Юрка Гусь - Козлов Вильям Федорович - Страница 28

• Предыдущая
• 28/57
• Следующая

— Ну, если слушается, — подмигнул Васильку чернявый, — то другое дело… Может быть, малыш, ты нам продемонстрируешь свое умение?

Юрка растерянно замолчал. Теперь все пропало. С какой стати Дик его будет слушаться?

— Начинай, — сказал чернявый. — Будет пес тебя слушаться — твой. Нет — забираем. Договорились, малыш?

Это был последний и один-единственный шанс. И Юрка решился.

Он подошел к Дику, прижался к его морде щекой и прошептал: «Дик, ну, Дик?»

— А что я ему должен говорить? — спросил он.

— Подавай команды, — сказал чернявый.

Гусь потерся щекой о морду собаки, погладил и отошел к порогу. Дик (он все еще сидел недалеко от ножки стола) проводил его взглядом.

— Ко мне, Дик! — сглотнув слюну, позвал Юрка.

Овчарка внимательно смотрела на него, но с места не двигалась. «Эх, Дик, — с болью подумал Юрка. — Ну что же ты?» И снова позвал, вернее, не позвал, а попросил:

— Дик, ко мне.

Юрка не верил своим глазам: овчарка встала, подошла к нему и села у левой ноги.

Летчики переглянулись. Чернявый потер обожженную щеку и сказал:

— Это случайно… А ну, подай другую команду.

— Лежать! — ликуя, произнес Юрка. Он теперь был уверен, что Дик сделает все, что он ни попросит.

Дик лег, выбросив вперед сильные лапы.

— А теперь какую? — обернулся счастливый Юрка к летчикам.

Он повторял за чернявым самые различные служебные команды, и Дик четко выполнял их. Радость захлестнула Гуся. Страх прошел, и голос его звенел на всю избу. Рита давно налила чай в стаканы и, забыв про гостей, изумленно смотрела на Юрку и Дика. Дик вошел во вкус и по первому приказанию охотно бегал, ползал, лаял, приносил апорт, охранял вещи.

— Пошли его в военторг за папиросами, — сказал чернявый, — да смотри, чтобы сдачу принес…

Летчики рассмеялись.

— Что ты будешь делать с ним? — спросил Вася-Василек. — Одному не прокормиться, а с овчаркой пропадешь.

— Он кости любит, — сказал Юрка. — Я буду в столовой брать кости.

— А хлеб, мясо?

— Накормлю.

— Дик мало ест, я знаю, — ввернула Рита.

— Говорю, не пропадет, — сказал Гусь. — Свой обед отдам, а голодать не будет.

— Ты выиграл, малыш, — сказал чернявый. — Дик — твой. Но если будет с едой туго, не губи собаку. Сразу приводи к нам.

— Идет, — кивнул Юрка. А про себя подумал: «Как же, приведу. Мой Дик!»

— Приходи в столовую за довольствием, — сказал Вася-Василек. — Котелок у тебя есть?

— А у вас кашевар не жадный? — спросил Юрка. — Даст?

— Бери котелок побольше.

Летчики выпили по два стакана чаю, поблагодарили.

— Хочешь, я тебя на штурмовике прокачу? — предложил чернявый Юрке.

— Я с Северовым летал, — сказал Гусь. — Вот был летчик!

— Как хочешь, — усмехнулся чернявый. — Ну, будь здоров, малыш.

Они ушли. Юрка гладил Дика и размышлял: почему чернявый летчик все время усмехается? Слово скажет и сразу усмехнется. А вообще он, видно, мужик хороший. Где это его так крепко обожгло? В самолете, наверное. И Вася-Василек хороший. Только он совсем на летчика не похож. Какой-то стеснительный, как красна девица. И глаза у него синие, девичьи, и румянец все время играет на щеках — все и зовут его Вася-Василек. Имя совсем для летчика, да еще Героя Советского Союза, неподходящее. Это он на земле такой…

Хороший народ летчики. Но уходить надо. Работы на аэродроме закончились. Ничего больше копать не надо. Солнце высушило всю воду. На летном поле выросла высокая редкая трава. Когда издали смотришь на взлетающий самолет, то кажется, что он по ржаному полю бежит. Трава стелется позади самолета, волнами разбегается вокруг. Летчики сбросили толстые меховые куртки и надели легкие кожаные. И унты сняли. Пришло лето. Жарко на земле. А в небе никогда не бывает жарко. Там прохладно. И чем выше, тем холоднее. А если подняться совсем высоко, куда штурмовики не поднимаются, там в любую жару — мороз. Это техник Саша говорил. Юрка встретился с ним на могиле Северова. А потом они пошли на аэродром. Саша готовил к вылету штурмовик, а Юрка подавал инструменты. Самолет был новый. И летчик летал на нем молодой, незнакомый. Только что прибыл из авиационного училища. Высокий, с длинным носом и огромными ступнями. Таких больших ног Юрка еще ни у кого не видел. Он спросил Сашу, какой размер обуви носит летчик. Саша сказал, что «сорок последний». И еще спросил Юрка: как этот летчик, ничего парень? Саша пожал плечами и неохотно сказал: «Поживем — увидим».

