Прыжок - Коул Мартина - Страница 17
- Предыдущая
- 17/175
- Следующая
— Но что же мне делать, Джорджио? — тихо спросила она. — Чем мне заниматься целыми днями, пока ты здесь? Наши друзья относятся ко мне так, будто я или мы разносим чуму. Или, лучше сказать, твои друзья. Мне никто из них не нравится. Я постоянно выслушиваю от них сентенции о людях, возвращающихся с лесоповала. Это выражение Дэви, а не мое. Все наперебой внушают мне, чтобы я занималась делами мужа. Так скажи же мне, Джорджио, что мне делать, а? Должна ли я сидеть дома, как Золушка, одетая и причесанная, хотя мне некуда идти? Или как? Вчера я поняла, что мне нужна какая-то работа. Я не могу каждый день сидеть в своем доме и ждать, когда ты мне напишешь письмо или когда пора будет ехать к тебе на свидание. Ты же больше не приходишь домой, не забывай! Я одна. Совершенно одна, за исключением Долли. У меня даже нет ребенка, чтобы тот занимал мое время. А теперь я пытаюсь проявить интерес к бизнесу, а ты смеешься надо мной, как над глупой девчонкой. Так скажи мне, любовь моя, что мне делать?
За последние двадцать лет Джорджио никогда не слышал, чтобы его жена так говорила. Раньше она всегда высказывала лишь то, что он хотел услышать. Он понял, что девять месяцев, предшествовавшие суду, стали временем серьезных испытаний для нее. И неожиданно посмотрел на жену новым взглядом, словно бы со стороны: как она красива, как стройна. Увидел ее глазами других: очаровательной женой Джорджио Бруноса. Она служила ему украшением, а страсть, которую он к ней испытывал, настоящая страсть, сглаживалась домашней фамильярностью… Вот она стоит сейчас рядом с ним, и он должен быть благодарен ей за это. Другие жены в ее положении быстро набили бы себе карманы и вырвались прочь из дома раньше, чем состоялся бы суд!
Джорджио очень глубоко вздохнул. Впиваясь мягким взглядом карих глаз в жену, нежно произнес:
— Прости меня, Донна. Ты права. Я слишком много думаю о себе. Я всегда занимался только собой. Это плохая привычка, но она у меня с детства. Мне мои грехи известны, как никому другому. Делай все, что считаешь нужным для себя. Просто я не хотел, чтобы ты надрывалась, когда в этом нет особой необходимости.
Она с трудом сглотнула, но в горле остался комок слез: «Что-то в последнее время у меня глаза постоянно на мокром месте».
— Мне нужно что-то делать, — вновь заговорила она. — Дом такой большой и пустой без тебя. И, помимо всего прочего, я раньше ждала, что вот ты приедешь вечером домой, и хранила этот дом для тебя, а не для себя. А теперь чувствую себя как в тюрьме. Вероятно, в тюрьме иного рода, чем твоя, но все равно в заключении. Брожу по дому, касаюсь разных вещей. Долли содержит дом в чистоте; он почти стерилен как операционная. Немного занимаюсь садом, иногда читаю журнал или книгу. Ложусь спать в девять, предварительно выпив снотворного и стакан шотландского виски. Ты такой жизни хочешь для меня, Джорджио? Так я буду медленно умирать от тоски, тревоги и сожаления. Впервые за двадцать лет супружества я предоставлена самой себе, и мне это вовсе не нравится. Я это ненавижу! Но дела сейчас обернулись так. Как только ты возвратишься домой, мы вернемся к нашему прежнему образу жизни. Однако сейчас я хочу работать. Думаю, это лучший выход для нас обоих.
Он кивнул:
— Прости, девочка моя, я открыл рот, не подумав. Поступай так, как считаешь нужным. На самом деле, я буду рад, даже если ты будешь больше заниматься делами. Если я не могу довериться тебе, то тогда кому же мне доверять?
Донна улыбнулась сквозь слезы. У нее появилось ощущение, что она выиграла что-то в этом споре. Она не могла пока точно определить, что именно. Но поняла: отношение мужа к ее словам по-настоящему задело ее за живое. И еще: она почувствовала, что теперь у нее появилась сила. Может быть, даже власть над Джорджио. В первый раз она настояла на своем, вела себя как более или менее самостоятельная женщина. То, как это происходило, конечно, обижало ее, с одной стороны. С другой стороны, какая-то часть души Донны была удовлетворительна. Она станет специалистом в бизнесе! Пусть этим она и обязана новому выражению мужниного лица. В первый раз за долгие годы она удивила его, и Джорджио обратил на нее реальное внимание. Муж нянчился с ней, ухаживал, но очень редко проявлял к ней настоящий человеческий интерес. Теперь он смотрел на нее с удивлением, и некое ревнивое уважение светилось в его темно-карих глазах.
