Прыжок - Коул Мартина - Страница 31

• Предыдущая
• 31/175
• Следующая

Прибавив звука, он продолжил просмотр по телевизору передачи «Пятнадцать к одному». Никто не обратил внимания на Марчанта, когда тот с трудом поднялся на ноги и медленно побрел прочь из комнаты.

Долли готовила пирог, и сигарета угрожающе раскачивалась у нее во рту как обычно. (Джорджио любил шутить на эту тему: дескать, пепел сигарет улучшает рецептуру ее блюд.)

Она поставила на стол большую миску и положила ложку, чтобы выбросить окурок. Только Долли собралась снова взять миску, как услышала шум подъезжающей машины на дорожке. Она резко повернулась к молодому человеку, который сидел с ней рядом у стола, и бесцеремонно вытолкала того в заднюю дверь.

Донна подъехала к дому. Она взяла сумку, вылезла из машины, привела в действие центральный замок и подождала, пока мигнут лампы внутри машины. Раздался тихий щелчок: это машина автоматически закрылась.

Через парадную дверь она вошла в большую прихожую, миновала ее и оказалась в кухне.

Долли встретила ее улыбкой.

— Привет, дорогая! А я готовлю для нас вкусный пирог с корицей. Гуляш уже готов, его надо только разогреть. Сейчас поставлю кастрюлю в духовку. Кофе на плите. Может, ты пойдешь примешь душ, пока я все тут закончу?

Донна поставила чайник, достала две дешевые кружки из шкафчика и отпускающим жестом взмахнула рукой:

— Мне нужна лишь чашка крепкого чая, Долли. А ты составишь мне компанию?

Долли опять поставила миску и ложку на стол, подошла к Донне и взяла две китайские кружки у той из рук.

— Иди прими душ, — повторила она с нажимом, — а я приготовлю тебе чашку чая.

Донна на какой-то миг почувствовала раздражение, но быстро подавила его. Она отобрала кружки у Долли и твердо сказала:

— Нет, спасибо. Я пока не хочу принимать душ. Хочу приготовить себе чай.

Она заметила обиженное выражение на лице пожилой женщины, сразу смягчилась и нежно произнесла:

— Я не намереваюсь быть грубой, но иногда ты обращаешься со мной как с ребенком: «Иди туда, сделай то, иди сделай это». Скажу честно, иногда это меня немного утомляет.

Долли на несколько секунд прикусила губу.

— Прости меня, Донна, милая. Я просто пытаюсь помочь…

Донна прижала пожилую женщину к себе, вдыхая смешанный запах сигарет и продуктов, который вечно окутывал Долли.

— Я это знаю! Но давай серьезно, Долли: и Джорджио так же вел себя. Я никогда раньше не задумывалась над тем, почему вы обращаетесь со мной так, словно мне пятнадцать лет. А ведь мне уже скоро будет сорок! Даже Дэви и Кэрол позволяют себе давить на меня: потребовали, чтобы я сегодня поехала домой прямо с автомобильной стоянки… Я всего лишь хочу сказать, Долли, что в состоянии сама приготовить себе чашку чая. Пойми это, Христа ради!

Долли была ошеломлена. Она никогда раньше не слышала, чтобы Донна так говорила. Ни разу за все те долгие годы, что Долли проработала у Бруносов. Она почувствовала, что вот-вот расплачется, и резко отвернулась. А потом, чтобы скрыть слезы, приступила снова к взбиванию теста для пирога.

Донна плотно зажмурила глаза — настолько этот разговор ее взволновал.

— Прости, Долли, ты этого не заслужила.

Домработница подняла плечи и ответила:

— Нет, заслужила. Ты права: обращаюсь с тобой именно я как с ребенком. Ты для меня все равно что кровное дитя, Донна. Ничего не хочу этим сказать, кроме того, что мне нравится присматривать за тобой. Бог знает, но, возможно, я бы работала бы здесь и бесплатно… Я люблю тебя, девочка! И всегда любила.

Донна подошла к женщине и обхватила руками ее обширную талию.

— А мне нравится, когда за мной присматривают. В основном нравится. Просто сегодня я старая ворчунья. Ты простишь меня, Долли?

Долли громко фыркнула и вздохнула.

— Конечно, прощу. Ну так готовить чай или нет? У меня горло сухое, как помет канюка!

