Гетманские грехи - Крашевский Юзеф Игнаций - Страница 64

• Предыдущая
• 64/71
• Следующая

Когда Паклевский подошел к нему, он также сделал навстречу к нему несколько шагов и, не спуская с него взгляда, заговорил таким же ласковым голосом, как ласково было выражение его рта:

– Прости меня милостивый пан и брат, что я являюсь к тебе незванным гостем и беспокою тебя. Смешно признаться, но я – заблудился!!

Он выговорил это в такой добродушной простоте, что можно было поверить ему, если бы слабый румянец, выступивший на его лице, не выдал в нем какого-то беспокойства, возбуждавшего сомнение.

– Меня зовут Макарий Шустак, бывший ротмистр, – с улыбкой говорил старик. – Я приехал в Хорощу, чтобы навестить пана Порфирия Пенчковского, старого товарища по оружию; мне указали дорогу в Ставы, а я, сам не знаю каким образом, заехал сюда.

– Это еще не так в сторону, – сказал Теодор, – но от нас из Борка ведет туда такая запутанная дорога, что лучше всего я дам пану ротмистру проводника.

Говоря это, Паклевский начал, по шляхетскому обычаю, перебирать в уме всех Шустаков, о каких только он когда-либо слышал в жизни, и вдруг ему пришло в голову, что старостина и генеральша были из рода Шустаков.

– А, может быть, пан ротмистр дал бы отдохнуть коню, – приветливо сказал он. – До Ставов порядочный путь, но к вечеру можно поспеть. Правда, у меня здесь убого, и мать моя больна, так что я не могу принять вас роскошно, но если не взыщете, то я всем сердцем готов служить вам. Ротмистр протянул ему обе руки.

– От всей души буду рад отдохнуть у вас, а если вы дадите мне стакан молока, то это будет самое лучшее угощение.

Теодор крикнул работнику, чтобы он взял коня, и пошел вместе с ротмистром к крыльцу. Старик с любопытством осматривался кругом.

– Здесь у меня не на что смотреть, – сказал Паклевский, – окрестности как везде на Подлесье – плоские и печальные.

– Ах, государь мой, – весело заговорил ротмистр, – я там не знаю, как другие, но мне, в какой бы, хотя самый пустой угол на нашей земле не завели меня, – мне все кажется красивым и приятным. Это, может быть, оттого происходит, что я долгие годы из конца в конец странствовал по этой земле, и мне кажется, что у нас всего красивее. Для нас Господь Бог сотворил эти равнины и леса, которых мы не ценим, и эти поля, эти болота так подходят к нашему настроению, к нашим мыслям, что, вероятно, нигде больше мы не чувствовали бы себя лучше…

Хозяин и гость уселись на крыльце.

– Но я еще не представился пану ротмистру, – сказал Паклевский, – я Теодор Паклевский, а имение называется Борок.

Ротмистр пристально смотрел на него.

– И что же, так вы смолоду и хозяйничаете здесь?

– О, нет! Я, к сожалению, ничего не понимаю ни в землепашестве, ни в хозяйстве, – печально смеясь, сказал Теодор, – я служу в канцелярии князя-канцлера, но Бог наказал меня болезнью матери и – процессом. Я временно должен переждать в деревне. А могу я спросить пана ротмистра, не находится ли он в родстве со старостиной Кутской и генеральшей?

– В родстве! – с громким смехом воскликнул ротмистр. – Эта чудачка, сентиментальная старостина, и прекрасная генеральша – мои родные сестры! Теодор даже привскочил с лавки при этих словах.

– Да не может быть! – воскликнул он обрадованный.

– Это самая настоящая правда! – сказал ротмистр. – Но постой, сударь, я что-то припоминаю. Паклевский! Старостина все время рассказывает о каком-то прекрасном юноше, носящем эту фамилию, который спас ее от смерти. Теодор рассмеялся и покраснел.

– Ну, смерть ей не угрожала, и даже не было ни малейшей опасности, если не считать холодного купанья.

– Так это вы, сударь, ее спаситель? – начал Шустак. – Значит, я вам обязан за сестру – наверное, никто другой не пошел бы ради нее в воду, хоть в свое время – трудно даже поверить этому теперь – она была хороша, как ангел.

Паклевский, взволнованный этой встречей, решил принять гостя как можно радушнее, и когда тот принялся пить принесенное ему молоко, Теодор поспешил рассказать матери о неожиданном госте.

