В дали веков - Красницкий Александр Иванович "Лавинцев А." - Страница 7

• Предыдущая
• 7/36
• Следующая

У Вадима вдруг закружилась голова от внезапно распространившегося по лачуге одуряющего запаха какой-то едкой травы. Огонь в костре разом вспыхнул. Повалил из него густой дым, который сперва тянулся по потолку, а потом, не находя себе выхода, наполнил всю лачугу. Наконец, дым спустился так, что окутал собой совершенно фигуру болгарского кудесника. Теперь Вадим перестал совсем различать окружающее. Слепой ворон отчаянно захлопал крыльями, мечась из угла в угол.

Юноше показалось, что земляной пол лачужки уходит у него из-под ног и сам он проваливается в какую-то бездну. Он широко взмахнул руками, как бы ища точку опоры, и почувствовал, что схватился за чью-то горячую руку.

– Смотри, – раздался у него над самым ухом голос старого кудесника.

Точно какая-то завеса упала разом, и перед Вадимом открылась страшная картина.

Обширное поле, все сплошь устланное трупами.

Куда ни взглядывал юноша, всюду была кровь и кровь.

Видны были похожие по костюму на славян ильменские ратники. Кто обезглавлен, у кого из широких ран на груди бьет горячая кровь, некоторые только ранены; одни вздрагивают еще в предсмертной агонии, другие корчатся в страшных муках, а над полем так и реют, так и реют хищные птицы.

Вдали видно зарево разгорающегося пожара.

Что это? Местность, как будто, Вадиму очень знакомая, много-много раз виденная.

Юноша напряженно стал вглядываться в открывавшуюся перед ним картину, стараясь припомнить, где он видел ее.

Нет, такою, разоренною, опустошенною, он эту местность никогда не видел, а напротив, видел цветущею, веселою.

Вадим узнал, наконец, и это покрытое трупами поле, и эти останки погорелого селенья.

Это – его родные места! Вот и бесконечная гладь Ильменя чернеет сквозь просвет просеки.

Но кто же пришел на нее войной, кто выжег цветущее селение Володислава, кто усеял это поле трупами?

– Старик, старик, покажи мне виновника этого, – судорожно сжимая руку Мала, прошептал Вадим.

– Погоди, сейчас увидишь, – отвечал кудесник, – смотри внимательно, он немедленно явится пред твоими очами!

Густой клуб дыма застлал и поле, покрытое трупами, и останки сгоревшего селенья.

Когда дым несколько рассеялся, Вадиму представилось новое видение.

То же поле, но только с другой стороны. Зарева пожара не видно, только тела убитых навалены грудою. В этом месте, очевидно, происходила самая жаркая сеча. Видит Вадим, что здесь не все еще умерли, есть и живые, и вот один, лежавший дотоле неподвижно, человек с широкой зияющей раной на груди, приподнялся и мутным взором обвел вокруг все поля, как бы умоляя о пощаде.

Вадим вгляделся в него и вдруг задрожал.

В этом несчастном, оставленном на поле битвы, он узнал самого себя! Неужели такая участь ждет его? Неужели он именно так погибнет, не успев отомстить врагам?

Еще пристальнее, еще напряженнее стал вглядываться юноша в эту рисовавшуюся в дыму картину, и вдруг его внимание было привлечено как бы отдаленным лязгом оружия, доносившимся до его слуха. Он видел, как беспомощный двойник его тоже повернул свою окровавленную голову в том направлении, откуда доносился звон.

По полю шли несколько закованных с ног до головы в железо людей.

Такое вооружение Вадим видел и раньше, поэтому легко узнал в этих людях грозных норманнов. Один из них, шедший впереди, высокий, рослый и богато вооруженный, судя по тому почтению, с которым относились к нему остальные, – главный начальник, повернулся, и Вадим узнал в нем своего заклятого врага, Избора.

– Вот виновник всего, всего и твоей гибели, – раздался прямо над ухом его шепот Мала.

– Так никуда же не уйдет он от меня! – громко воскликнул обезумевший юноша и, вырвавшись из рук кудесника, кинулся вперед, на своего воображаемого врага.

Дым разом охватил его. У юноши подкосились ноги, и он без чувств рухнул на пол лачуги.

Очнулся Вадим уже на свежем воздухе. Утро совсем наступило. Солнце ярко сияло на небе, кидая с небесной выси свои золотые лучи на лесную прогалину.

