Витька с Чапаевской улицы - Козлов Вильям Федорович - Страница 71

• Предыдущая
• 71/73
• Следующая

— Убью! — рявкнул Череп и обернулся. И тут Витька, изловчившись, вырвал руку и хрястнул вожака снова по челюсти. Тот взвыл и отлетел в глубь тамбура. Но тут же бросился на Витьку, который уже успел прислониться к стенке рядом с женщиной. Грохотов еще раз ударил Черепа и оказался позади него. Теперь Витька теснил ошалевшего от боли вожака к светлому квадрату, за которым мелькали столбы и кусты. За его спиной, тяжело дыша, боролись Сашка и Ленька Золотой Зуб. Витька молотил руками без всякого разбору. Видно, он еще раз задел вожака по челюсти, потому что тот охнул и схватился руками за лицо. И тут Витька нанес ему в подбородок великолепный удар. Череп нелепо взмах-гул руками, стараясь за что-нибудь уцепиться, и с коротким захлебнувшимся воплем провалился в грохочущий проем вагонной двери. Витька видел, как Череп, кувыркаясь через голову, покатился по крутому травянистому откосу вниз…

Когда Витька обернулся, то увидел в тамбуре только женщину. Она, кусая губы, смотрела на него. В глазах ее все еще был ужас. Сашки и Леньки Золотого Зуба не было.

— Где они? — спросил Витька, слизывая кровь с губы. Женщина показала глазами на дверь, ведущую в другой вагон. Витька бросился туда. В соседнем тамбуре никого не было. Он подергал за ручку — дверь не подалась. И тогда Витька сообразил, где они. Выскочив на площадку между вагонами, он по узкой железной лесенке полез на крышу.

Сашка и Ленька Золотой Зуб уже перебрались на следующий вагон и бежали по бурой крыше. В одной руке Ленька держал чемодан.

— Сашка-а! — закричал Витька, осторожно шагая по раскачивающейся крыше. — Погоди-и, Са-ша-а!

Ладонщиков остановился и оглянулся, но Золотой Зуб двинул его в спину кулаком, и Сашка побежал дальше. Тогда Витька тоже припустил по крыше. Железо продавливалось и гремело. Погоня продолжалась до самого паровоза. Витьке в глаз попала угольная крошка, он остановился и стал тереть к носу. Когда он снова пустился в погоню, то мальчишек на крыше не было. Подбежав к последнему вагону, Витька увидел, как Ленька бросил чемодан под откос. Они с Сашкой уже стояли на подножке.

— Стой, Сашка-а! — сквозь свист ветра, грохот и пыхтение паровоза закричал Витька. — Я встретил твоего дядю-ю… Слышишь, дядю-ю!

Сашка задрал голову, но Ленька что-то сказал ему и показал вниз. Сашка еще раз оглянулся и прыгнул. И сразу вслед за ним махнул с подножки Ленька.

Сидя на крыше вагона, Витька видел, как они проехались на животах по песку и потом встали. Видно, насобачились сигать на ходу. Сашка во все глаза смотрел на Витьку. Голова его медленно поворачивалась вслед поезду, который, огибая подступившее к самой насыпи озеро, стал замедлять ход. И Витька что было мочи опять закричал:

— Прыгай на подножку-у! А то я спрыгну-у!.. Видя, что Сашка стоит, а последний вагон уже миновал его, Витька выпрямился, намереваясь спуститься вниз, и увидел, что Сашка обеими руками показывает на свою голову… Донесся его далекий крик:

— Мост… голову-у…

Витька инстинктивно пригнулся, и в ту же секунду над ним загремело, загрохотало, стало темно. Красные фермы железнодорожного моста, казалось, обрушились на поезд, похоронили его под собой. Когда вагон вынырнул из-под моста, Витька увидел маленькую фигуру в свитере, догоняющую последний вагон. Сашка бежал, размахивая руками и нагнув голову. На путях стоял его дружок с чемоданом в руке и грозил кулаком. Вот Сашка выбросил вперед руки, намереваясь ухватиться за подножку, споткнулся и чуть не упал.

— Ну еще нажми! — шептал Витька, сидя на вагоне. Поезд огибал тускло мерцающее сталью озеро, и на изгибе все было отлично видно.

Сашка наконец ухватился за подножку. Немного проволочился ногами по бровке, затем с трудом вскарабкался на первую ступеньку…

Когда Витька возвращался по крышам к своему вагону, по обе стороны железнодорожной насыпи синели озера. Над ними летали чайки. Свежий влажный воздух дурманил голову. Витька шел и улыбался. Когда он спустился в тамбур, крепкая рука вцепилась в его плечо.

