Варшава - Козлов Владимир Владимирович - Страница 26

• Предыдущая
• 26/43
• Следующая

– За сколько возьмете все?

– За двести тысяч.

– Может, хоть двести пятьдесят?

– Нет, двести. У тебя ничего такого нет, это все привозят. А сейчас знаешь, как товар плохо идет?

Другие перекупщики складывают товар в старый «фиат» с польскими номерами. На асфальте валяются газеты, куски картона, клеенки. Солнце садится за двухэтажные дома.

Автобус тормозит у стадиона в Варшаве. Рядом – еще десятка три автобусов, почти все с белорусскими, российскими и украинскими номерами. Старшая группы берет микрофон.

– На закупку – три часа. Ровно в тринадцать ноль-ноль все должны быть здесь, ждать никого не будем. Кто не успел – тот опоздал, будет сам добираться. И для тех, кто здесь первый раз, говорю: не ходите наверх, на сам стадион. Все то же самое есть внизу. А наверху – наши перекупщики, они хуже, чем рэкетиры. Заберут деньги и дадут пизды. Короче, я вас предупредила.

Иду по рядам с кожей. Жарища. Продавцы пьют лимонад из желтых пластиковых стаканов.

«Косуха» есть у толстого черного мужика, похожего на турка. Все, как у настоящей: косая железная молния, заклепки, ремень с пряжкой внизу, три кармана на молниях и один на кнопке. Только кожа слишком тонкая – обычная, как на других куртках. Внутри – бирка «Italy Style».

Я спрашиваю:

– Иле то каштуе?

– Осемдэсьте доларов.

Я мну руками воротник куртки.

– А дешевле?

Поляк мотает головой, я поворачиваюсь уходить.

– Седэмдэсьте пенть.

– Хорошо. В злотых это сколько?

Поляк вытаскивает калькулятор, считает.

– Мильон пентьсот пеньдесёнт.

– Померить можно?

Продавец снимает «косуху» с вешалки. Я сбрасываю свою куртку, кладу на баулы, надеваю «косуху». Поляк подносит зеркало. Куртка мне – самый раз. Даже добитые левые «ливайсы» смотрятся с ней нормально.

Отсчитываю деньги, сую поляку, «косуху» не снимаю. Он дает мне черный пакет, я всовываю в него старую куртку.

До отъезда – больше двух часов. Выхожу из ворот стадиона, иду по улице. На газоне у тротуара – свежая трава, бычки, смятые пачки от сигарет. Я сажусь на лавку, бросаю рядом пакет с курткой, задираю голову. По небу летит маленький белый самолет.

Стою в фойе журфака, жду звонка. Если Оля пошла на последнюю пару, то скоро должна быть здесь. Недалеко от меня топчется чувак в грязных джинсах и черных высоких ботинках, с панковским гребнем. Замечает, что я смотрю на него, спрашивает:

– Сигареты есть?

– Нету.

Панк отворачивается.

Резко звенит звонок, я вздрагиваю. В фойе спускается народ. Много девушек в коротких юбках и платьях. Среди толпы – Оля, в черных джинсах и синей кофте. Она замечает меня, подходит.

– Привет. Ты меня ждешь?

– Да. Привет.

Она улыбается.

– Рада тебя видеть.

– Точно?

– Точно. Как твои дела?

– Нормально.

– Пойдем?

Она выходит первая, придерживает мне дверь.

Идем по проспекту. Оля говорит:

– Такой приятный вечер. Свежая зелень, запах сирени… И скоро лето…

Я киваю. Она спрашивает:

– Что у тебя происходит, чем занимаешься?

– В Польшу ездил – торговать.

– Да?

– Уже два раза. Две недели, как приехал последний раз.

– Странно так… В Польшу, торговать…

– Почему странно? Что, из твоих знакомых никто не ездит?

– Не-а. Это, наверно, страшно? Рэкетиры, мафия… Ты не боялся?

– Так, а что бояться? Я не один был, с группой.

– А сама Польша? Понравилась?

– Так себе. Варшава – да, там небоскребы, здания красивые, а в других городах – все как у нас, только рекламы больше.

Впереди нас идут парень с девушкой. Она держит в руке розу. Парень что-то шепчет ей на ухо.

– А я скоро тоже поеду – в Германию. Учиться, на год. У нас такая программа обмена.

