Двойная рокировка - Чарни Ной - Страница 28

— Какой в этом смысл? Продав картину, они как бы подтвердят ее ценность, — стала рассуждать Делакло. — Если они хотят расправиться с антииконой, то никогда не продадут ее коллекционеру, который будет относиться к ней как к выдающемуся произведению искусства, невольно придавая ей статус иконы. Любой, кто захочет ее купить, совершит, таким образом, акт поклонения идолу.

— Значит, остается первый вариант — они спрячут ее от людских глаз или уничтожат, что в конечном счете одно и то же, — подвел итог Бизо, покачиваясь на каблуках. — Если они и в самом деле воинствующие религиозные фанатики и не преследуют никакой выгоды, вероятность уничтожения довольно высока.

Делакло опять стала грызть ручку.

— Меня беспокоит другое «Белое на белом».

— А их что, несколько?

— Но не у нас. Малевич написал целую серию таких картин. Они находятся в музеях и частных коллекциях и разбросаны по всему миру. Позавчера одна из них была продана на аукционе «Кристи»…

— А сколько их всего?

— У меня здесь есть перечень всех существующих полотен. Но могут быть и неизвестные нам варианты. Меня беспокоит, что…

— …им тоже может грозить опасность, — закончил Бизо и надолго замолчал, уставившись в пол.

— Месье? — вывела его из задумчивости Делакло.

— Думаю, нам надо поднапрячься. Мне потребуется ваша помощь, мадемуазель. Мотивация — это ключ к раскрытию преступления. Такого зверя, как немотивированное преступление, просто не существует в природе. Если известен мотив, преступление обязательно будет раскрыто. Самое сложное здесь — предыстория. Мне от вас нужен пункт А. Отправная точка. Кто последним интересовался вашим «Белым на белом»?

Делакло вышла из-за стола, осторожно ступая между аккуратными стопками бумаг, разложенными по всему ковру. Сев в кресло, она закинула на стол ноги в черных чулках.

— Кристиан Куртель, куратор парижской галереи Салленава, которая находится рядом с Домом инвалидов. Там в основном старинные гравюры известных мастеров.

— Тогда зачем ему русский авангард? Довольно странно.

— Но он сказал, что проводит исследование для своего клиента.

— Вам не кажется это подозрительным, мадемуазель?

— В мире искусства можно подозревать всех или никого, месье Бизо. Это как погода в Англии. Либо вы все время носите с собой зонтик, либо не берете его вообще. Но в любом случае к нему стоит приглядеться.

— А кто владелец галереи? Не этот Куртель?

— Нет. Куртель только управляет ею, а принадлежит она одному виноторговцу. Он из старинной аристократической семьи и живет в замке на юге Франции, между Биаррицем и По. Очень богат и независим, но тем не менее занимается бизнесом. У него виноградники рядом с фамильным замком и галерея старинных гравюр в Париже. Он торгует вином и даже экспортирует его за границу. Зовут его Люк Салленав, и он уже весьма в годах. Где-то около восьмидесяти. Я видела его только один раз, на благотворительном балу в Музее Мармоттен-Моне. Он весьма щедрый меценат. Насколько я знаю, собирает старых мастеров, причем только гравюры и редкие книги. Малевич не входит в круг его интересов. Но может быть…

— Мне кажется, я знаю, как с ним встретиться. Какой у него адрес в Париже? — спросил Бизо, вынимая свой блокнот из «чертовой кожи» и довольно ловко освобождая его от резинки.

— В адресной книге его нет, но у меня он где-то записан. Подождите минутку.

Порывшись на полках, Делакло извлекла нужную папку.

— Вот здесь. Его почтовый адрес совпадает с адресом галереи. Ему принадлежит весь этот дом. Галерея располагается на первом и втором этажах, а третий и четвертый занимает его квартира. В основном он живет в замке, а его парижское pied-a-terre [37]находится прямо над галереей.

— Какой там адрес?

— Рю Иерусалим, сорок семь.

— Спасибо, мадемуазель Делакло, вы мне очень помогли. И последняя просьба. Мне кажется, мы должны проверить банковский сейф и удостовериться, что ключ и пароль на месте. Может быть, завтра утром?

