Красное Солнышко - Красницкий Александр Иванович "Лавинцев А." - Страница 19

• Предыдущая
• 19/35
• Следующая

Никак не могла успокоиться в течение всего дня Рогнеда Рогвольдовна. Места нигде не находила себе в огромном княжеском тереме. Страшные предчувствия овладели ею и мучили ее так, что никуда она не могла уйти от них. И тем горше было у нее на сердце, что кругом нее все было полно самого искреннего веселья. По всему Полоцку раздавались веселые песни девушек, громкий смех, шутки, как будто не было совсем тяжелых мгновений расставания при отправлении в поход дружин.

Княжна Рогнеда и сама не знала, о чем тоскует ее душа. Она, как и все ее подруги, была уверена, что новгородское воинство будет разбито наголову дружинами ее отца, но как-то тяжело и страшно становилось при мысли об этой бесспорной, по общему мнению, победе. Почему-то новгородский князь не выходил из ее головы. Вспомнила его гордая Рогвольдовна, как живой рисовался он ей, этот «рабынич». Не в состоянии забыть была княжна Рогнеда, как он сам явился свататься к ее гордому отцу. Из терема еще видела она красавца князя, сердечко ее как-то забилось при одном взгляде на него, но потом от матушки да от нянюшек проведала, что распалился гневом Рогвольд на своего гостя, когда узнал, с каким делом он явился к нему. Вскоре сама она под влиянием отца возмутилась, что сын пленницы, положение которого в Новгороде в то время становилось очень шатким, осмеливается просить ее, княжью дочь, себе в жены. Послала она ему гордый ответ, но легче душе не стало. Отец и братья ее были довольны, но сама она горько раскаивалась в своих словах, и вот опять теперь живо напоминает о себе Владимир Святославович.

Женским чутьем поняла Рогнеда, что не вражда к Рогвольду и не жажда добычи ведет новгородского князя на Полоцк; что идет красавец-рабынич добывать ее, княжну Рогнеду. Добром, дескать, покориться не хотела, так силой возьму.

«Нет, не бывать этому! – думала княжна. – Не добраться ему до меня силой, сам сложит свою буйную голову».

И как только подумала она это, опять, словно тисками, сжала какая-то сила молодое девичье сердце.

Вот и день пролетел, тревожный, томительный. Ночь наступила. Весь Полоцк уснул мирным сном. Только немногие часовые стражники на стенах стоят, перекликаясь друг с другом сонными голосами.

Дремлет княжна Рогнеда в своей опочивальне. Нет у нее сна. Мрачные предчувствия давят и мучают ее. Хочет заснуть, смежает очи – нет, вместо сна наступает забытье какое-то, и то ненадолго. Сладко похрапывает во сне старуха-мамка княжны, и Рогнеда полна зависти к ее безмятежному сну.

Вдруг необычный в такую пору шум заставил Рогнеду приподняться на постели. Ночная тишина была нарушена. Будто весь Полоцк проснулся среди ночи. Чует Рогнеда в доносящихся до нее отрывистых звуках смятение, ужас, горе.

Вскочила она, кое-как накинула на себя одежды, разбудила мамку. Шум тем временем все ближе и ближе становился. Теперь слышны уже отчаянные крики, плач, вопли, стон.

Не понимая, что такое случилось, княжна выбежала на крыльцо терема. В полусумраке исчезавшей ночи она увидала толпу женщин, детей, стариков и среди них немногих воинов, оставленных князем Рогвольдом для охраны Полоцка. При виде плачущей и вопящей толпы она сообразила, что произошло какое-то несчастье.

– Что случилось? – крикнула она. – Где отец?

Толпа сама выдвинула вперед окровавленного, едва державшегося на ногах человека, в котором Рогнеда едва признала одного из дружинников своего отца.

– Что битва? – спрашивала она, уже предугадывая ответ. – Где отец? Где братья? Где дружины?

– Горе, княжна, горе, – хрипло простонал раненый, – новгородский князь одолел. Дружины—кто перебиты, кто разбежался, кто в полон попал – нет их. Князь Рогвольд умер, братья твои, Рогвольдовичи, тоже. Горе нам, горе нам! Завтра ополдень новгородский князь сюда будет, Полоцк возьмет, всех нас перебьет!