— Ну вот, — сказал рослый человек в железнодорожной фуражке. — Один бандюга попался!

Огненный вал с черным шлейфом разгуливал по широкому переспевшему ржаному полю. Иногда пламя прижималось к земле — и тогда клубился густой дым, но потом снова взметывалось вверх — и снопы искр разлетались во все стороны. Сразу за полем начинался сосновый бор. Горячий поток воздуха подхватывал искры и языки пламени и бросал на деревья. Потрескивала, сворачиваясь в тугие кольца, красноватая кора, вспыхивали и гасли сосновые иголки.

Трехтонка, резво подпрыгивая на вспаханной снарядами дороге, мчалась вдоль горящего поля. В кузове гонялись друг за другом две пустые немецкие канистры. В кабине сидели Илья Перченко и Витька Грохотов. Желтый отблеск пламени освещал их напряженные лица. Илья сгорбился, пальцы его, вцепившиеся в баранку, побелели. Этот кусок дороги обстреливали из минометов. Сквозь грохот канонады слышался тягучий и унылый свист пролетающей над машиной мины. Взрывы раздавались то впереди, то сбоку. Один раз мина угодила в бушующее пламя. Взрыв взметнул в воздух черные комья земли и огненную шапку. Илья покосился в ту сторону и еще больше сгорбился. Витька сосредоточенно смотрел на дорогу. Еще один взрыв! Комья земли и осколки застучали в борт.

Но вот и долгожданный лес! Трехтонка на полной скорости нырнула под сень толстенных сосен и елей. Илья сбавил газ и вытер пот со лба.

— Кажись, пронесло, — выдохнул он.

— Далеко еще? — спросил Витька. Он был бледный и мрачный.

— Вот бор кончится…

Миновав опасное место, Илья успокоился и повеселел. Не выпуская баранку, он достал махорку, стопочку газетной бумаги, зажигалку. Долго пытался свернуть цигарку, но ничего не получалось. Дорога была неровной, извилистой, Илья хватался за руль — и махорка просыпалась. Витьке надоела эта свистопляска, он сам свернул цигарку, чиркнул зажигалкой и прикурил, а потом сунул Илье в рот.

— Ты еще не привык, — разговорился Илья. — Война есть война. Снаряд — он летит, сам не знает куда. Сегодня меня убьет, завтра тебя. Вот сейчас мина запросто могла в нас угодить, но бог миловал… Сидишь с человеком, ешь из одного котелка, спишь рядом, а завтра его наповал. Или тебя.

В лесу было непривычно тихо. Чуть слышно дубасил крупнокалиберный пулемет, ухали мины. Но это было где-то в стороне, за лесом. По правую сторону в ельнике, подмяв под себя молодые деревца, стояли наши танки. Механики в брезентовых куртках ковырялись в моторах. На пне, повесив голову, сидел танкист в расстегнутой гимнастерке и учился играть на гармошке.

Лес, танки — все это осталось позади. Трехтонка снова вырвалась на простор. Сразу за растоптанным в черных воронках овсяным полем начиналась деревня. Вернее, то, что от нее осталось: груды обугленных, развороченных бревен, рассыпавшиеся печки и колодец с задранным журавлем. Посередине дороги кто-то нарочно воткнул скворечник на длинной жердине. И самое удивительное — желтоклювый скворец преспокойно сидел на жердочке и смотрел на приближающуюся машину. Илья объехал скворечник.

В деревне — ни души. Война напрямик, не разбирая дороги, прошла через нее, не оставив ничего живого и целого.

За околицей Илья остановил машину.

— Видишь бугор? — показал он, не вылезая из машины. — Это и есть братская могила.

Витька вылез и по траве пошел к бугру. Илья посмотрел вслед и, приоткрыв дверцу, крикнул:

— Жди тут, я мигом обернусь!

Захлопнул дверцу, дал газ и умчался по пыльной дороге дальше в тыл, за боевым грузом.

Казалось, остановилось время и война куда-то ушла, забыв здесь на бугре Витьку Грохотова. Неподалеку шумели березы и осины. Листья вверху чуть заметно пожелтели, а внизу все такие же буйные и зеленые. Осколки посекли толстые стволы, и покрасневшая древесина источала горький сок. В одном стволе крепко застрял ржавый зазубренный осколок. Кто-то повесил на него помятый котелок, да так и забыл. В котелке сидела синица и звонко долбила в пустое дно.

• Предыдущая
• 71/73
• Следующая