— О, Долли, сильно сказано!

Долли от души рассмеялась:

— Мой старикан отец часто говорил, что у него вкус во рту такой, как бандажа у турецкого борца. Вот это и вправду сильно сказано! — Теперь у нее голос окреп, как у прежней Долли.

Донна захихикала и принялась заваривать чай. Она чувствовала, что одержала небольшую победу. Донна от всего сердца любила Долли, но с недавних пор та стала обращаться с ней так, словно она сделана из тонкого фарфора: «Хотя раньше меня это как-то не задевало, не так ли?»

Джорджио всегда принимал за нее решения, начиная с того, какую машину ей купить, и заканчивая тем, какими цветами украсить дом. Он даже настоял на том, чтобы самому составлять меню и лично заказывать вина, когда они приглашали людей на обед. На протяжении многих лет она подчинялась его образу жизни и соглашалась с его планами, особенно когда Джорджио устраивал праздники, придумывал маршруты путешествий, заказывал места в отелях и билеты на самолет, не советуясь с ней. Он даже говорил ей, как подстричь волосы! Она подавляла в себе чувство протеста, но теперь оно вырвалось на поверхность. У Донны появилось отчетливое ощущение, что она вылезает из кокона… Она осталась довольна собственной метафорой: «Донна Брунос, жена Джорджио Бруноса, короля тестостерона и лучшего из мужчин Эссекса, постепенно превращается в полноправную личность. А теперь перейдем к другим новостям…» — Донна рассмеялась своим мыслям.

Долли загадочно улыбнулась ей:

— Небось пенни отдала за них?

Донна поставила все те же дешевые кружки на стол и улыбнулась в ответ:

— Они не стоят и пенни. Иди пить чай.

Долли зажгла очередную сигарету и присела к столу. Сняла тапочки и пошевелила пальцами ног.

— Знаешь, ты права, Донна, насчет того, о чем говоришь. Я понимаю, что обращаюсь с тобой, как с ребенком, но ты так действуешь на людей. Заставляешь их возиться с тобой.

Дым от сигареты заставил Донну зажмуриться, и на какую-то долю секунды она увидела Долли глазами других: крупная, ширококостная активная женщина с плохо подогнанными зубными протезами и химической завивкой, короткие пухлые пальцы и обломанные ногти, морщинистое лицо — скуластое, толстощекое, жир перекатывается под безукоризненно чистым фартуком… Донна почувствовала прилив нежности к ней.

— Ну, не надо слишком уж меня опекать Долли. Отныне мы с тобой будем на равном положении в доме, ладно?

Долли кивнула и глубоко затянулась сигаретой:

— Ладно.

Она отпила чаю и поморщилась, поскольку в нем не было сахара. Добавила три ложки с верхом и улыбнулась от мысли, что в этот самый момент трое мужчин прячутся в подвале и на улице. «Мы с тобой равны, Донна, любимая, — подумала она. — Но что касается обязанности опекать тебя, то кто-то же должен это делать! Твой старичок поручил мне оберегать тебя так, как если бы ты была самим дьяволом».

Обе женщины продолжали дружелюбно болтать, в то время как Пэдди Доновон и его ставленники со всех углов просматривали подходы к дому: «Когда эти ничтожества — люди Левиса — нанесут удар, мы будем к этому готовы».

Джорджио наблюдал, как Левис играет в шахматы с одним из своих подручных — с Рикки. Риккардо Ла Бретта, известного больше под именем Рикки, крупного мужчину, происходившего из афрокарибской семьи, все знали в крыл, как человека с мощными мускулами и еще более внушительным интеллектом. Если кто-нибудь что-то хотел точно узнать, ему однозначно следовало идти к Рикки. Это может показаться странным, но Левис, по натуре — непоколебимый расист, охотно общался с Рикки. Джорджио подозревал, что Левис, выставляя себя интеллектуалом, надеялся, что благодаря дружбе с Рикки на всех его действиях будет стоять печать общественного одобрения. Почему Левис хотел произвести впечатление на среднего заключенного из числа приговоренных к пожизненному заключению, оставалось вне понимания Джорджио. Ведь Левис никогда в своей жизни не руководствовался обычной человеческой логикой. «Что ж, — рассуждал Брунос, — почему бы ему не начать делать это сейчас?»

• Предыдущая
• 31/175
• Следующая