Легкий ветерок с приятным шелестом пробегал по деревьям, разнося повсюду утреннюю прохладу.

Юноша с усилием поднял голову – она была тяжела и нестерпимо болела, как после сильного угара, в висках жгло, в глазах ходили зеленые круги, все тело было как будто свинцом налито.

– Что со мной? Где я? – прошептал Вадим и огляделся вокруг.

Невдалеке от него стоял, опершись о клюку, кудесник Мал.

– О! – простонал старейшинский сын. – Зачем, зачем ты, кудесник, показал мне все это? К чему лишние муки, лишние страдания?

– Ты сам пожелал, сам и вини себя, – коротко ответил Мал, – я не мог ничего изменить.

– Неужели же я кончу так, как видел это в дыму?

– Такова воля богов!

– Нет, нет, не хочу. Я не за тем к тебе пришел, чтобы смущать себя разными твоими колдовствами, слышишь, не затем. Ты должен был заговорить мне нож на моего врага! Исполнил ли ты это?

– Увы, нет.

– Как, старик! – вскричал в неистовстве Вадим. – Презренный обманщик. Как ты смел ослушаться меня?

– Я повинуюсь только высшей силе, человеческая же для меня ничто, – совершенно спокойно сказал Мал, – ты мне приказывать не можешь!

– Так я заставлю тебя, иначе ты не доживешь до того времени, когда тень этой сосны прямо падет на землю.

– Попробуй!

Вадим, забыв себя от бешенства, кинулся было на старика, но вдруг точно какая-то неведомая сила оттолкнула его назад. Мал стоял спокойный и недвижимый, только взгляд его живых проницательных глаз был устремлен на старейшинского сына. В этом взгляде было что-то, что заставило Вадима опомниться и в бессилии опустить руки.

Так прошло какое-то время.

– Что же ты, гордый старейшинский сын, не заставляешь старого Мала выполнять твои приказания? – заговорил, наконец, кудесник. – Чего ты испугался? Начинай. Видишь, здесь никого нет, кроме нас двоих. Ты можешь быть уверен, что за смерть старого Мала отомстить будет некому.

– Прости! – чуть не с рыданиями вымолвил Вадим.

– Теперь ты чувствуешь, что не все в воле человека и не везде поможет сила. Знай же, есть и нечто другое, более могущественное, чем сила богатырей. Это таинственная сила, немногие владеют ею, и я в числе этих немногих.

– Отец, отец, молю тебя, исполни, что прошу, – упал Вадим на колена перед Малом, – заговори мне нож, я увидел свое будущее и уверен, что если я уничтожу врага, то не погибну так, как видел это там.

Мал отрицательно покачал головой.

– Я уже сказал тебе, юноша, что есть иная, таинственная сила, против которой не человеку бороться. Избранники ее всегда останутся целы и невредимы. Ничего не может повредить им. Твой враг принадлежит к их числу. Напрасно я пытался исполнить твою просьбу – нет, мои чары бессильны. Я не могу заговорить твой нож на Избора, его бережет сама судьба!

– Так нет же! – вскочил на ноги Вадим. – Я и без заговоров сумею обойтись! Напрасно я послушался лживых советов и обратился к тебе, жалкий старик, ничему из твоих волхвований не верю я, слышишь, не верю, и ты, может быть, скоро услышишь, что твой избранник судьбы будет лежать бездыханным у моих ног.

Он быстро вскочил на отдохнувшего коня и, кинув злобный взгляд на Мала, стрелой умчался с лесной прогалины.

Старый кудесник, глядя ему вслед, качал головой.

Лихой конь быстро вынес Вадима из чащи и, чувствуя, что его всадник бросил повод, помчался вперед по едва заметной тропинке.

Вадим совсем не замечал, куда несет его конь. В сердце его кипели злоба, отчаяние, ужас за будущее.

То, что он видел в избушке чаровника Мала, казалось ему невероятным. Ему в первую минуту пришла мысль, что все это ужасный, тяжелый сон, но и эта мысль нисколько не успокоила юношу: совсем независимо от самого себя, от своего сознания, Вадим в глубине души все-таки верил этому сну.

А лихой конь мчался во весь опор. Среди деревьев показался просвет. Еще несколько мгновений, и чаща осталась позади. Тут только Вадим пришел в себя.

• Предыдущая
• 7/36
• Следующая