Последняя тайна - Килворт Гарри - Страница 15

• Предыдущая
• 15/45
• Следующая

Из-за этой особенности путешествующим зверям бывало непросто найти общий язык с местными жителями. К счастью для ласок, Калабаш Буряк пусть не безупречно, но изъяснялся на этом необычном наречии. Жрецы, обитатели храма, чудом державшегося на острых уступах, с бесконечным терпением выслушивали его словесные усилия, время от времени постукивая когтями по дереву.

Когда тушканчик завершил свой не слишком вразумительный рассказ, выяснилось, что путникам лучше всего переночевать именно здесь, в храме.

— Но тут очень холодно, — прошептал Плакса. — Даже свечи не помогают!

Свечей было действительно много. Весь храм казался лесом маленьких мерцающих огоньков. В каждой комнатке курились благовония, и их запах смешивался с запахом сосны и красного дерева. Иногда откуда-то доносились звуки гонга и цимбалки.

— В горах еще холоднее, — сказал Грязнуля.

Это было правдой. В расселинах между скал лежал снег. У воробьев покрывались льдом крылья, и они то и дело с глухим стуком падали на крышу храма.

— А жрецам эти края не кажутся чересчур уж унылыми? — спросил Нюх у Калабаша.

— В их словаре нет слова «унылый», — ответил тушканчик. — В нем же целых три гласных.

— Я знаю, но, может быть, они подобрали какой-либо синоним, подходящий для описания мерзлой пустоты?

— А они не знают ничего другого. Они здесь рождаются и здесь умирают. Только эти два события и случаются в их жизни. Едят они только фасоль и творог. Да еще жаренные на жиру летучей мыши ласточкины гнезда, которые они соскребают со стропил. Они молятся горным богам, шьют рясы, полируют свои когти и медитируют. Особенно им удается последнее…

— Вот это жизнь! — воскликнул Грязнуля. — Действительно, а зачем что-то предпринимать и волноваться?..

— Не мерь чужую жизнь на свой аршин, Грязнуля, — не слишком уверенно произнесла Бриония. — Может быть, их вполне устраивают фасоль, творог и… медитации.

Ветер завывал в расщелинах гор. Лежать на голых досках было холодно. Плакса так и не смог уснуть. Среди ночи он поднялся. Остальные спали. Грязнуля громко храпел.

Плакса прошелся по храму и наконец вышел на балкон, повисший над черной пропастью глубиной несколько сотен метров. Над ним безмолвно сияли звезды. У Плаксы возникло чувство, будто он сам висит на нитке, как паук. У него закружилась голова. Он попятился, но в темноте поскользнулся и полетел с балкона в бездну. Бедолага закричал от ужаса, но тут же замолчал, свалившись на уступ и уцепившись за ветки каким-то чудом выросшего здесь деревца.

— О господи! — закричал он, когда немного пришел в себя. — Грязнуля! Нюх! Бриония!

В глубине души он понимал, что никто его не услышит слишком уж громко завывал ветер. К тому же он подумал, что своими воплями может прогневить доброго бога, живущего в этих скалистых краях, но ему ни за что было не выкрикнуть «Грзнл», «Нх» или «Брн»!

Увы, так и случилось. Его вопли, в которых было предостаточно гласных, привлекли внимание ужасного злого бога, который до того скрывался в расщелине скалы.

Аеиоуэюя предстал перед Плаксой в своем самом уродливом обличье: лягушка с крыльями летучей мыши и хвостом скорпиона.

— А, ласка, вот ты и попался! — паря над охваченным ужасом Плаксой, воскликнул Аеиоуэюя. — Что ты готов отдать, чтобы выбраться из этого — согласись! — несколько затруднительного положения и вернуться в постель?

— Все! Все!

— И даже свою бессмертную душу?! — воскликнул злой бог. — Ты готов отдать мне ее?

Плакса был, конечно, трус… По крайней мере, кое-кто назвал бы его именно так. Однако вместе с трусом в нем всегда уживался ловкий делец. Сейчас эта черта взяла верх даже над страхом. Ему не хотелось оказаться обманутым. Он не мог допустить, что его могут одурачить. Плакса слышал истории о зверях, которые продавали души и получали за это гораздо больше, чем просто жизнь. Обычно продающий душу получал взамен несказанные богатства или огромную власть — троны, города, королевства. Душа — дорогостоящий товар, если уж на то пошло!

