Пересекающий время. Книга вторая: Адоня, посвященный герметик. - Крапп Раиса - Страница 14

• Предыдущая
• 14/37
• Следующая

Сердце Адони сжалось болезненным комочком в предчувствии беды, случившейся с Лиентой, когда она увидела, что старик ведет ее на хозяйскую половину.

Часовые расступились перед ними, и Адоня во второй раз оказалась в покоях барона Гондвика.

Вот здесь было изобилие света. Он заливал великолепные убранства, но Адоня не могла отделаться от ощущения, что сейчас он выполняет роль язвительного сатира: все предметы интерьера, безжалостно высвеченные, выпячивались с бесстыдной обнаженностью – прекрасное утратило чувство меры и перешло в свою противоположность, светлое до боли резало глаза, темное превращалось в пугающие провалы.

Наконец старый слуга остановился перед высокой дверью. Он тяжело дышал, и ему понадобилось время, чтобы перевести дыхание. Через минуту он скрылся за дверью, оставив Адоню ждать. Но сейчас же вышел и сообщил, что ей велят войти.

Она оказалась в просторной, с изыском обставленной спальне. Большая кровать была окружена нежными прозрачными драпировками – сейчас они, небрежно откинутые, потеряли свою воздушность.

Адоня знала, что на этой кровати она увидит Лиенту, но что именно с ним – ранен? болен? – мешали рассмотреть трое, преклонного возраста мужчин, деловито склонявшихся над ним. Выражение напряженной значительности плохо сочеталось с некоторой суетливостью их движений, и Адоня поняла, что это от растерянности – они оказались в ситуации, когда от них ждали действий, но что делать – этого ученые мужи как раз и не знали.

– Да подойди же! – пожилая женщина нетерпеливо повлекла Адоню к кровати.

Лицо Лиенты было спокойным до безмятежности, глаза закрыты, высокий чистый лоб бледностью спорил с белизной простыней.

– Сделай что-нибудь! – нервно проговорила женщина. – На тебя моя последняя надежда.

Адоня подошла вплотную, и – сердце обдало волной лютой стужи… Лиенты здесь не было. Она не слышала, не чувствовала его. Вместо него Адоня ощущала только пронизывающий холод, несовместимый с жизнью. Здесь, среди живых оставалось только тело… Тело без души… Адоня едва удержалась от того, чтобы не зажмуриться изо всех сил, не сжать голову руками: "Я не могу больше! Я не могу разобраться во всем этом! За что мне!? У меня разорвется голова от всех этих мыслей, от знаний, которых я не хотела!!! Оставьте меня!" А если этого нельзя, то как хотела бы она хоть ненадолго оказаться сейчас одной в тишине и попытаться неторопливо подумать обо всем… Адоня поняла, что больше всего ей хочется в целительную мудрость хранилища.

Но бездыханный Лиента лежал перед ней, и от нее ждали помощи. Лиенте нужна была помощь. Лиенте, которого она однажды уже отдала… предала…

Крик остался в ней, безгласым. Вместе с ним Адоня задавила и свою слабость, шагнула к Лиенте. Она распахнула его батистовую рубашку, положила руки на грудь, вся обратилась в слух и… почувствовала едва ощутимый отклик в центре своих ладоней. Облегченно переведя дыхание, спросила:

– Эти господа, они доктора господина барона?

Взгляд ее скользнул по свежо белеющей повязке на загорелом запястье безвольной руки – наудачу применяя все доступные им средства, они отворяли кровь. Стоял резкий запах нюхательных солей и уксуса.

– Да, это личные доктора господина барона.

– Отпустите их.

Женщина колебалась, и Адоня нетерпеливо пояснила:

– Разве вы не видите, что от них нет никакого проку? Отошлите их.

Лицо женщины горестно сморщилось, она махнула рукой. Повинуясь ее жесту, со скрытым облегчением лекари переложили ответственность за своего подопечного на Адоню.

– Часто ли случается подобное с господином бароном?

– Раньше – никогда… – замешкавшись на секунду, ответила женщина.

– Вы не поможете ему, если будете говорить мне только то, что посчитаете нужным. Если я спрашиваю, значит, мне нужно это знать.

– Я имела в виду, никогда до поездки в столицу… Четыре месяца назад.

– Зачем барон Гондвик туда ездил?

Женщина посмотрела удивленно.

– Может, для этого какая-то особая причина была? – поторопила Адоня.

– Разумеется, была!