– Скоро – это когда?

– В июне. Сессию – досрочно. А там нас сначала будут два месяца учить языку, готовить…

– А в какой город?

– В Берлин.

– Ты рада?

– Еще бы. А ты что, не хотел бы поехать поучиться за границей? Все бесплатно…

– Хотел бы, но у нас почти никого не посылают с факультета. С немецкого – посылают, там еще с ГДР какие-то связи были.

У кафе «Свитанак» толпятся подростки в шмотках ярких цветов. У некоторых в руках бутылки пива.

Оля говорит:

– Я сейчас на метро – поеду до Московской.

– Проводить тебя?

– Не надо.

По проспекту проносятся машины, подростки что-то орут друг другу, слов нельзя разобрать. Я спрашиваю:

– Напишешь мне письмо из Германии?

– Хорошо. Давай адрес.

– Я дам адрес родителей – не хозяйки. Надеюсь, на будущий год буду жить не у нее.

Я достаю блокнот, нахожу в конце чистую страницу, вырываю, пишу адрес.

– Ну, хорошо тебе съездить.

– Спасибо. Тебе тоже удачи. Пока.

– Пока.

Я поворачиваю на улицу Ленина, иду вниз к Немиге.

Захожу в гастроном, беру бутылку пива. На улице понимаю, что зря не попросил открыть. Возвращаться лень. Цепляю пробку за крепление водосточной трубы, дергаю. Бутылка соскальзывает, разбивается о стену. Пенное пиво выливается на асфальт. Два чувака у входа в магазин хохочут, показывают большие пальцы. В стоящем у тротуара «БМВ» играет «Ace of Base»:

Оглядываю еще раз комнату – вроде, ничего не забыл. Выхожу на балкон. Там два резиновых мяча и десяток пластмассовых ведерок – не влезли в сумку, когда второй раз ехал в Польшу. Мне они больше не нужны.

Заглядываю в хозяйкину комнату. Она спит под двумя одеялами. Над кроватью – поеденный молью ковер, на нем фотографии в овальных рамках. Я кладу на стол тысячу – долг за последние полмесяца.

Электричка едет по мосту над рекой. Внизу пасутся кони. Идет дождь. Напротив меня – толстая тетка в платке и два пацана. Им лет по девять-десять, оба в облезлых спортивных штанах. Один встает ногами на сиденье, высовывает голову в окно.

Мамаша орет:

– Игар, убяры галаву, а то щас атарве.

Он не реагирует. Второй пацан резко срывает с него штаны с трусами. Мелькает худая белая жопа. Пацан подтягивает штаны, кидается на второго. Они падают на пол электрички, катаются по нему, сцепившись. Мамаша кричит:

– Перастаньте, прыдурки! Што люди скажуть? Я думала, Сашка трохи разумнейшы, а вы абои адинакавые далбаёбы.

Пацаны отдираются друг от друга, садятся рядом с мамашей. К их шмоткам прилип мусор.

Игорь спрашивает:

– Мам, а кали нам назад у школу?

– Што, ужо назад захатели? – Мамаша растягивает толстые губы. – Увосени, хлопцы. Во атъядитесь трохи, пабегаете лета, а там назад у сваю школу для дурных.

Она чешет ногтем колено. У нее толстые, опухшие ноги с выступающими венами.

Ходим с Антоном по «Спартаку», ищем ему джинсы. В толпе некоторые держат пятерки и десятки долларов – продают.

– Сечешь, как Россия хитро сделала, – говорит Антон. – Рубли нового образца, а все старые – гуляй, Вася.

– А что делать, у кого остались?

– Что делать? Лапу сосать – в сберкассе можно поменять только по пять тысяч на человека, а если больше, то до свиданья. Не, нормально они сделали, правильно. Раз у нас своя валюта, «зайцы», то чего это еще и рубли должны ходить? Видишь, все продают баксы – это доллар резко скакнул за белорусские.

Высокий волосатый мужик держит крышку от обувной коробки, на ней от руки написано: «Куплю российские рубли 1: 1,3».

Антон говорит:

– Во, видишь – какой курс? А скоро вообще будет один к двум. Тогда выгодно станет не в Польшу ездить на торги, а в Россию. Загранпаспортов никаких не надо, виз – ничего.

• Предыдущая
• 26/43
• Следующая