Базилика - Монтальбано Уильям - Страница 3

Следом за Георгием Победоносцем и святым Христофором, покровителем путешественников, канули в небытие такие святые, как Венерий и Хомобонус, Криспин и Криспиниан, Лидвина и Дунстан. [2]Могильщикам, слугам, портным, кожевенникам, слесарям и кузнецам, ткачам, а также ложно обвиненным придется впредь подыскивать себе новых покровителей. Однако мудрый папа не разогнал кумиров, почитаемых другими группами католиков, включая секретарей, парашютистов, владельцев похоронных бюро, конькобежцев, лыжников, знатоков церковного права, плотников, экологов, эпилептиков, сушильщиков и — умирающих.

— Я понимаю, куда он клонит, — проворчал Лютер, когда мы наблюдали это площадное представление, — но разве не жалко вот так отказываться от традиции?

Иногда Лютер блуждал по тем же «минным полям», что и его тезка несколько веков назад. Тот Лютер сказал бы, что, в то время как учение церкви не может быть неверным, католикам придется обратиться к своей совести, решая, как этому учению следовать. Конечно, для тесного круга престарелых, правивших Ватиканом, это было ересью. По крайней мере, так повелось со времен Несгибаемого Поляка. [3]Правление его преемника оказалось ничем не примечательным, он ничего не изменил и ни на кого не произвел особого впечатления. Через несколько лет никто даже не вспомнит его имени, и, пробыв у власти недолго и незаметно, папа Никто оказал своей церкви громадную услугу, быстро отойдя в мир иной.

Его преемник после двух лет на папском посту продолжал оставаться новичком, но, как и наступивший век, имел преимущество новизны. Новый папа был большой гордостью и радостью Америки; это был первый папа родом из Нового Света. Его выборы стали большим сюрпризом. Конклавы кардиналов, на которых избирают новых пап, — один из глубочайших секретов Ватикана. Как и все, я знал, что конклав начался с противостояния между благочестивым африканцем из Римской курии и энергичным сельским епископом с севера Италии.

Это был явный тупик, и потребовалось десять дней и Бог знает сколько тайных голосований, чтобы сто одиннадцать стареющих прелатов выбрали новым папой одного из их числа. Избран был компромиссный кандидат: высокий фотогеничный кардинал-полиглот, энергичный лидер церкви у себя на родине, который со временем превратился в деятельного, хотя и малозаметного главу одной из конгрегаций курии.

Новый папа взял себе имя Пий XIII, и поскольку слово «тринадцатый» по-итальянски оказалось сложно произносимым tredicesimo, то для дикторов, составителей газетных заголовков и католиков почти во всем мире он мгновенно превратился в «Треди». Но для перебирающей четки толпы, собравшейся в Ватикане ради Его святейшества, не существовало ни труднопроизносимых имен, ни перемен, пусть даже самых незначительных, с которыми она могла бы согласиться.

Новый епископ Рима и папа оказался самым молодым и самым энергичным понтификом из всех, кто наследовал этот титул, начиная от апостола Петра, на протяжении всех столетий. Тем лучше, ибо в наследство ему досталась церковь, терзаемая разногласиями, расколами, трудно управляемая община, состоявшая из более чем миллиарда верующих, сильная и действовавшая, по сути, в любой стране мира.

В колледже Треди, и я это знал, занимался двумя видами спорта. Этот факт был аккуратно скрыт ватиканскими биографами по одной простой причине: мало того, что новый папа был родом из Латинской Америки, где католиков больше, чем где бы то ни было, так он еще окончил колледж в Соединенных Штатах, после чего вернулся домой и поступил в семинарию. Все были уверены, что в католической церкви никогда не будет американского папы. Из всех пап Треди удалось ближе других подобраться к тому, чтобы разрушить сложившийся стереотип.

