Гроза Византии - Красницкий Александр Иванович "Лавинцев А." - Страница 43

• Предыдущая
• 43/65
• Следующая

– Отец, – вдруг отозвал в сторону старого рыбака один из сыновей.

– Что тебе, Прастень?

– Я хочу тебе сказать слово.

– Говори, я слушаю тебя…

– Зачем этой женщине ходить одной в Киев? На Днепре, ты сам это знаешь, очень неспокойно в последние дни.

– Но она идет к брату.

– Удержи ее всего несколько дней. До Киева недалеко, пошли меня или брата к Всеславу.

– И вы приведете его сюда?

– Да!

– Это умно, я так и поступлю. Но удастся ли нам задержать ее здесь?… – Убеди ее, что это необходимо…

– Хорошо, а ты с рассветом отправляйся в путь, мы будем ждать тебя.

– Благодарю, отец, – воскликнул с пылом Прастень, – я не обману твоих ожиданий…

Зоя еще спала, когда первые лучи солнца позолотили восток. В это время молодой рыбак успел уже подняться на порядочное расстояние от своего поселка вверх по Днепру.

Когда она проснулась солнце уже высоко стояло на небе.

– Так поздно! – воскликнула Зоя и, быстро одевшись, поспешила выйти из хижины.

О! Теперь она впервые после стольких лет видела, наконец, родную землю, при солнечном свете. Как сладко забилось ее сердце… Вот, вот она – эта земля, на которой она впервые увидела свет… Вот величавый Днепр, вон вдали его нагорный берег… Как мало изменилось все это с того времени, когда Зоя-пленница, плачущая и скорбная, проходила мимо этих берегов… Все осталось по-прежнему, все было так, как будто и не существовало совсем долгого, долгого времени…

Зоя никак не могла понять, почему рыбаки не хотят отпустить ее. Прошло уже несколько дней с тех пор, как она очутилась в их поселке. Византийское судно давно уже ушло в обратный путь, труп Анастаса был закопан, как это обещал Зое старый рыбак, а она все еще оставалась гостьей.

На все свои вопросы она слышала в ответ только одно: "Погоди да погоди, куда тебе торопиться!”

Наконец Зоя поняла, почему ее задерживали в этом жалком поселке.

Как то раз перед вечером она вышла на берег Днепра. Кругом было тихо, рыбаки все были на ловле еще с рассвета, и возвращения их должно было ждать еще не скоро.

Зоя стояла почти у самой воды и смотрела в ту сторону, где, по ее расчетам, должен был быть Киев.

Вдруг из-за колена Днепра донесся до ее слуха сперва гул голосов, потом всплескивание весел. С той стороны как-будто ожидать было некого, но сердце Зои вдруг забилось сильно, сильно…

Сперва показался парус, а затем молодая женщина могла уже разглядеть и большой струг с вооруженными людьми.

Почему-то ей кинулось в глаза, что двое стоявших на носу струга людей слишком пристально смотрят в ее сторону. Мало того, Зоя ясно видела, как один из них, молодой, в простой одежде, жестом руки указывал на нее.

Струг подходил все ближе и ближе. Зоя теперь уже могла совсем разглядеть его людей на нем.

С трудом она узнала в молодом простолюдине сына того старика, который приютил ее в первый день прибытия на родину.

Другого же она не знала.

А между тем этот другой и по своему внешнему виду, и, в особенности, по одежде, резко отличался от остальных; видно было, что это – начальник. Жесты его были повелительны, голос отрывист, взгляд суров.

– Вот она! Вот она! – кричал с переднего струга молодой рыбак.

Наконец струг пристал.

Его начальник вместе с рыбаком легко соскочил на землю и быстро направился к Зое.

Вот он уже около нее… Что-то знакомое, что-то родное мелькнуло Зое в чертах его лица.

– Кто ты, женщина? – отрывистым властным тоном спросил Зою незнакомый воин. – Правда ли, что ты – дочь полянского старейшины Улеба?

– Да, это – правда!

– Твое имя?

– Славянское?