– Я не местная жительница, – проговорила Адоня чуть раздраженно. – Мало знаю о том, что здесь происходит.

– Барон Гондвик был приглашен ко двору для получения титула онга. – Женщина гордо подняла голову, и даже беда на миг отступила перед ее чувством гордости за Яссона Гондвика. – Его Высочество лично провел обряд посвящения и собственноручно вручил нашему господину знаки-символы.

– О! – искренне вырвался у Адони возглас почтительного удивления.

Она знала, что престижный титул онга большая редкость, его действительно надо было заслужить. Ни деньги, ни власть не могли помочь завладеть высоким титулом – основанием для этого всегда были особые заслуги перед государством, причем такие, которые требовали личного мужества и стойкости духа.

Это был высший титул, которого мог удостоиться подданный королевства, причем происхождение вовсе не играло роли. Но вот сам титул давал такие исключительные права, что в определенных ситуациях приказ онга приравнивался к королевскому, и только сам король мог отменить его. Для всех остальных право онга было неоспоримо, даже для особ королевской фамилии.

И Адоня тоже испытала гордость. Не за Яссона Гондвика, почти незнакомого ей, а за Лиенту, эритянина, вождя лугар. Значит и здесь, под другим именем, с измененным сознанием он остался прежним – сильным, мужественным и гордым. Это радовало Адоню потому, что, как правило, подобные качества плохо сочетались с подлостью и двоедушием. Даже если Лиента настроен к ней враждебно, ей не придется ждать от него удара в спину.

– Вот после того, как вернулся, вскоре и началось… Я боюсь, не завистников ли черное дело его странная хворь? Не наведенное ли?

– А хотя бы при одном приступе доктора сумели помочь?

– Увы… Они только мучают господина барона.

– Как это начинается и как проходит?

– Никаких признаков беды, ничто ее не предвещает, накануне он весел, и кажется абсолютно здоровым. Но во сне вдруг впадает в это ужасное состояние и приходит в себя только утром. Весь следующий день он слаб, как ребенок, еда вызывает у него отвращение. Но что меня особо пугает… я ни с кем об этом не говорила… Мне кажется, не измученное тело доставляет ему непереносимые страдания…

– А что?

– Не знаю… Мне страшно посмотреть в его глаза, такая там бездна боли…

– Глаза… зеркало души…

– Да… – выдохнула женщина, – страдает его душа… Помоги же ему! Ради Всевышнего – ты поможешь?

– Надеюсь, что да. Я сделаю все, что возможно. Но теперь оставьте меня наедине с господином бароном и прикажите никому не входить, если не хотите непоправимо навредить своему господину.

– Я сделаю все так, как ты скажешь, только дай мне возможность надеяться! – с готовностью согласилась женщина.

Через минуту они остались одни. Адоня молча всматривалась в лицо Лиенты.

– Вождь, – проговорила она, и голос ее дрогнул. – Помоги мне. Вспомни, что ты не Яссон Гондвик. Ты – Лиента. Вспомни все.

Экран погас, но Андрей продолжал сидеть, бессмысленно упершись в него взглядом. Так прошла минута, другая…

– Андрей, нельзя так. Возьми себя в руки.

– Последнее время я только этим и занимаюсь, – пробормотал Андрей, запрокидывая голову на спинку кресла.

– Какая польза от твоих терзаний? Они как-то помогают Адоне?

Андрей бросил на Линду короткий взгляд, помолчав, сказал:

– Прежде я тоже думал, что разуму можно абсолютно все подчинить.

– Прости, Граф…

– Ты думаешь, это я Адоню изменил, из дикарки цивилизованного человека сделал? Ничего подобного. Это я человеком становлюсь. Теперь я хотя бы понимаю, чем мы за свою "цивилизованность" заплатили: мы и не заметили, как в гонке этой обронили главное, что человека от биоробота отличает. За достижение почитает, гордимся – вот как распрекрасно получается у нас не только телом распоряжаться, но чувствами своими. Свою рыбью невозмутимость выдаем за достоинство и снисходительно классифицируем человечность эритян, их чистоту и открытость, как анахронизм – нецивилизованные, какой с них спрос. А они более люди, чем мы. Ты хочешь, чтобы я, наконец, обрел прежнюю невозмутимость и разумно оценил ситуацию. "Да, – скажу я себе, – что тут поделаешь". И спокойно займусь каким-нибудь чрезвычайно важным делом… Мне отвратительна наша "разумность"!

• Предыдущая
• 14/37
• Следующая