Делакло провела пальцем по своему календарю.

— Да… я смогу. Созвонимся утром.

— Отлично. A demain. [38]

Выйдя на улицу, Бизо стал переваривать полученную информацию.

Он всегда считал, что память подобна огромной библиотеке, набитой книгами и папками. Своя память казалась ему бледно-зеленым залом со стеллажами до самого потолка, теряющегося в неоглядной вышине. К одной из стен прислонена высоченная стремянка, а посередине стоит небольшой письменный стол, за которым сидит библиотекарь. Бизо представлял своего мысленного библиотекаря пожилым сутулым человечком с волнистыми седыми волосами, в подтяжках и шерстяных брюках, вздернутых выше пояса, с зеленым полупрозрачным козырьком на голове и обгрызенным карандашом за ухом.

Когда Бизо хотел порыться в памяти, он отдавал команду через громкоговоритель. Библиотекарь всегда удивлялся и ворчал: «Ну что на этот раз?» Потом, шаркая ногами и недовольно бурча, шел между стеллажами, словно солнечные лучи расходившимися от его стола, этого мозгового центра памяти.

Дойдя до конца улицы, Бизо остановился и посмотрел на здание «Общества Малевича». Внезапно его взгляд за что-то зацепился. Еще не осознав, что это было, он уже насторожился и внимательно посмотрел по сторонам.

Легкий ветерок, налетавший с Сены, гнал по пустынной улице опавшие листья. Что же это было? Он медленно повернулся кругом. И вдруг понял.

— Ну конечно, это «Белое на белом» Казимира Малевича, которое мы купили два дня назад! Его похитили из отдела консервации! Чтоб им сдохнуть! — восклицала госпожа Меер, вышагивая перед своим столом. Инспектор Гарри Уикенден, Тоби Коэн и офицер полиции вжались в кресла. — Наше самое значительное приобретение за все эти годы. Главный экспонат предстоящей выставки…

— Вы сказали, что это просто белое полотно? — спросил Уикенден, нащупывая трубку в кармане пиджака. Он всегда так делал, когда нервничал, хотя и не курил.

— Да. Супрематическая композиция «Белое на белом» Казимира Малевича, которую мы только что купили за шесть миллионов триста тысяч фунтов. И конечно, они выбрали именно ее. Такое уж мое везение. Страховка еще не оформлена! Рама даже не была привинчена к стене — просто стояла на мольберте. Отдел консервации защищен только сигнализацией и замком на двери, но без электричества все это бесполезно!

— А почему картина находилась в отделе консервации? — осторожно поинтересовался Уикенден.

— Мы собирались осмотреть и немного почистить ее перед выставкой, которая должна открыться в следующем месяце. Эту выставку готовили почти год, и мы планировали представить там наше последнее приобретение. Только подумайте, какой будет скандал! Ведь мы уже провели пресс-конференцию.

— Я не беру на себя смелость обсуждать, как это повлияет на вашу репутацию, мисс…

— Меер. Элизабет ван дер Меер. Вы можете прочитать мое имя вот на этом кусочке пластика, — сказала директриса, ткнув пальцем в табличку на своем столе.

— Это не так уж важно, я все равно не запомню — у меня плохая память на имена. А картину вашу найду. Если вы, конечно, мне поможете.

— А вы когда-нибудь занимались преступлениями в сфере искусства?

— Достаточно посмотреть на мой послужной список, мадам. Я работаю в отделе искусства и антиквариата Скотленд-Ярда. Конечно, искусствоведческого образования у меня нет, но это никак не отражается на количестве раскрытых мной преступлений, которое, поверьте, достаточно велико. Я в себе уверен, мадам…

— Но вы даже не слышали о существовании «Белого на белом»…

— Для успеха нашего дела необязательно быть специалистом по живописи. Как говорится, я всегда могу посмотреть в справочнике.

Уикенден говорил скучным занудным голосом, который неизменно приводил в раздражение эмоциональных и нервных особ. Сейчас был как раз такой случай.