Одно только это стоило всех усилий.
Маэв въехала на дорожку, ведущую к дому, и со скрипом затормозила. Она поглядела на внушительный дом старшего сына и вздохнула. Дом сейчас стоил почти миллион, хотя десять лет назад Джорджио построил его почти за бесценок. В отличие от других современных домов в окрестности этот был выстроен с размахом. Сложенный из кирпича, в нарочито георгианском стиле, дом имел при себе еще и теннисный корт, и бассейн, которые располагались на площади в три акра. В доме было шесть спален, три ванные комнаты и отдельная «бабушкина квартира», где жила Долли. Оранжерея на заднем дворе в длину составляла пятьдесят футов и в ширину — двадцать. Одна она стоила дороже, чем весь домик Маэв в Кэннинг-таун.
Маэв выбралась из своего «Фиата» и захлопнула дверь. В машине было полно мусора: старые обертки из-под мороженого регулярно разбрасывали внучата, окурки сигарет торчали из всех пепельниц. Машина выглядела побитой, ржавой, но Маэв любила ее. Джорджио же видеть не мог мать, за рулем «Фиата» и безуспешно предлагал ей купить новую машину. Поэтому Маэв всегда с особым издевательским удовольствием визгливо тормозила на его дорожке. Но теперь это удовольствие улетучилось, покинуло ее вместе с Джорджио.
Повесив через плечо потрепанную кожаную сумку, Маэв грузно зашагала по гравию мимо гаражных блоков, направляясь к парадному входу. Долли уже ждала ее. Женщины обнялись.
— Привет, Долли, дорогая. А где твоя подопечная? Где эта женщина?
Лицо Долли сморщилось от улыбки:
— Она скоро придет. Я сказала ей, что ты намерена приехать. И приготовила отличную запеканку.
Они прошли на кухню, и от аппетитного запаха у Маэв чуть не потекли слюнки. Как большинству поварих, любая еда, которой угощали и которую ей не нужно было готовить самой, казалась Маэв амброзией. Она ворчливо признавала, что готовить Долли умеет.
— Как она, Долли?
— Похоже, сейчас лучше. Когда его в первый раз приговорили, она чувствовала себя ужасно, да пребудет с ней Господь. Но за эти последние две недели немного собралась с духом. Днем она работает на автомобильном аукционе. Хотя по строительному бизнесу ездит советоваться к какому-то парню. Все что-то говорят Донне о Джорджио, в основном — забавное, чтобы рассмешить ее. Передают его любимые выражения. Так мне рассказывала Кэрол. Ну, вроде бы Донна, по-моему, в порядке. Если все как-то утрясется, то это будет замечательно.
Маэв одобрительно кивнула:
— Он мой сын, и я люблю его. Но, Долли, даже он не заслуживает такой девочки. Они веселят ее, Господи ты боже мой! А сам он сидит взаперти в «Паркхерсте», как какой-то преступник. Он велел Марио, чтобы тот не подпускал ее слишком к бизнесу. Девочка ничего не понимает, в том числе в чем замешан мой сынок. Если он такой умный, то от чего же гниет в этой тюрьме? Вот о чем я спрашиваю себя…
Долли ничего не отвечала, просто готовила чай. Маэв нужно было выговориться, сказать вслух, что она думает о Джорджио, и единственное место, где она могла сделать это, — здесь, в его доме. И в отсутствие невестки.
— …Знаешь, говорить подобные вещи — просто ужасно, и если бы мой старик меня услышал, он просто сошел бы с ума. Но я не слишком-то уверена, что мой Джорджио так уж невинен, как утверждает. В течение многих лет у него бывали то падения, то взлеты, и хотя полицейские ничего особенного не смогли доказать, я все равно нутром чувствую: здесь есть нечто большее, чем они знают или догадываются. Донна третьего дня сказала мне, что дом записан на ее имя. Понимаешь, только на ее имя! Ну а почему Джорджио должен был так сделать? Вот она, загадка! А она-то ничего об этом не знала. Он дал ей бумаги подписать, она и подписала. Донна сказала, что у них всегда так было заведено.
- Предыдущая
- 17/175
- Следующая
