Покров для архиепископа - Тримейн Питер - Страница 55

Геласий подался вперед, нахмурился.

— Но зачем он это сделал, этот священник? — спросил он.

— Потому что, — продолжала Фидельма, — этот священник жаждал власти. Ваша Римская церковь не может сделать настоятелем или епископом человека, имеющего жену и детей. И властолюбие в душе у этого человека затмило совесть.

Лицо настоятельницы Вульфрун начало заливаться алой краской.

— Я отказываюсь сидеть здесь и слушать, как эта чужеземка говорит так о кентском священнике! — Она вдруг гневно вскочила, исступленно теребя плат у горла.

Фидельма поймала ее взгляд своим холодным взглядом.

— Убийца выполнил приказ священника, — продолжала она, не сводя глаз с Вульфрун. — Он явился ночью, когда священник ушел отправлять свою службу. Он зарезал его жену, изобразив потом все как набег пиктских разбойников. Что же до детей, то неожиданно жадность взяла над ним верх, и он решил продать их и увеличить свою прибыль — у саксов в обычаях продавать в рабство ненужных детей, — пояснила она для Геласия. — И вот наемный убийца взял детей и отвез их через великую реку Темесис в Уэссекс — королевство восточных саксов, где продал их одному хозяину, притворившись нуждающимся бедняком. Детей было двое, мальчик и девочка.

Фидельма выдержала паузу, воцарилась полная тишина. Потом сказала негромко:

— Человека, который заплатил за убийство своей жены, сына и дочери, звали Вигхард.

Все вскрикнули от ужаса.

Лицо настоятельницы Вульфрун было искажено яростью.

— Как вы можете терпеть, чтобы ирландская девчонка бросала такие обвинения благочестивому епископу Кента? Ваш долг — защищать нас от этой змеи! Более того, я имею непосредственное отношение к королевской семье Кента. Смотрите, как бы эти выпады не навлекли на Рим гнев нашего народа! Я принцесса саксонских королевств, и я требую…

Геласий был встревожен.

— Вам следует выбирать выражения, Фидельма, — неуверенно сказал он.

— Разве вы так уймете эту чужеземку! — продолжала кричать Вульфрун. — Я бы ее высекла за такое непочтение к памяти покойного архиепископа! Это оскорбление всему королевскому дому…

Фидельма вдруг посмотрела на нее, улыбаясь.

— Io Saturnalia! [11]— сказала она почти шепотом.

Настоятельница Вульфрун замолчала на полуслове и недоуменно поглядела на нее.

— Что вы сказали? — спросила она.

Даже Эадульф не очень понял, что хотела сказать Фидельма. Он силился вспомнить, почему же Фидельма недавно так интересовалась и расспрашивала всех о языческом празднике Сатурналий.

— Жила-была саксонская принцесса, и была у нее рабыня, которую она очень любила, — начала Фидельма непринужденным тоном, будто решила сменить тему. — Когда принцесса обвенчалась с королем соседней земли, она, естественно, переехала туда со всем своим домом. Была она очень благочестива и желала посвятить свою жизнь богоугодным делам в королевстве. Она основала обитель на одном маленьком острове, что звался Овечьим, и ей пришло в голову освободить свою рабыню и поставить ее настоятельницей. Она и эта рабыня были очень близки… почти как родные сестры.

Лицо Вульфрун теперь было белее снега. Она сжимала пальцами шею. Круглыми от ужаса глазами она уставилась на Фидельму. Без единого звука, не шевелясь, настоятельница стояла и смотрела на ирландскую монахиню.

Разрушил эти чары Геласий, который совершенно не понимал, о чем толкует Фидельма, как и почти все остальные. Кроме брата Инэ, который сидел и молча улыбался, злорадствуя над поражением настоятельницы.

— Замечательная история, — раздраженно сказал Геласий. — Но какое отношение она имеет к нашему делу? Мало ли, сколько вольноотпущенников обрели высокий сан на стезе Церкви. Но в этом нет ничего особенного, и меньше всего это интересует нас сейчас, когда мы решаем вопрос о Вигхарде.

