Кремлевский визит Фюрера - Кремлев Сергей - Страница 104
- Предыдущая
- 104/170
- Следующая
— А турки? — спросил все же Чемберлен.
— Мне нет до них дела. Я готов игнорировать любые их возражения против операции, о которой их заранее не уведомили.
То есть Рейно был готов втащить турок в конфликт с нами даже без их ведома.
30 марта разведывательный вариант гражданского «Локхид 14 Супер-электра» из 224-й эскадрильи британских ВВС с пилотами, переодетыми в штатское и с фальшивыми документами, вылетел с военного аэродрома в Хаббани для фотосъемок Баку. Вылет был удачным.
Однако успеху второго вылета 5 апреля на Батуми помешал обстрел «Электры» нашими зенитчиками. Но частично Батумский порт на фотопленку попал…
И 17 апреля Вейган сообщил, что подготовка воздушного удара завершится к концу июня — началу июля. Впрочем, союзникам и хотелось, и кололось. Ведь играло свою роль и опасение ответных наших воздушных ударов по коммуникациям и объектам на Ближнем Востоке…
А ведь нефть для флота англичан поступала прежде всего оттуда. Да и только ли для флота!
Англичане и французы колебались, а до удара Гитлера по Франции через Бенилюкс в обход «линии Мажино» оставалось двадцать три дня… И после этого союзникам было не до Баку— у них уже скоро затрещат бока под Дюнкерком…
У НАС обо всех этих заманчивых для Золотой Элиты планах знали, хотя и не в той мере, в какой надо было бы… Правда, Гальдер еще 6 марта помечал: «Юго-Восток. Русским следует передать наши материалы о скоплении сил западных держав на Ближнем Востоке»…
В феврале 40-го года пришла информация от тассовца Пальгунова. Как-то, время завтрака — во Франции это между полуднем и двумя часами, — он случайно оказался в ресторане около военного министерства. Ресторан имел отличную рыбную кухню, и в его небольшом уютном зале можно было вполне полакомиться, чем Пальгунов и занимался…
Вскоре за соседний стол сели седоусый подполковник с видом фронтовика и два штабного вида майора. Подполковник спрашивал, майоры отвечали, но ничего существенного в разговоре не проскакивало.
И вдруг один из майоров понизил голос — что слышать Пальгунову не помешало, и сообщил:
— А вот Дюрану не повезло. Его назначили к Максиму.
— Как к Максиму, — испугался подполковник, — к Вейну?
— Да, в Дамаск. Там формируются части для операции против Баку.
— Тише! Могут услышать!
— И пусть слушают— это скоро перестанет быть тайной. Все совершится через две-три недели, к середине марта…
А через пару дней к Пальгунову зашел известный журналист-нейтрал и рассказал о планах нападения на Баку примерно то же, что Пальгунов слышал в ресторанчике…
Перехваты НКВД тоже давали схожую информацию. Так, эмигрант Саблин сообщал эмигранту Маклакову 19 марта о слухах насчет бомбардировок бакинских промыслов и движении союзных армий из Сирии и Мосула…
Но в целом сведения были разноречивы… Во время апрельского совещания высшего комсостава Сталин упрекнул начальника Разведуправления Проскурова:
— Вот у вас агент есть в Лондоне — Черний…
— Это не агент, а военно-воздушный атташе, — уточнил Проскуров.
— Хорошо… Он писал, что через несколько дней будет большой налет авиации на Баку. Прошло шесть дней. Прошло две, три недели, а ничего нет…
— Но он честный человек!
— Да я не спорю… Но вот он сообщает, что в Румынию союзники вводят 12 тысяч цветных войск. А я говорю, что этого не может быть! Он, может, и честный человек, но дурак!
— Товарищ Сталин, — взмолился Проскуров, — мы в сложных условиях…
А Сталин продолжал:
— Вы его послали, так пусть он докладывает, что, по некоторым данным, будет налет на Баку, подробности сообщу позднее, а эти данные предварительные и проверяются… А так ведь и под дезинформацию подставиться недолго…
Сталин вздохнул и прибавил:
— Боюсь, если ваши агенты будут и дальше так работать, то из их работы ничего не выйдет…
Да, данные были противоречивыми, а операция союзников против нас — авантюрной и на первый взгляд не очень-то обоснованной. Ведь мы тогда поставляли немцам нефти всего-то 9 тысяч тонн, а основную долю в общем германском нефтяном импорте в 523 тысячи тонн за три месяца войны имела Румыния — 227 тысяч тонн.