Тем не менее за два с лишним года пребывания его на посту главы гигантской, но раздираемой внутренними противоречиями церкви, образ Треди сделал больше, чем его политика. Вид энергичного папы с решительной и уверенной поступью затенил образы его предшественников, едва способных передвигаться. И пусть Треди не совершил никаких особенно революционных изменений, в Ватикане явственно ощущалось веяние новых ветров. На заплесневелых балконах стали появляться чистые простыни. Некоторые из наиболее упрямых и консервативных кардиналов курии неожиданно для них самих оказались переведены в дальние области метрополии. Официальные заявления утратили категоричное «Вы никогда…» Иоанна Павла II, и расплывчатое «Давайте молиться вместе…» его преемника, напуганного должностью, которая оказалась ему не по силам. Это было лишь начало его правления. Треди выбрал себе имя и собирался идти собственным путем. Я был абсолютно в этом уверен.

Я бы не сказал, что в то утро на площади Святого Петра складывалась угрожающая обстановка, хотя, конечно, напряжение было выше, чем на каком-либо другом собрании молящихся, которые я посещал. Я заметил человека с крючковатым носом в черном костюме с пурпурной полоской епископского одеяния у воротника и массивным крестом на шее. Он стоял несколько поодаль, за скандирующей группой протестующих. Может, он был просто наблюдателем, прелатом, который случайно шел по площади, но мне так не показалось, поскольку спасители святых, которые скандировали « Salvai Santi», [4]дважды оборачивались, чтобы с ним посовещаться. Епископ был у кого-то в союзниках.

До меня не доходил смысл происходящего.

— Лютер, если можно молиться Господу, зачем тратить время на святых?

Конечно, на подобный вопрос мог осмелиться только простой брат. Я — не священник и, вероятно, никогда им не стану. Мы, монахи, только помогаем. Обычно монах — это тот, кто хочет вести религиозную жизнь, но его интеллекта и образования недостаточно, чтобы стать священнослужителем. Этим я и отличался от священника. Давным-давно, в средневековье, члены монастырской братии собирали виноград, латали ветхие постройки и ухлестывали за молочницами, тогда как умные монахи сидели у огня, украшали рисунками рукописи, были хранителями знаний, слепли и, как правило, предавались разнообразным духовным наслаждениям.

В наши дни простых монахов гораздо меньше, чем священников, но мы кое-где руководим школами и управляем довольно большим количеством церковных учреждений: монах из Германии руководит самой крупной в Ватикане типографией, а монахи испанского ордена работают в самой большой бесплатной столовой для бедняков в Риме.

Мы, братья, принимаем монашество, бедствуем, соблюдаем воздержание и послушание, и поэтому мы — тоже часть команды Ватикана. Мы носим одинаковую униформу, но мы — не священники. Я не могу служить мессу или принимать исповедь.

Но это меня как раз и устраивает. Принадлежность к братии утоляет мою религиозную жажду ровно настолько, чтобы не захлебнуться. Мое монашество было таким, каким мне хотелось, но от свободы я не отказался. Я грешу. Признаю. Но почему-то мне кажется, что в моем положении это не так важно, как если бы я был священником. Может, я и заблуждаюсь, но я так чувствую.

В конце мрачного тоннеля лет, о которых мне до сих пор трудно говорить, я два года был послушником, а потом — членом небольшого американского ордена «Братья святого Матфея». Напомню, если кто-то подзабыл: Матфей был тринадцатым апостолом, которому выпал жребий заменить предателя Иуду. И, подобно Матфею, мы были из тех, кто опоздал к вечере: новообращенные, вдовцы, парни вроде меня, решившие отказаться от прежних занятий. Там, в Штатах, среди нас были юристы, специалисты по компьютерам и даже врач; бизнесмены и небольшая кучка парней, жизни которых никогда бы не пересеклись. Мы были людьми, которые не могли или не хотели жить во «внешнем мире». Здесь, в Риме, мы, матфеевцы, были просто горсткой братьев, выполнявших различную работу, и редко виделись друг с другом.

Я отвечал за общежитие колледжа святого Дамиана, ходил на занятия, чаще бездельничал, но время от времени делал что-нибудь полезное в Ватикане. Считайте это осторожным и уклончивым способом описать скромную и безликую фигуру, которая решает проблемы, никогда официально не разглашаемые. Когда нужно рассмотреть какой-нибудь щекотливый вопрос, обычно звонит телефон, и меня поднимают по тревоге. Всю трудную мыслительную работу я оставлял людям действительно умным, таким, как Лютер и новый папа.