— Ах, — сказала Фидельма, кусая губу и не сводя сверкающего взгляда с выпученных глаз настоятельницы. — Я только хотела заодно показать, как грех гордыни может уничтожить самые благие начинания. Мне рассказывали, что на празднике Сатурналий был такой обычай: рабы переодевались в одежды своих господ. И хозяйка той освобожденной рабыни была так добра, что даже звала ее сестрой; а та пыталась сделать вид, что так и есть, потому что стыдилась своего рабского прошлого. Но в результате вышло так, что она стала обращаться со всеми вокруг как с рабами, вместо того чтобы относиться к людям справедливо и со смирением.

Эадульф сглотнул, пораженный, постепенно понимая смысл этой побочной линии. Он видел теперь надменную настоятельницу в новом свете, глядя, как она внезапно села обратно на стул, все еще тараща полные ужаса глаза.

Значит, Вульфрун была рабыней? Она постоянно треплет плат у горла. Неужели там, под ним, — шрамы от рабского ошейника? Он посмотрел на Фидельму — доведет ли она это разоблачение до конца? Но, похоже, никто из остальных не понял ее намека. По крайней мере, Геласий.

— Я с трудом понимаю, о чем речь, — говорил он. — Давайте вернемся к убийце, который рассказал Ронану Рагаллаху свою историю.

Фидельма закивала.

— Конечно. Итак, Ронан услышал это признание, потом этот человек умер. Вскоре после того Ронан уехал из Кента в Рим. Все это время он свято хранил тайну исповеди и никому не открывал ни этой истории, ни имени священника, который уничтожил свою семью ради епископского трона. Так было до тех пор, пока он не встретил здесь, в Риме, Вигхарда, который к тому же прибыл не просто паломником, а как архиепископ-дезигнат, почетный гость Его Святейшества, окруженный хвалой и ожидавший посвящения в сан архиепископа. И Ронан почувствовал, что не в силах больше держать в себе эту тайну. Он рассказал Осимо Ландо, который был его анам кара, то есть «другом души»; видите ли, в нашей церкви у каждого из нас есть такой человек, которому мы поверяем свои тревоги и грехи; Осимо же был к тому же и любовником Ронана. Это-то признание и привело к тому, что страшная месть настигла Вигхарда.

Она сделала еще один глоток из чаши.

— Следующий шаг: Корнелий предлагает Осимо участвовать в его плане. Осимо просит принять туда и Ронана, зная, что тот не будет иметь ничего против того, чтобы избавить Вигхарда от богатства. Когда Корнелий спросил у Осимо, почему, Осимо не удержался и открыл тайну Ронана и рассказал все Корнелию, чтобы объяснить ему, почему Ронан будет рад принять участие в этой операции.

— А Корнелий счел своим долгом рассказать Путтоку, — вставил Эадульф, забегая вперед. — Корнелию казалось, что это святотатство — то, что такой человек может получить высший церковный чин, и он убедил Путтока выразить протест Его Святейшеству… как будто Путтока нужно было убеждать. Он сам имел немалые виды на архиепископский престол Кентербери.

Геласий уставился на него, потом с пониманием в глазах повернулся к Фидельме.

— Видите ли, Геласий, — продолжала Фидельма, прежде чем он успел открыть рот, — я поняла, что вы уже знаете о том, что Вигхард был женат, потому что вы сами нам об этом сказали.

Геласий медленно кивнул, вспоминая.

— Да. Настоятель Путток говорил мне, что у Вигхарда была жена и двое детей. Он представил это как аргумент против назначения Вигхарда архиепископом Кентербери. Когда же мы обсуждали это с Вигхардом, он заверил меня, что его жена и дети погибли много лет назад в Кенте, во время набега пиктов.

— Несомненно, Путток бы это так не оставил. Он бы рано или поздно обнародовал все то, что узнал от Корнелия, — сказал Эадульф.

— Но неожиданные события его опередили, — заметила Фидельма. — И здесь перед нами одно из тех совпадений, которые случаются в жизни чаще, чем мы ожидаем.

Ее взгляд остановился на Себби. Тот вдруг понял, и губы его растянулись в улыбке. Он откинул голову назад и захихикал. Все удивленно повернулись к нему, не понимая этой неожиданной веселости.

— Но вы же не хотите сказать, что это Вигхардова сына Путток спас от виселицы! — сказал он, давясь от смеха и безуспешно пытаясь вновь принять серьезный вид.