Соперница Снежной королевы - Усачева Елена Александровна - Страница 4

• Предыдущая
• 4/19
• Следующая

– Вот, ты уронила, – присела на краешке ковра Лиза.

Раскачивание было заразительно, хотелось так же сесть и начать клониться то вперед, то назад. И чтобы был только этот белый ковер. И тишина.

Нона вскинула на нее свои ненормальные глаза. И где только выдают такие огромные? Или она за кого-то двойную порцию отхватила?

– Ты думаешь, мне больно? – спросила Нона, не останавливая раскачивание.

– Вот, кольцо, – тянула свое Лиза.

– Мне! Не больно! – выкрикнула Нона, откидываясь назад. Она свалилась на ковер и замерла, все еще прижимая колени к груди.

– Их накажут.

– Не надо, – прошептала Нона. – Ничего не надо! – И вдруг заорала: – Ничего не надо делать! Ничего! Все кончено! – Она резко села, ударила кулаком по ковру. – Кончилось!

Горюнова орала, стучала кулаком, но при этом глаза у нее оставались совершенно сухие. Лиза подобралась. Секунду еще смотрела на разворачивающееся перед ней сумасшествие и бросилась к выходу. На улице поняла – кольцо все еще в кулаке. Выбросить, что ли?

Неделю о Горюновой ничего не было слышно. Кольцо тяжелым грузиком болталось в кармане куртки, напоминая о несделанном.

В классе провели собрание. Никто ничего не видел. Соня сидела победительницей. Фаина преданно дышала ей в затылок. Все как-то сразу согласились с ней и единогласно решили молчать. Литераторша безуспешно билась над склоненными головами. По большому счету всем было плевать на новенькую. За много лет все привыкли к установившейся субординации – отличников, хорошистов и изгоев. Нарушать ее ради человека, пока еще не вписавшегося в систему, никому не хотелось. Ничего, Горюнова пооботрется, втянется, они все вместе потом будут смеяться над этим. А пока пускай привыкает. Жизнь – штука сложная, об этом тебе любой учитель скажет.

– Хьюстон был основан 30 августа 1838 года и назван в честь генерала Сэма Хьюстона, – бодро по бумажке прочитала Белова.

Света была из породы отличников-трудоголиков. Ни изящества, ни легкости в ее выступлениях никогда не было, только тяжелый трудовой пот. Поэтому слушать ее скучно. А придется. Доклад подготовлен специально к этому собранию, чтобы «навести мосты», чтобы сдружить и примирить. Было бы что…

– У Хьюстона четыре исторических прозвища. Самое первое – Magnolia City, город магнолий. С тысяча восемьсот семидесятых годов в городе существовал парк магнолий, который считали главной достопримечательностью.

Город магнолий. Красиво, наверное.

Два других прозвища Лиза пропустила, ухватившись за последнее – The Big Heart, Большое Сердце – в город эвакуировались жители, пострадавшие от урагана «Катрина». И то, и другое название было симпатично.

Надо было куда-то деть кольцо. Что оно у Лизы в кармане валяется?

К концу сентября стало известно, что Нона в школу не вернется. Ее перевели на индивидуальное обучение – директор смог договориться, обменял спокойствие школы на беготню учителей к ученице на дом.

Все же остальные решили, что так и должно быть. Не хочет перековываться? Туда тебе и дорога! Можешь вообще укатить в свою Америку, никто не заплачет. Или все же заплачет?

Томилова сияла. Она добилась того, чего хотела, – никакой конкуренции, никаких нестандартных личностей. А главное – никаких последствий. Для окончательной победы ей оставалось только поговорить с Лизой. Но она не торопилась. Почему-то. От этого набухало странное напряжение – что-то будет, что-то нехорошее, страшное.

– Аззи, куда торопишься? – Костик встал перед Лизой памятником самому себе, облокотился о парту, не давая подняться.

– На кладбище, – нашлась Арзамасцева, спешно кидая в сумку последние учебники. – Пойду пригляжу хорошее место для твоей могилы.

– Не смешно.

– А передергивать мою фамилию смешно?

– Заведи себе нормальную!

– Кто бы говорил! У меня еще есть шанс, а у тебя уже никаких.