— Это мало, — сказал Плакса. — А что я получу в придачу?

Аеиорюя раскрыл рот от удивления:

— Что значит «в придачу»?

— Что еще, сверх того я получу за мою душу? Я бы предпочел королевство или что-нибудь в этом роде. Ты же, конечно, в состоянии предложить мне куда больше, чем просто жизнь.

— Уж не весь ли мир ты хочешь?

— Не откажусь.

— Ну и аппетит у тебя, — прорычал Аеиоуэюя. — А я всего лишь местное божество. В других частях света меня никто даже не знает. — Помолчав, он пробормотал: — И богатств в здешних местах тоже не так уж много. Только горы. Больше мне ничего не принадлежит.

— Так тебе нечего мне предложить, да?

Аеиоуэюя рассвирепел:

— Ты хочешь лишить меня самоуважения? Я в свое время властвовал над половиной гнусных созданий этого мира. Но потом эту власть у меня отняли время и другие боги, с более толстыми портфелями.

— Мне всегда казалось, что души очень дороги. Когда-то я смотрел пьесу под названием «Хауст», и вот там Мыбезтуфель…

— Ах, ни слова о нем, — зарычал Аеиоуэюя. — Если я еще раз услышу имя этого идиота с копытами и хвостом, я начну плеваться. Выслушай мое предложение в последний раз: твоя душа за твое спасение! Ничего другого я тебе предложить не могу. Принимай или отказывайся!

Солнце уже всходило, заливая скалы светом. Летающая лягушка с хвостом скорпиона в его лучах приобрела несколько нелепый вид. Это придало Плаксе смелости.

— Пожалуй, я повишу здесь до тех пор, пока меня не снимут мои друзья!

— Что ж, счастливо, — прошипел Аеиоуэюя. — А я подожду, когда ты упадешь, и тогда твоя душа достанется мне даром!

Он полетел вниз, а Плакса остался на уступе.

В течение следующего часа Плакса орал так громко, что в конце концов совершенно охрип. Безуспешно. Никто его не слышал. Пролетающие мимо птицы начали передразнивать Плаксу.

— Грязнуля, — с наслаждением крикнул пролетевший мимо канюк. — Грязнуля, Грязнуля, Грязнуля!

— Слушай, заткнись! — похрипел Плакса.

— Осторожней, — развернувшись в воздухе, предупредил канюк. — Вообще-то я питаюсь полевками, но провоцировать меня все же не стоит!

Плакса и не думал провоцировать его. В конце концов он решил попробовать подняться по скале. Нащупывая лапами щели, он подтягивался и медленно полз наверх. Он постоянно напоминал себе, что вниз смотреть нельзя. То когтями цепляясь за щель, то вонзая зубы в мох и вытягивая для равновесия хвост, мало-помалу он наконец добрался до балкона и ухватился за его край. Ему пришлось, перебирая лапами, подобраться к месту, где в балюстраде зияла брешь. Там он в последний раз подтянулся и наконец оказался на балконе.

— Ура! — громко и торжествующе заорал Плакса. — Я сам себя спас! И душу сохранил!

Он плакал горячими слезами победы. Затем он решил привести себя в порядок, поскольку на уступе он вымазался с головы до лап в какой-то смоле, а в шерсти его запутались прутья, листья и всякий мусор. Он начал было чиститься, но бросил это занятие, показавшееся ему тщетным, и отправился искать своих друзей, которые, как он думал, сейчас с ума сходят, заглядывая в каждый уголок и щель, чтобы найти его. О, с какой радостью они его увидят! Грязнуля бросится ему на шею и станет благодарить богов — добрых богов — за чудесное спасение друга. А Бриония тщательно осмотрит беднягу, не пострадал ли он. Ну а Нюх? Тот строгим голосом попросит его больше никогда так не пугать их.

Своих друзей он нашел у камина.

— Нет, вы только посмотрите на эти иероглифы! — воскликнул Нюх. — Как они изящны! Какое мастерство, какое искусство!

— Привет, — сказал Плакса.

Грязнуля повернулся:

— А, привет, Плаксик! Здорово, да? В Туманном ничего такого не увидишь.

Плакса лишился дара речи. Ай да друзья, они даже не хватились его! Он мог бы лежать на дне бездны с переломанными костями, а им и дела до того нет. Он хотел рассердиться, наброситься на них с упреками, назвать их бессердечными и неверными, но что-то остановило его.

• Предыдущая
• 15/45
• Следующая