– Ну, да! Какое же еще?…

– В Византии меня называли Зоей, а здесь на Днепре, где я родилась, мой отец Улеб, в честь матери моей, дал мне имя Любуши…

– Так ты – Любуша?… Сестра?… Да, я сейчас же узнал тебя… Сестра! – Всеслав!…

И, не будучи в силах совладеть с собою, Зоя (мы будем по-прежнему называть нашу героиню тем именем, под которым мы познакомились с нею еще в Византии) кинулась со слезами радости на грудь брату…

Суровое лицо Всеслава на миг озарилось тихой радостью при виде плачущей на его груди сестры.

– Боги, после многих испытаний, посылают, наконец, мне счастье, -прошептал он. – Я добился своего. Теперь я узнаю все о моих родных и жестоко отомщу за их гибель…

– Мы вместе отомстим! – воскликнула Зоя, услыхав его.

– Я слышал, отец убит?

– Да, византийцами – за то, что не хотел отдать на позор твоей дочери.

– Дочери? – воскликнул Всеслав.

– Ее – и выдать Изока.

– Дочь и сын? Они там, в этом проклятом городе?

– Им не будет там худо…

– Все равно! Я силой возьму их оттуда… Горе теперь Византии!… Если не пойдут на нее князья наши, я подыму моих славян…

– Я пойду с тобой…

– Благодарю… Но войдем в эту хижину, а вы, – крикнул он, обращаясь к стругу, – готовьтесь на рассвете к обратному пути.

Вернувшиеся в это время рыбаки с низкими поклонами встретили княжьего наперсника.

Из струга были принесены разные яства и пития. Часть их Всеслав отдал рыбакам в виде угощения; другую же он оставил для себя и велел подать в той хижине, где нашла себе приют его сестра.

Вплоть до рассвета они беседовали.

Зоя подробно рассказала брату о своей жизни в Византии – о том, как разлучили ее с отцом и матерью на рынке невольников, как она сумела заставить полюбить ее знатного и богатого византийца, который из рабыни сделал ее своей женой и наследницей, и, наконец, сообщила брату о своей случайной встрече с детьми Всеслава, где так удачно помог им Василий Македонянин.

– Ты – христианка? – спросил ее Всеслав, когда она кончила рассказ.

– Да.

– А дочь моя? Ты назвала ее Ириной…

– Она – тоже христианка…

– Что же, вы будете молиться снова славянским богам?

– Нет, мы останемся верными Христу…

– Ну, это – ваше дело; молиться кому угодно, только бы это не помешало мести…

На другое утро, с рассветом, струг, по приказанию Всеслава, распустил паруса и тронулся вверх по Днепру, направляясь к Киеву.

Всеслав казался мрачным и встревоженным.

– Что с тобой? – спросила его Зоя. – Или ты не рад, что мы, наконец, нашли друг друга?…

– Нет, я рад, но мы, варяги, не умеем выражать своей радости шумом.

– Разве ты – варяг? Ты – славянин…

– Я стал варягом и, привыкнув к обычаям чужой страны, не желаю меняться в родной.

– Расскажи мне о себе…

Всеслав махнул рукой.

– Что рассказывать! А, впрочем, если ты хочешь…

Он сообщил Зое о своей жизни в суровой Скандинавии, о битвах под начальством Рюрика и, наконец, о возвращении на родной Днепр.

– И ты никогда не попытался узнать, что стало с твоим отцом, матерью, сестрой, дочерью в плену?…

– Этому многое мешало.

– Не вижу – что.

– Сперва я был в дружине простым воином, а потом уже успел добиться того, что князья стали считать меня своим другом.

– И ты не предпринял ничего?

– Как ничего! Я поднял норманнов и славян на Византию; давно уже собирается народ. Мы разгромим это проклятое гнездо… Меня беспокоит теперь только одно…

– Что, брат?

– Наши князья…

– Аскольд и Дир?

– Да, их так зовут… Очень они кротки и миролюбивы и совсем не похожи на норманнов. Ну, да если они не пойдут, я призову на Днепр Олафа с Ильменя, великий Рюрик отпустит его к нам, и тогда – гроза Византии…

Зоя с наслаждением слушала брата. Часы пути летели для нее незаметно. Вот промелькнули ревущие и кипящие днепровские пороги – близко и Киев. Вот, наконец, и он…

Зоя едва-едва узнала прежний маленький городок, каким она помнила Киев в своем детстве. Теперь он разросся, расширился, принял совсем другой вид, чем это было раньше.

Струг подошел к богатой пристани, вблизи которой высились княжьи хоромы.

• Предыдущая
• 43/65
• Следующая