Горячие сердца - Либер Вивиан - Страница 4

— Миссис Пикфорд всегда была очень строга. Если бы она узнала, что по моей вине кто-то усомнился в порядочности ее внучки, она бы, она бы…

— Оставляла бы тебя целую неделю после уроков? — оборвал его Гибсон.

— Ради Бога, Гибсон, это серьезно, — тяжело вздохнул шеф. — Я прислал к тебе Мими не для того, чтобы она раздевалась. Я прислал ее, чтобы она о тебе позаботилась. Ты меня беспокоишь. И ты нужен мне здесь.

— Тебе больше незачем из-за меня переживать, — голос Гибсона прозвучал неожиданно дружелюбно. — Я уволился. Но для чего ей все это?

— Она завалила практический экзамен.

— Ты заставил ее пройти кросс? — Гибсон подумал о получасовом испытании, которому подвергался и сам, когда устраивался на работу в пожарную часть. Конечно, он справился без труда, но ведь у него за плечами были десять лет службы в Чикаго, а там случались вещи и посерьезнее, чем этот кросс. Он ежедневно тренировался: занимался бегом, прыжками, делал упражнения с гантелями, понимая, что это пригодится.

Но ни один человек не осилил бы это испытание без подготовки. Тем более хрупкая девушка, чье тело больше подходит для…

При мысли о совершенной им ошибке из груди Гибсона вырвался тяжкий вздох. Единственным, хотя и слабым утешением было то, что любой мужчина на его месте подумал бы то же самое.

— Я должен был отговорить ее, но она была единственным кандидатом на вакантное место, — продолжал шеф. — Конечно, она провалилась, но девчонка точь-в-точь как ее бабушка.

— Тоже очень строга?

— Нет, Гибсон. Просто у нее сильный характер. Они обе такие. Если Мими чего-то хочет, ей лучше не мешать, а иначе прочь с дороги. Она решила стать пожарным. Хотя Грейс-Бей потеряет в ее лице первоклассную официантку.

— Не могу судить, — сухо отозвался Гибсон. — Я ни разу не был у Бориса.

— Ты многое потерял. Иногда зайдешь туда усталый после долгого рабочего дня, она улыбнется, и одинокая трапеза превращается в праздник. Если ты извинишься, она может поговорить с тобой, если тебе это нужно. А по-моему, тебе это нужно.

Гибсон закрыл глаза.

— Я пообещал ей, что, если она поможет тебе, я разрешу ей пересдать экзамен, — продолжал шеф. — Сомневаюсь, что ее призвание — быть пожарным, но, возможно, так она разберется в себе самой и поймет, что ее главный талант — способность помогать людям. А я смогу вернуть тебя.

— Я же подал заявление об уходе.

— Пока, Гибсон, — сказал шеф. — Да, кстати, не забудь попросить у Мими прощения за свою ошибку. Иначе мне предстоит объяснение с миссис Пикфорд. Надеюсь, ты понимаешь, что это не доставит мне большой радости.

Шеф повесил трубку прежде, чем Гибсон успел уже в сотый раз повторить ему, что не вернется.

Гибсон оглядел комнату: кругом царил хаос. А ведь когда-то, до пожара, образцовый порядок был для него предметом гордости. В доме была идеальная чистота, все вещи лежали на своих местах. Он потер подбородок, заросший двухдневной или трехдневной — а может, и четырехдневной щетиной.

Разлад был не только в его квартире, но и в нем самом.

Он тяжело вздохнул, и вздох отозвался болью в ребрах. Гибсон осторожно дотронулся до них. Приподнялся, стараясь не замечать, как напряглись все нервные окончания, и сел. Попытался встать на ноги.

Бесполезно.

Придется ползком. Как всегда. Но только не в ее присутствии.

— Мисс Пикфорд, вы не могли бы подойти сюда?

— Да, Гибсон, — отозвалась она, вплывая в гостиную с перекинутым через плечо полотенцем. В руках она несколько брезгливо держала грязную решетку с его плиты. — Кстати, вы можете называть меня по имени, мы ведь теперь будем часто видеться.

— Хорошо, Мими, хотя я называю вас так в последний раз. Потому что вы уходите. Немедленно. Но прежде я бы хотел перед вами извиниться. Я был не прав. Вы не стриптизерка и не танцовщица, как я подумал, да и вообще было глупо решить, что шеф прислал вас сюда раздеваться. Пожалуйста, не говорите ничего вашей бабушке.

