Тряпичная ведьма - Никс Гарт - Страница 44

— Вот, — сказала она, выдержав драматичную паузу. — Это Дух. Хочешь его получить?

Пол взглянул на тлеющий уголек и тонкие струйки дыма, поднимающиеся от него, и кивнул. Но руку за подарком не протянул.

— Протяни руку, — велела Королева Огня и повторила, отчетливо произнося каждое слово, словно учитель, который собирается ударить ученика линейкой по пальцам: — Протяни… свою… руку.

Полу показалась, что земля под ногами заходила ходуном, а безвольно висевшая рука дрогнула. Он сглотнул раз, другой. Горячий воздух иссушил ему горло. А Королева Огня все стояла, протягивая ему тлеющий уголек.

«Я не могу, — думал Пол, глядя на светящийся красным источник боли. — Просто не могу…»

И тут он вспомнил, как гварульхи ворвались на пристань в Донбрее, как Джулия кричала, чтобы он бежал, когда Тряпичная ведьма запустила пальцы в ее волосы. Вспомнил, как Алейн отдал ему своего коня, а сам вернулся на поле боя. Вспомнил старого солдата, умершего у него на руках…

Пол закрыл глаза и протянул руку. В первое мгновение ему показалось, что в руку упало что-то холодное, что все обошлось. Потом он почувствовал тонкую струйку воздуха или дыма, а в следующий миг жгучая боль впилась в ладонь, мгновенно дошла до мозга и взорвалась жесточайшей мукой.

Пол завопил и посмотрел на свою руку. Уголек, который он держал, превратился в ярко-алый рубин, и не было никаких следов обожженной или почерневшей кожи. Боль исчезла так же быстро, как и появилась, оставив напоследок только тупое нытье.

— Вещи горят только тогда, когда я разрешаю им гореть, — сказала Королева Огня самодовольно. Она взбила руками волосы, вытряхнув застрявшие искорки, сказала: — Спокойной ночи, — и исчезла. В тот же миг погасли все костры, а дым от них потянулся в небо.

Пол, дрожа, смотрел на свою руку. Дух лежал у него на ладони, освещая все вокруг на несколько метров. Пол заметил, что камень переливается всеми красками огня и мерцает, подобно языкам пламени. Мальчик осторожно переложил подарок в другую руку. Дух был совершенно холодный.

Пол приподнял его, как фонарь, и стал разглядывать свою правую ладонь. Прямо посередине красовался тонкий шрам в виде четырех лепестков пламени. Он провел пальцем по шраму — эти лепестки останутся на его ладони навсегда, как память о безумном танце.

Пол еще раз глянул на камень и понял, что просто на ногах не держится от усталости. Спотыкаясь, он добрел до одеяла и рухнул рядом с Квигином и Лизеллой. Зайчиха внимательно посмотрела на него, а потом ткнулась влажным носом ему в ладонь.

— Спасибо, — сонно пробормотал Пол. — Но мне не больно… во всяком случае, сейчас.

Последние слова он пробубнил уже в одеяло и мгновенно заснул. Зато Квигин вдруг перестал храпеть и сел. Он огляделся, принюхался к дыму и сказал, ни к кому не обращаясь:

— Огонь потух. — После чего снова лег и уже через минуту опять захрапел. Только зайчиха не спала и настороженно всматривалась в дымовую завесу, плотно затянувшую поляну.

Ощущение вялых, налитых свинцом конечностей, сухого змеиного языка, приглушенных звуков… а потом водоворот злобных, жестоких мыслей Тряпичной ведьмы — все это вновь обволокло Джулию, подавив крик.

— Добро пожаловать назад… дитя мое, — сказала Тряпичная ведьма, наблюдая, как Джулия пытается сопротивляться натиску ее тела и чувств. — Мы так давно вместе, а я все так же чужда тебе?

— И всегда будешь чужда! — крикнула Джулия, собрав все силы и постаравшись сконцентрировать свои собственные мысли. Но она уже чувствовала, как ее мозг приспосабливается к органам чувств Тряпичной ведьмы, как медленно стихают боль и головокружение.

— Ты все еще сражаешься, — прошипела Тряпичная ведьма. — И ты кажешься… сильнее. Что дало тебе силы, Джулия? Или кто?

