на машины. В каждый грузовик забрался один автоматчик. Второй уселся в кабину. В подвале было темно, и Витька толком не рассмотрел своих соседей, зато здесь, на свету, он внимательно разглядывал их. Это были в основном молодые люди лет семнадцати — двадцати. Парни и девушки.
Немного в стороне остановились две пятнистые машины. В них тоже набиты люди. Шоферы в пилотках, с засученными рукавами ядовито-зеленых мундиров вышли на обочину и закурили.
Витька напряженно вглядывался в лица стоящих в машинах. Кажется, Гошки и здесь нет. Может, в лесу, как заяц, прячется? Витьку вдруг зло разобрало: мало того, что из-за этого труса зуба лишился, так теперь еще везут куда-то. К черту на рога! Может, оттуда теперь скоро и не вырвешься… А ребята будут ждать на хуторе. Они долго будут ждать. Коля не такой человек, чтобы уйти без него, Витьки. Чего доброго, сам отправится на розыски и, конечно, влипнет, как кур в ощип… Что, интересно, сейчас Алла делает? Наверное, лежит на лужайке и загорает. Или в лесном озере купается. Они проходили мимо него, это совсем близко от хутора. Знали бы они, что сейчас происходит с ним, Витькой…
Когда они забирались на машины, Витька посмотрел на березу: Седой покачивался на суку. Связанные за спиной веревкой руки до половины торчали из рукавов. Пиджак был слишком мал для него. Когда Седой выходил из подвала, на ногах у него были сапоги. Сейчас их не было.
На крыльцо вышел помощник коменданта Семенов. Лицо в багровых пятнах, на пузе — парабеллум. Он взглянул на машины, почесал большим пальцем затылок и зевнул. И тут на крыльце показался гестаповец в высокой серой фуражке. Семенов вытянулся и приложил к голове ладонь. Глаза его преданно смотрели в лицо офицера.
Немец что-то отрывисто произнес, и шоферы включили моторы.
Три грузовика, битком набитые людьми, двинулись в путь по ухабистой проселочной дороге.
Витька стоял у борта, зажатый с двух сторон рослыми парнями. Один из них, кудрявый, с простоватым лицом, знаками попросил у немца закурить. Тот протянул пачку сигарет. Еще несколько парней потянулись к сигаретам, но немец отобрал пачку. Чиркнув зажигалкой, он дал кудрявому прикурить, потом прикурил сам.
Машину подбрасывало, ветви хлестали по лицу. Немец то и дело наклонял голову, прячась от веток.
— Я только встала, — рассказывала девушка в ситцевом платье, разодранном на плече, — как они ввалились… Один наш, деревенский. Полицаем у них. «Бери вещички, — говорит, — Маня, и в машину». И по секрету на ухо: дескать, где-то неподалеку немцы затеяли какое-то строительство, так вот срочно требуется даровая рабочая сила…
— Нас в поле взяли, — сказал парень, что стоял рядом. — С братом. Даже домой не разрешили зайти. Брат половчее, утек, пока они других ловили, а я прошляпил.
— Беги, — кивнул кудрявый на лес.
— Боязно… Из автомата дырок на спине наделает. Немец курил и смотрел на них голубыми чистыми глазами. Даже не верилось, что он может вскинуть автомат и стрелять в людей.
— А меня сцапали… неудобно говорить, — сказал кудрявый. — В том самом месте, куда царь пешком ходит. И разговаривать не стали, — за шиворот — и в машину.
— Что мы там, братцы, на этом самом заводе, делать будем?
— Чего заставят, то и будем, — сказал кудрявый. — Землю копать. Завод-то подземный. А заартачишься — пулю в лоб. У них разговор короткий. У нас в деревне троих шпокнули. Отказались вешать председателя колхоза.
— Хана нам, хлопцы, крышка, — заявил парень лет двадцати. — Как построим завод, так и в расход всех нас. Завод-то будет секретный, а они не любят свидетелей…
— Так уж и крышка… — возразил кто-то. — Рабочая сила всегда нужна. Перебросят на другое строительство…
Витька слушал разговор и молчал. А что, если и на самом деле перемахнуть через борт — и в лес?
Но тут, как назло, пошла хорошая дорога, и машины прибавили ходу На такой скорости выпрыгнешь — шею свернешь. Ветка хлестнула немца по лицу, он выругался и стал тереть глаза. Была не была! Витька уже приподнялся, готовясь к прыжку, но тут послышался паровозный гудок. Лес отступил, остался позади, а по обеим сторонам дороги показались первые постройки.
Машины прибыли на станцию. Судя по всему, отсюда их повезут на секретное строительство.
Витька бродил в толпе и разыскивал Гошку. На маленькой станции скопилось несколько тысяч человек. Эшелон еще не подали, и все толпились на пустыре возле водонапорной башни. То и дело прибывали машины с новыми партиями людей. Пустырь был оцеплен охранниками. Витька обратил внимание, что охранники отличаются от других солдат. У них к вещевым мешкам приторочены рогатые каски, а на груди металлические бляхи с цепочками. Охранники бесцеремонно толкали прикладами любого, кто выходил за границы пустыря. К башне можно было подходить, и даже разрешалось напиться воды. Ведра не было, и люди подставляли под струю, бьющую из трубы, пригоршни и рты.
Витька кое-как напился — остальные ждали своей очереди и не давали долго задерживаться у крана — и отошел в сторону. Пустырь гудел, как улей. Кое-кто, расположившись на траве, закусывал. Витька проглотил слюну. После вчерашнего роскошного обеда на хуторе у него ничего во рту не было. Похищенный у Ладонщикова кусок хлеба не пошел впрок: во время обыска его растоптали своими сапожищами полицаи.
- Предыдущая
- 41/73
- Следующая