– Поздняк метаться, шанс улетел, – нарочито тяжело вздохнул Костик, заставив Лизу внимательней вглядеться в него. Это что, признание в любви? Или опять издевается?

Когда-то Чемоданов был невысоким пухлым карапузом. Учился в музыкальной школе по классу скрипки, был мил, приветлив и невероятно любим учителями. Но за прошедшее лето с его лица неожиданно сошла детская припухлость, он резко вытянулся, обозначилась непропорциональность рук и ног. Вместо скрипки в его руках оказалась гитара. Как-то незаметно для всех из середнячков он перепрыгнул в касту для избранных и прочно обосновался рядом с Соней. Томилова, как истинная атаманша, благосклонно приняла нового поклонника. Но Костика хватило ненадолго.

– Круто, что ты никому ничего не рассказала, – сбил общий пафос их разговора Чемоданов. – Тебе на том свете зачтется.

– Тебе чего надо-то? – Лиза попыталась встать, но Костик не дал ей это сделать.

– Как там наш мыс Канаверал поживает?

– Кто? – А вернее – где? Слово какое-то знакомое.

– Конь в пальто! Америка жива? Или пошла на дно вместе с ацтеками?

Это он про Вайнону?

– Почему Канаверал? – Разве в Хьюстоне есть мыс? Или это очередное прозвище города? Но там же только Мексиканский залив.

– С мыса Канаверал космические корабли стартуют, это на противоположном от Хьюстона побережье Америки. Она же инопланетянка. По тайным партизанским тропам добралась от штата Флорида до Техаса, приняла облик нормального человека и теперь ходит по миру, внедряет инопланетный вирус.

– Совсем с головой плохо?

– О! Значит, уже внедрила. Так что там?

– Сходи и узнай сам.

– Ты у нас авторитет по психам.

А вот это уже была наглость! Довели человека до срыва, а потом интересуются здоровьем!

Лиза наклонилась вперед, пытаясь сдвинуть одноклассника с места, но он сам отошел, так что Лиза по инерции сильно качнулась, едва не слетев со стула.

– Привет ей передавай. – Пошел из класса Чемоданов.

Лиза на мгновение забыла, что она собиралась сейчас делать. Кажется, встать и куда-то идти. Кажется, на физкультуру. Все уже там, а ей еще переодеваться. Но она сидела. Это что-то новенькое в датском королевстве. Чемоданов передает привет Горюновой. Типа в любви признается? Опять Нонку бить будут. Такой конкуренции Сонька не потерпит. Лучше бы она убила Костика. Для справедливости.

Когда-то давно у Лизы появилась уверенность, которая с тех пор жила в ней всегда, – чувство законности возмездия, необходимость конечного торжества добра над злом и предельной беспощадности, с которой в определенный момент это зло покарается. И сколько бы ей потом ни говорили, что справедливости в мире не существует, что воры вполне могут жить припеваючи и не знать горя, а честные люди погибать, Лиза знала – в конце концов правда восторжествует, придет час, когда все встанет на свои места. Костик может сколько угодно трепать, что он не знал, зачем Соня зовет Нону. Все он знал. И сейчас жалеет о своем знании. Ошибочка вышла, и вроде бы надо ее исправить, но вот как?

От расстройства, что все так складывается, Лиза физкультуру пропустила. Она сидела на заборе, смотрела, как холодное солнце золотит редкие листики на березе. Что ж за дерево такое – все по нему скучают. Она сама помнила, как скучала по березам на юге. Этим летом они с мамой месяц провели в Ялте. Знойное марево стояло в воздухе, тополя не шевелились, асфальт под ногами неприятно плавился. Лиза тогда подумала, что если бы в Ялте везде росли березы, было бы не так жарко.

И вдруг она увидела Нону. Вернее, сначала она увидела стул. Большой неудобный стул с высокой спинкой. Нона волокла его, подхватив за спинку, ножки били ее по ногам. Она пыталась перехватить стул так, чтобы он не мешал, но спинка скользила в руках.

Лиза сначала Горюнову не узнала. Она обрезала свои роскошные волосы и выкрасила их в черный цвет. От всех этих перемен Нона стала еще меньше и худее, а глаза – больше и страшнее. Но кому еще носиться по городу с мебелью? Только инопланетянам с мыса Канаверал.

• Предыдущая
• 4/19
• Следующая