Последняя тайна - Килворт Гарри - Страница 26
- Предыдущая
- 26/45
- Следующая
Пронто, тайра, был иным. Он был молчалив и воздерживался от суждений. Однако то и дело он вытаскивал из кобуры свой семизарядный револьвер и метким выстрелом отстреливал цветки с кактусов. В основном же он мечтательно смотрел вдаль и что-то тихо напевал. Они с Квакваком были похожи: оба говорили только тогда, когда это было совершенно необходимо.
Однажды в середине ночи все четверо проснулись от какого-то таинственного завывания, доносившегося с гор.
— Что это?! — подбросив дров в костер, воскликнул суеверный Кваквак. — Привидение-плакальщица?
Задрожав, он схватился за свой талисман, зуб барракуды, который носил на цепочке. Физическая опасность Кваквака не пугала, но вот потусторонний мир — другое дело!
— Не бойся, — ответил Пронто. — Это Сумасшедший Скрипач. В горах живет ящерица, по ночам играющая на скрипке. Всех будит, будь она неладна! В один прекрасный день Пронто найдет ее и застрелит. И больше она никого не потревожит.
Они слушали фантастическую музыку, доносившуюся, казалось, из давних времен примитивную мелодию, которая леденила кровь минорными фиоритурами и неожиданными высокими, пронизывающими нотами.
— Такое можно встретить только в Слоновом Свете, — сказал Баламут. — Нигде больше такого не бывает!
На следующее утро четверо путников снова двинулись на юг. К полудню дилижанс сделал остановку в деревне, население которой составляли тайры и в которой Пронто хорошо знали.
— Сейчас мы пойдем в ресторан, — сказал он Баламуту. — Может быть, кто-то знает о Джо Уле.
В тени высокой колокольни стояли низкие, одноэтажные грязные здания, на одном из которых красовалась вывеска. На самом деле это оказался вовсе не ресторан, а мрачный, неуютный бар с грязными, темными углами и потолком, затянутым паутиной. Его громкое название «Эль Миель-росио Абревадеро» означало приблизительно «Нектарная кормушка». В баре сидели тайры в больших, широкополых шляпах, в сапогах со звенящими серебряными шпорами и с перекрещивающимися на груди патронташами. Рыжие тараканы пировали в лужах нектара, стекавшего со столов на дощатый пол. Звери играли в алтейку, делая большие ставки.
Наши путники справились о Джо Уле. Среди тайр веселился некий опоссум. Он-то и рассказал им, что Джо Уль, горностай с Поднебесного, совершенно точно уехал на север, в страну бобров.
— Мы вместе были в Эмирфорнии, Джо и я, — сказал, опоссум. — Джо поехал на север, на золотые прииски Глюкона, а я двинулся сюда грабить банки.
— Что ж, желаю успеха, — сказал, поднимаясь, Баламут. — Мне всегда приятно познакомиться с честолюбивым зверем, стремящимся сделать карьеру. Надеюсь, после того как вас все-таки застрелят, о вашей жизни и смерти будет сложено немало легенд.
— Благодарю за добрые пожелания! Передайте от меня привет Джо!
На следующий день Одинокая Странница с Пронто ушли, объяснив, что в горах ждут их помощи. Баламут с Квакваком повернули обратно на север, ругая себя за ошибочный выбор направления. Им снова пришлось провести ночь под аккомпанемент Сумасшедшего Скрипача.
В Сан-Английско они сели на рыболовное суденышко и плыли на север, пока не добрались до Клоундайка. Там уже стояла зима, всюду лежал глубокий снег, поэтому им пришлось нанять сани с упряжкой мускусных крыс. Кваквак, уроженец этих мест, имел навык в обращении с этими норовистыми скакунами. В первую же ночь они встретились с волками. Чтобы защититься от них, скунсу и ласке пришлось развести огромный костер, хотя Кваквак и заверял Баламута, что волки редко нападают на здоровых зверей.
— Обычно волки нападают на больных и старых. Люди, кстати, очень любят стрелять волков. Они питают к волкам безотчетную ненависть, что странно, ибо люди любят собак. А ведь собаки принадлежат к тому же семейству, что и волки. Очень странно. Но с огромным костром, который ты развел, нам ничего не грозит.