Шла нефть в рейх и из генерал-губернаторства и протектората, из Венгрии, Бельгии, Голландии и даже — из США…
То есть снабжали немцев нефтью не мы, но ударить под «немецким» предлогом по советской нефти было для Золотой Элиты все же соблазнительно. И это-то было понятно и без сумбурных донесений Черния.
В весеннем докладе комитета начальников штабов подчеркивалось, что в СССР 80 процентов добычи и 65 процентов мощностей по переработке сосредоточено именно на Кавказе. И удар по России в этом месте был так желателен, что секретные планы были и не очень-то секретными! Ведь еще 23 октября 1939 года парижская «Фигаро», на которую ссылался Гамелен, «размышляла»:
«На флангах СССР три района, способных вызвать серьезные причины для его беспокойства. На севере — прибалтийские государства и Финляндия… На юге — Кавказ, где много уязвимых мест… И, наконец, Владивосток на дальнем Востоке, являющийся револьвером, направленным против наших японских друзей, который они всегда хотели бы обезвредить».
С момента написания этих строк северная проблема была так или иначе решена, а вот кавказский фланг надо было стеречь — как и дальневосточный.
Японцы, обиженные на немцев и конфликтующие с нами, благосклонно прислушивались к идеям нового англо-японского военного союза. Направленность его была бы традиционной, определенной еще в начале века, то есть —антирусской, антисоветской…
Хотя для Японии выгода в нем была бы более чем сомнительной, особенно с учетом все большего подчинения политики Англии интересам США.
Да, ситуация была «огнеопасной» в прямом и в переносном смысле слова…
ПЕРВОМАЙСКИЙ приказ наркома обороны СССР Маршала Советского Союза Ворошилова был посвящен, естественно, прежде всего победе над финнами. Но говорилось там и вот что:
«Война англо-французского блока против Германии разрастается и постепенно захватывает в свою орбиту новые государства и новые народы…
Империалистические поджигатели войны пытались и еще не раз будут пытаться повернуть острие войны против Советского Союза. Эта заставляет нас быть всегда начеку…»
Мы были начеку, но жили под мирным небом. А в Европе события вот-вот должны были принять характер и калейдоскопический, и кое для кого — катастрофический…
7 и 8 мая в Англии начались бурные парламентские дебаты, целиком посвященные обсуждению хода войны…
7 мая зал палаты общин на 450 мест был забит, и многие депутаты — их было всего 600 — теснились в проходах и на галерее для публики. В английском парламенте традиционно— 450 депутатских мест, и это число не увеличила даже постройка нового здания парламента после пожара 1834 года.
Все были взвинчены, кроме основного докладчика — премьера Невилла Чемберлена. Он был вял и скучен, утопал в мелочах… Коллеги-консерваторы также вяло иногда вскрикивали: «Слушайте! Слушайте!»…
Премьера сменил лидер лейбористов Эттли — один из недавних конфидентов Уэллеса. Он бурно призывал к войне не на жизнь, а на смерть и восклицал:
— Мы не можем оставить судьбы страны в руках неудачников или людей, которые нуждаются в отдыхе…
На Англию в то время не упала еще ни одна бомба, и пафос Эттли был вообще-то понятен плохо, но пресса уже «подогрела» публику до нужного «градуса», и Эттли охотно аплодировали.
Однако бурю аплодисментов сорвал Леопольд Эмери…
— Пришло время для создания действительно национального правительства, — вещал он…
Если учесть, что подлинно национальное правительство давно войну бы закончило и даже больше — вообще бы ее не начинало, то сказанное звучало прямой издевкой… Но многим ли в этом зале это было понятно?
А Эмери продолжал:
— Я процитирую слова Кромвеля, обращенные к Долгому парламенту. Он тогда сказал: «Вы сидели слишком долго, чтобы быть в состоянии творить добро. Уходите, и пусть с вами будет покончено. Во имя бога уходите!»…
- Предыдущая
- 104/170
- Следующая