— Об этом не беспокойтесь. Но я не уйду.

— Я вызову полицию.

— И что вы им скажете? — поинтересовалась она. — Что я вломилась в дом и роюсь в вашей грязной посуде?

— Выметайтесь! — закричал Гибсон, разом забыв обо всех приличиях. От крика заболели ребра, но все же было приятно сбить спесь с этой упрямой жизнерадостной блондинки. — Вечеринка окончена. Убирайтесь вон из моего дома!

— И не подумаю. Я собираюсь стать пожарным, а для этого мне придется остаться.

— Я не шучу.

— Я тоже говорю совершенно серьезно.

Их взгляды скрестились, словно шпаги в поединке двух волевых людей, привыкших добиваться своего. И ни один не собирался уступать.

— Но какого черта вам втемяшилось в голову стать пожарным?

— Потому что это лучше моей теперешней работы.

— Шеф считает вас чуть ли не гениальной официанткой. Почему бы вам и дальше не оставаться в ресторане?

— Но в моей жизни ничего не происходит. А я жду от нее большего. Мне двадцать пять, а у одинокой женщины не так уж много шансов в таком крохотном городке, как Грейс-Бей.

— Езжайте в большой город. Выходите замуж. Уверен, все ваши подруги так и сделали.

— Это правда. Большинство так и поступили — уехали или завели семью. Но у меня есть бабушка.

— Учительница английского?

— Вы слышали о ней?

— Да, кое-что слышал. Вы ведь упрямая. Почему бы не поставить ее перед фактом: скажите, что уезжаете, и точка.

— Это не так просто. Она нездорова, как и все пожилые люди. Ничего серьезного, ничего такого, с чем нельзя справиться — если есть кому помочь. У нее никого нет, кроме меня. Если я уеду, ее придется перевезти в дом для престарелых, а там она не будет счастлива.

— И вы уверены, что, став пожарным, измените свою жизнь к лучшему? — в его голосе прозвучала насмешка.

— Я хочу от жизни чего-то большего. Не поймите меня неправильно. Труд официантки почетен. Я проработала уже много лет и горжусь этим. Но это не то, что мне нужно. Кроме того… Я видела вас той ночью.

— Какой ночью?

— Когда случился пожар. Я видела вас по телевизору, вы совершили подвиг…

— Никогда, слышите, никогда не смейте называть меня героем, — Гибсон произнес это тихо, но в голосе слышалась угроза. И оба они поняли, что это слово больше не сорвется с ее уст.

Он сделал глубокий вдох, несмотря на боль в ребрах.

— Послушайте, мисс Солнечный Лучик, работа пожарных совсем не такая, какой вы ее представляете. Долгие, нудные часы бездействия сменяются настоящим кошмаром. А женщине вроде вас — симпатичной и все такое — придется выносить к тому же перепалки с парнями.

— Это не так уж отличается от работы в ресторане, — язвительно заметила она. — Бесконечные часы, когда нет посетителей и нечего делать, а затем наступает «час пик», когда приходит толпа народа и каждого нужно немедленно обслужить. И парни от меня не отстают.

— Вы меня не поняли. Говорю вам, не делайте этого. Не становитесь пожарным.

— А я говорю, оставайтесь при своем мнении. И я останусь при своем.

— Господи, мне бы надо взять вас в охапку и вышвырнуть за дверь.

— Да, но вы не можете, — она торжествующе улыбнулась. — Я буду на кухне. Не знаю, что вы делали с плитой и когда чистили ее в последний раз, но на конфорках толстый слой копоти. Так что расслабьтесь и подумайте, что вы хотите на обед.

Гибсон застонал. Если бы он только мог встать! С каким удовольствием он вышвырнул бы ее отсюда. Но стоило ему в очередной раз сделать попытку подняться, как боль, пронзившая все тело, напомнила ему об унизительной истине: он ничем не мог помешать Мими Пикфорд.

При виде расставленных на подносе яств у Гибсона потекли слюнки.

Как давно он не пробовал такой еды! Вот уже целую неделю его рацион составляло в основном содержимое картонных коробок, доставляемых из пиццерии прыщавым подростком по имени Сэм. Парню причиталось пять долларов чаевых, если он забирал старые коробки с собой. Даже семь, если он прихватывал еще и газеты.