На снегу полыхал костер, видимый издалека. Он-то и привлек двух людей, попросивших разрешения погреться. Баламут, как и большинство его сородичей, не верил людям, особенно если те были с винтовками. Слишком уж часто они стреляли без разбору, якобы ради собственной безопасности. Но сейчас им с Квакваком ничего не оставалось, как только потесниться. Не могли же они в такую холодную ночь прогнать людей от живительного тепла! Двое незнакомцев сразу же по-хозяйски расположились у огня, почти оттеснив от костра не менее их озябших зверей.
— Откуда вы? — спросил огромный бородатый человек в ботинках, наверное, пятидесятого размера. — Из Сан-Английско?
— Да, — подтвердил Баламут. — А вы?
— А мы оттуда, — он махнул рукой в темноту. — С северо-запада. Искали золото.
— И как, нашли?
— Немного, — беспокойно вслушиваясь в волчье завывание, ответил второй человек. — Совсем немного. — Он машинально пощупал маленький кожаный мешочек у себя на поясе.
Баламут заметил, что люди одеты в куртки и рукавицы из меха норки, дальней родственницы ласок и скунсов.
— И… э… Вы охотились? — спросил он.
— Да, это лось, — посмотрев на себя, пояснил человек. — Вы носите одежду из мышиных шкур, а мы — из лосиных!
Он захохотал, обнажив зубы, и хохот его жутковатым эхом разнесся по равнине. Волки моментально затихли. У Баламута кровь застыла в жилах. Ничто не внушает четвероногому зверю такого страха, как смех человека. Разумеется, мускусные крысы от этого звука бросились наутек. Баламуту и Квакваку пришлось, вооружившись факелами, обыскивать окрестности прежде, чем им с огромным трудом удалось убедить неразумных тварей вернуться в лагерь.
Двое зверьков провели бессонную ночь в обществе двоих огромных двуногих животных, заслонивших от них огонь.
Утром, к немалому облегчению Баламута, люди двинулись дальше. Их взволновали многочисленные следы волчьих лап вокруг лагеря, а Баламут на этот раз был рад обществу волков. Днем путники, несмотря на буран, стремительно неслись вперед через густые сосновые леса, пока не подъехали к уже покрывшемуся льдом озеру. На берегу стоял небольшой домик. Путники решили, что здесь, вероятно, живет какой-нибудь бобр, и постучали. Однако дверь им открыла зверюшка, каких до сей поры Баламут никогда не встречал. Мех ее выглядел необыкновенно мягким.
— Что это вы расшумелись? — спросила хозяйка.
— Простите, — ответил Баламут. — Мы… э… Словом, не приютите ли вы нас на ночь?
— А вас много?
— Только мой друг-моряк и я. Сейчас он поставит в загон наших мускусных крыс. Грубоватый малый, но золотое сердце! Уверяю вас, мы не причиним вам вреда!
Дама слегка настороженно сказала:
— Ну что ж, проходите! Простите меня за негостеприимство. Просто сегодня я почуяла запах людей. — Она осеклась, словно испугавшись их появления. — Здесь, в снегах Клоундайка, люди не очень-то деликатны. Законы здесь соблюдают не так строго, как на юге.
— Мы повстречались с ними ночью, — заходя в хижину и отряхивая снег с сапог, сообщил Баламут. — Они пошли дальше. Я понимаю вашу тревогу, ведь у вас очень красивый мех! Кто…
— Кто я такая? — Дама весело щелкнула зубами. — Я соболь, иммигрантка из Слаттленда. Судя по всему, вы тоже неместные. Ищете золото?
Баламут хотел сказать: «Нет, оружие», но передумал. Почему-то ему не хотелось говорить об оружии с этим небесным созданием, чья пышная шубка и темные глазки поразили его в самое сердце. Ему очень захотелось произвести на хозяйку наилучшее впечатление.
— Нет, не золото, — ответил он. — Я естествоиспытатель. Сюда меня направило Королевское Энтомологическое Общество на поиски редкого жука. К весне я надеюсь написать о нем монографию. — Унюхав запах жаркого, он облизнулся и галантно щелкнул хвостом. — О, тушеное мясо?
— Да! — кокетливо сверкнув роскошной шелковистой шубкой, ответила хозяйка.
В этот момент на пороге появился Кваквак, украшенный татуировкой и с гарпуном в мощной лапе. Отряхнув снег с лап, он уставился на хозяйку. Их взгляды встретились, и между ними словно проскочила искра. Баламут поразился. Он понял, что мог бы провалиться в тартарары, а эти двое даже ничего не заметили бы!
- Предыдущая
- 26/45
- Следующая