О Северове Саша мог рассказывать часами. А Юрка мог слушать сколько угодно. Он слушал Сашу и гордился другом.

Катя на другой же день после похорон ушла из Градобойцев. Юрка проводил ее до леса. Лицо у Кати побледнело, осунулось, а глаза вроде бы еще больше почернели. В них была такая боль, что Юрка не решился первый заговорить с Катей. Они молча миновали мост. Речка была в этом месте мелкая, и дно просвечивало. Круглые камни, ржавые железяки усеяли речку. А рыбы не видать. Даже мальков. За мостом на пригорке стояли березы. А дальше — околица.

— Я пойду, — сказал Юрка.

Катя остановилась, как-то странно посмотрела Юрке в глаза и сказала:

— Ежик, зачем ты меня познакомил с ним?

Юрка растерялся, сразу не нашелся что ответить.

— Он про тебя все время спрашивал, — немного погодя сказал он. — Интересовался.

— Почему так случилось? Почему?!

— Снарядом в бак, — сказал Юрка.

— Ежик, ты не будешь летчиком…

— Буду, — сказал Юрка.

Катя нагнулась, в губы поцеловала Юрку. И быстро зашагала по тропинке мимо берез, кустов.

— Он сказал, что ты красивая, — вдогонку сказал Юрка. Но Катя не остановилась. Наверное, не расслышала.

Ушла Катя. И Юрке нужно уходить. Он вспомнил, как они ходили за березовым соком, как их обстрелял «юнкерс». Чудак все-таки Северов. Гладил березу и что-то толковал про скворцов. Поют, говорил, хорошо они. И когда утром под окном береза шумит, тоже хорошо… Вернувшись домой, Юрка отыскал в сарае ржавую лопату. Хотел один уйти, но раздумал. Остановился на пороге и сказал Рите:

— Эй, пойдем в лес.

Он почему-то никак не мог назвать ее по имени, хотя и чувствовал, что такое обращение, как «Эй! А ну-ка ты, послушай!», обижает девочку.

— В лес? — удивилась она. — Думаешь, грибы поспели?

— Эти… цветочки Северову.

— Цветы руками рвут, — сказала Рита. — Зачем лопата?

— Пойдем, — сказал Юрка.

Трещинка на березе почернела. По краям ее желтыми бугорками затвердел сок. На том месте, где была бутылка, высоко поднялась трава. Северов стоял вот тут и гладил ствол. А вон на той лужайке их обстреляли.

— Здесь что-то цветов не видно, — осмотревшись, сказала Рита. — Я пойду дальше.

— Скажи: красивая эта береза? — спросил Юрка, разглядывая ствол.

— А ты слепой?

— Красивая, — сказал Юрка. — Ее без трактора не дотащишь…

Он подошел к другой, молодой тонконогой березке и покачал ее за ствол. Листья вздрогнули.

— Шумит, — сказал Юрка и, поплевав на ладони, с маху вонзил лопату в твердый дерн.

Выкопать березу оказалось делом нелегким. Она успела глубоко врасти в землю. Стряхнув с корней комки, Юрка взвалил дерево на плечо.

— А цветы? — спросила Рита.

— Бери лопату, и пошли, — скомандовал он.

Березу посадили рядом с могилой.

— Полить надо, — сказал Юрка и стал озираться: нет ли рядом подходящей посудины. Ничего не увидев, он стащил с головы подаренный Северовым шлем и спустился вниз к речке.

Шлем был кожаный, и вода из него не вытекала. Раз пять спускался Юрка к речке за водой. Рита, присев на корточки, ладонями разравнивала вокруг березы сырую желтую землю.

— Огромная вырастет, — сказал Юрка. — Ни одного корня не повредил… После войны я сюда скворечник приколочу. В нем будут скворцы жить и чвирикать… Он говорил, что любит, когда скворцы чвирикают.

Они долго сидели рядом и смотрели на речку, что плескалась внизу в пологих берегах. Три больших утки полоскали широкие клювы в затянутой ряской воде.

• Предыдущая
• 28/57
• Следующая