Страх клинком впился в Джулию — она испугалась, что Лиссу и остальных обнаружили слишком рано. Но потом она уловила мысли Тряпичной ведьмы — та думала о Поле, о том, как увидела его с холма. А вот и другие картины: гварульхи раздирают Пола на части, Ороч связывает его, и еще сотни разных видений, в которых Пола убивают, пытают и даже обращают в безжизненного…

— Это неправда! — крикнула Джулия.

— Пока нет! — выплюнула Тряпичная ведьма. — Но он еще заплатит за то, что пошел против меня! Как и ты, Джулия. Я была слишком терпелива…

Она говорила, а девочка чувствовала, как вокруг поднимается волна черных, злобных мыслей. Они просачивались изо всех щелей ее сознания и памяти. Самым страшным было воспоминание о пребывании за черной дверью в тот день, когда Анхивар оказалась в Безымянном царстве.

У Джулии оставалось лишь мгновение, чтобы подумать о помощи и мысленно позвать Анхивар, потом волна накрыла ее, и она потонула в чудовищных мыслях. Сейчас у нее не было даже ощущения собственного тела, которое могло помочь оставаться собой и не раствориться окончательно в Тряпичной ведьме.

Картины ужасов, зверств и жестокости стирали всякое представление о самой себе. Они волокли ее в самый центр сознания Тряпичной ведьмы. Там ей сулили могущество, обещали власть, возможность разрушать все подряд, испытывать бесконтрольный гнев, исполнять любую свою прихоть и даже жить вечно…

Джулия отбивалась своими воспоминаниями о солнечных днях, о книгах, прочитанных у камина, о сюрпризах, подарках, пикниках, прогулках по горам, о друзьях, родителях, брате — в общем, обо всем, что когда-то радовало ее и делало счастливой. Но она даже не могла вспомнить, как выглядит собственное лицо. Злоба и ненависть медленно раздирали ее на части.

Она почти сдалась, ей хотелось уже уступить и раствориться в ведьме, лишь бы прекратить эту пытку. Но сквозь тьму к ней золотой нитью пробился голос, а вместе с ним и яркая картинка недавнего пикника на песчаном пляже. Потом голос Анхивар, чистый и спокойный, произнес:

— Ты не одна, Джулия, и ты сильнее, чем она представляет. Она не одолеет тебя.

— Знаю, — подумала Джулия и поняла, что действительно знает это. Мрак начал рассеиваться. Она знала, что она настоящая и выглядит точно так же, как и раньше, что у нее есть друзья — даже здесь. А Тряпичная ведьма — всего лишь отвратительная кукла-переросток, полная яда и ненависти.

От этой обнадеживающей мысли темнота окончательно отступила, и Джулия снова увидела мир из уголка глаза Тряпичной ведьмы, а мысли мучительницы только слегка касались ее, мерзкие и скользкие, как змеи.

— Думаешь, ты сможешь долго сопротивляться мне, Джулия? Наступит время, когда мне не придется приберегать свои мысли для врагов, и тогда они обрушатся на тебя. И твой братец тоже испытает двойной гнет страданий и боли. Ты будешь смотреть, как он мучается, а я заставлю тебя получать от этого наслаждение.

Джулия не ответила. Она увидела, что отвлекло Тряпичную ведьму — неподалеку приземлился мипер и теперь полз к своей госпоже, смиренно склонив змеиную голову. Он дважды тихо свистнул, сообщая, что принес новости. Свое сообщение он прокаркал уже на том языке, которому она давным-давно обучила его предков. Джулия слушала, но ничего не понимала. Потом, правда, она уловила мысли Тряпичной ведьмы и почувствовала, как та сжала кулаки от злости и разочарования. Мипер докладывал, что Ороч потерял след Пола.

Джулия с трудом сдержала радостный вопль, а Тряпичная ведьма наотмашь ударила гонца, принесшего дурные новости. Тот смотрел на нее снизу вверх, полуприкрыв глаза от страха, и выслушивал новые инструкции для Ороча: продолжать поиски, задействовать еще больше миперов и гварульхов, доставить мальчишку к ней… желательно живым.

Джулия смотрела, как отползает мипер, и даже чуть жалела его. Но потом вспомнила Беваллан и людей, которые в ужасе разбегались перед такими, как он. Она была рада, что Ороч не докладывает о ходе погони самолично, потому что перед ней промелькнули кое-какие воспоминания Тряпичной ведьмы, и девочка мельком увидела то, что скрывалось под просмоленными бинтами Ороча. Джулии не хотелось видеть это снова, она не забыла угрозу ведьмы, прозвучавшую еще в Беваллане — три ошибки, и эти бинты с него сорвут…