Для нее гость этот был более чем безразличен, но надо было принять его.

Теодор предложил ему кофе и попросил позволения отвести коня в конюшню и накормить там: Шустак на все охотно согласился. Он казался удивительно добрым и общительным человеком, и так как он, по обычаю своего времени, знал всю шляхту, все ее дела, симпатии и отношения – то с ним было легко разговориться.

Когда он в разговоре опять упомянул о старостине и генеральше, Теодор решился спросить: не выходит ли замуж дочь генеральши.

– Она бы давно вышла, если бы хотела, – отвечал Шустак, – но это –упрямый козленок, и это так у нее засело в голове – один Бог про это знает! У матери и старостины множество планов относительно нее, но с Лелей нелегко справиться! Ей нельзя силою навязать мужа. И признаюсь, – прибавил ротмистр, – что я не хотел бы быть ей навязанным в мужья – это хищное созданье.

Теодор не спрашивал больше. Между тем подали кофе.

– Вот вы, сударь, упоминали о процессе, – заговорил ротмистр. – Я старый лентяй и бродяга слышу обо всем понемножку: не из-за Божишек ли вы ведете тяжбу с Кунасевичем?

– Значит, пан ротмистр слышал об этом?

– Да, слышал; Кунасевич – изворотливая шельма и без совести – я его знаю! Знаю давно! И мне приходилось иметь с ним дело!

– Он захватил у меня Божишки! – вздохнул Теодор.

Ротмистр, чрезвычайно заинтересованный предметом разговора, приглядывался к своему собеседнику с большим любопытством и внимательно прислушивался к его словам.

– А князь-канцлер? – спросил он. – Разве не мог бы он помочь вам отобрать их у захватчика?

– Мне обещана помощь, но пока солнце взойдет, роса глаза выест, –вздохнул Паклевский, – а между тем мать моя все слабеет, а князь щадит подкомория, потому что он нужен ему для сеймиков…

– Что за черт! – горячо воскликнул ротмистр. – Да неужели же у вас не нашлось бы друзей, которые помогли бы вам отвоевать Божишки?

– У меня? Друзей? – крикнул Теодор. – Quo tutulo?

– Да уж хотя бы по той причине, что подкомория ненавидит полокруга –он всем успел насолить. Ему льстят только те, которые его боятся.

Ротмистр задумался.

– А почему бы вам, сударь, не воспользоваться тем, что вы вытащили старостину из воды? Для старостины генеральша сделает все, потому что она любит старостину и нуждается в ней; а для генеральши сделает все, что она прикажет, ее муж, потому что он у нее под башмаком, ну вот, если бы вы только заикнулись, генерал дал бы людей из своей команды, хотя бы пришлось переодеть их; собралась бы шляхта, и ночью можно было бы напасть на Божишки!

Паклевский слушал равнодушно и недоверчиво.

– Это только мечты, пан ротмистр, – сказал он, – и не стоит об этом говорить.

Старик взглянул на него и, помолчав, сказал:

– А я вам говорю, что это не мечты.

При этих словах он встал и протянул Паклевскому руку.

– Это не мечты и не роман, – сказал он, – а вот вы, сударь, задали мне задачу своим романом. Что мы там будем в прятки играть? Я вовсе не заблудился и совсем не ехал в Ставы, а прямо в Борок. Скажу прямо: вы очаровали мою прелестную племянницу – не краснейте и не стыдитесь. Я люблю это дитя, как свое собственное, и жаль мне ее от всего сердца; годы уходят – вас надо поженить!

Теодор бросился через стол обнимать и благодарить его.

Ротмистр сел с таким видом, как будто с души его спала тяжесть.

– Давайте потолкуем, – сказал он. – Чтобы генерал и генеральша приняли вас зятем, надо отвоевать Божишки. Я обещал Леле помочь вам в этом. Мы должны собрать людей…

– Если бы мы даже захватили Божишки, мой милостивый покровитель, –заговорил Теодор, которому надежда вернула юношескую энергию, – допустим даже, что мы нападем на них врасплох – но как мы удержимся там? У Кунасевича там свои люди. Это будет война без конца.

– Никогда этого не будет! – возразил ротмистр. – Я все это беру на себя; захватом закончим все дело. За это я отвечаю.

– Но как?

– О! Как? Этого я не скажу, – отвечал Шустак, – вы меня, сударь, не знаете, но даю слово, можете на меня положиться… Кончим дело –по-шляхетски.

• Предыдущая
• 64/71
• Следующая