Легкий стон вырвался из груди княжны, но она, пересилив невыносимую сердечную боль, воскликнула, желая ободрить всех этих жадно слушавших ее людей:

– Придет и уйдет. В Киев за помощью пошлем, а пока за стенами отсидимся. А ты рассказывай, как беда приключилась.

Раненый, путаясь в словах, то и дело обрывая речь, рассказал о печальном для Полоцка и всего полоцкого княжества событии.

Недолго пришлось князю Рогвольду искать своего врага. Через полдня пути от Полоцка встретились обе дружины. Видно, были у новгородского князя доброжелатели в Полоцке, ибо наступавшие его дружины ожидали Рогвольда и его рать в боевом порядке. Рогвольд послал сыновей посмотреть, много ли у Владимира воинов и какие они. Рогвольдовичи вернулись и сообщили, что против полочан стоят только новгородские дружины. Отец не поверил и сам отправился посмотреть. Увидев врагов, он весело рассмеялся. Оказалось их больше, чем ожидал полоцкий князь, но зато, как он убедился, это действительно были новгородцы. Они стояли узким полукружием, и наиболее густо в центре. Так обычно выстраивались новгородцы, рассчитывая маневром взять врага в клещи прежде, чем тот успеет нанести решающий удар. Но чаще происходило так, что неприятель быстро перестраивал свои боевые порядки и маневр не удавался. Именно это должно было случиться и теперь. Князь Рогвольд поставил свою главную дружину острым клином, намереваясь сперва рассечь надвое плотные ряды новгородского войска, а затем разрозненные его части уничтожить силами остальных дружин.

Удивительно ему было, что в новгородской рати совсем не видно было варягов, которые, как знал он, пришли с Владимиром из-за моря. Но он сейчас же объяснил себе это тем, что варяжские дружины оставлены в Новгороде, дабы в случае поражения Владимир мог удержать в своей власти Приильменье. Такое соображение, казавшееся вполне вероятным, так успокоило полоцкого князя, что он не счел нужным производить тщательных разведок и торопился начать битву, которая, по его мнению, должна была закончиться еще до наступления темноты.

Место было неудобное для нападения. Неприятелей разделяла речка, приток Полоты. Чтобы добраться до новгородской рати, нужно было переправиться через нее, однако Рогвольд рассчитал, что места все-таки хватит для атаки его дружины на новгородцев. По его знаку тучи стрел понеслись за реку. Оттуда ответили тем же. Со свистом летали стрелы, не причиняя, впрочем, особенного вреда; но под прикрытием стрельцов полоцкие дружины, предводимые младшим Рогвольдовичем, начали переправу.

Полоцкий князь зорко следил за наступлением своих дружин. Стрелы полочан произвели свое действие: осыпаемые ими неприятели медленно стали отходить, сохраняя, однако, своей прежний боевой порядок. Опять Рогвольд был удивлен, но и тут приписал отступление новгородцев их полнейшей неспособности выдержать натиск. Пока он размышлял, старший Рогвольдович переправил своих воинов за реку и, построив, как приказал отец, повел их, все убыстряя темп, вперед, стараясь при этом ударить острым концом живого клина прямо в середину неприятельской рати. Лишь только начался этот маневр, младший брат сейчас же двинул за реку остальные дружины, чтобы немедленно поддержать нападавших.

Рогвольд с группой бояр и воинов остался на берегу, любуясь движением своих отрядов. Он видел, как заволновались враги, как заколебались их ряды по мере того, как подходили предводимые его старшим сыном дружины.

Но вот врезался живой клин в самый центр новгородцев и с силой, которой, казалось Рогвольду, никто не мог бы сопротивляться, раздвинул пополам живую стену. Все дальше входил клин, а новгородская рать только разделилась, а не бежала. Слышен был отчаянный шум боя. Мечи и топоры с сухим треском ударялись в щиты. Вопли раненых оглашали воздух. Второй отряд, предводимый младшим Рогвольдовичем, кинулся вперед и тоже ударил по новгородцам. Все перемешалось. Друзья и враги бились в одной куче. Однако новгородцы стояли на своих местах. Рогвольд вдруг задрожал. То, что произошло дальше, наполнило ужасом его душу. Раздался протяжный заунывный вопль, в котором полоцкий князь сейчас же признал боевой клич берсерков. И картина боя сразу же изменилась.

• Предыдущая
• 19/35
• Следующая