Невероятные истории. В Тридевятом царстве и другие сказочные повести - Губарев Виталий Георгиевич - Страница 70

• Предыдущая
• 70/72
• Следующая

От простой, но щемящей сердце мелодии Тане стало грустно. Она взглянула на князя, но тот, освободившись от своих страхов, был уже весел. Он вытягивал шею, прислушиваясь к чему-то, и в его широко открытых глазах отражались два месяца.

— Чуете? — спросил он.

— Хорошо поют, — сказал Игорь, — только уж очень печально.

— Я не про то! — досадливо передёрнул плечами князь. — Чуете, кузнецы молотами стучат?

Брат и сестра прислушались: действительно, из разных концов Великого Новгорода доносились в кремль десятки звонких ударов по железу.

— Дядя наказал, — пояснил князь Игорь, улыбнувшись, — чтоб кузнецы днём и ночью новые доспехи, мечи да копья ковали! И чтоб старые правили, паче есть такие, что на прошлых ратях повреждены были! Каков звон? Душе радостно! Пошли, братие, по граду!

Размашистой походкой князь двинулся к запертым воротам кремля, но вдруг отлетел назад и упал навзничь.

— Холоп задушный! — яростно закричал он стражнику, вскакивая на ноги. — Как посмел ты князя толкать? Велю, поганый, плетьми запороть! — И он с силой ткнул стражника кулаком в лицо.

Таня вскрикнула, но брат зажал ей ладонью рот:

— Молчи, Танька, это же девятый век!..

— Прости, княже, — бормотал между тем испуганный стражник, вытирая рукавом кафтана брызнувшую из носа кровь, — не признал тебя в сём дивном платно… А князь Олег повелел не впускать и не выпускать никого: вельми много ныне пьяных во граде…

В сумраке крепостной стены заливчато заржал осёдланный жеребец. Несколько коней на привязи рванулись от него в сторону, толкаясь и гулко, на весь кремль, стуча копытами.

— Чьи сии кони? — спросил князь Игорь мирным тоном: возможно, ему уже было стыдно своей горячности.

— Волхвы приехали.

— Зачем?

— Не ведаю о том, княже. Волхов нам наказано в любое время в детинец пропускать.

— Отомкни ворота!

— Не случилось бы беды, княже… Не велел князь Олег…

— Отомкни, холоп! — снова вспыхнул юный князь.

Стражник загремел запором, и трое отроков вышли из кремля.

Здесь, за крепостной стеной, отчётливей стали слышны звонкие удары молотов: динь-дон, динь-дон… А город уже спал, смолкли песни. Лишь кое-где на улицах чуть поблёскивали догорающие костры. На траве там и тут похрапывали захмелевшие воины. За стеной низенькой хижины всхлипывал и глухо причитал страдальческий женский голос:

— Ох вы, детоньки мои милые, покинет вас родной батюшка… Ох, на смерть пойдёт ваш свет-батюшка…

Застучал на волховской пристани колотушкой ночной сторож:

— Чу-ую…

В конце города, словно перекликаясь, застучал другой сторож.

Шли отроки по тёмным улицам и чем дальше уходили от кремля, тем звончей летели в ночь удары кузнечных молотов: динь-дон, динь-дон… Ковал Великий Новгород победу над Аскольдом и Диром. Недаром светилось в тереме окно Олега…

Князь Игорь вдруг остановился, прислушиваясь. Позади стучали копыта, все ближе, ближе. Вот зафыркала невидимая лошадь.

— Кто бы это? — забеспокоился он. — Не ровен час, лихие люди, головники… Время позднее…

В темноте прорезались силуэты всадников.

— Волхвы, — облегчённо вздохнул князь и пожал плечами: — Не ведаю, зачем они по ночам ездят.

Всадники поравнялись с тремя отроками и неожиданно спешились:

— Хватайте их! — сипло крикнул кто-то. Прежде чем отроки опомнились, сильные руки скрутили Таню и князя Игоря, заткнули рты тряпками и подняли на крупы лошадей.

— Что вы делаете?! — отчаянно закричал Игорь.

Но всадники уже ускакали, топот копыт скоро затих в ночи.

По тёмной улице к кремлю стремглав бежал мальчик в княжеском платно. Задыхаясь, что было сил заколотил он кулаком в ворота:

— Откройте! Пустите меня к князю Олегу! Скорей, скорей, откройте!..

Таню и князя Игоря волхвы везли на своих борзых конях бесцеремонно и жестоко. Словно мешки с гречихой, свешивались связанные отроки с крупов лошадей.

От бешеной скачки и тряски, от режущей боли в стянутых ремнями суставах Таня то и дело теряла сознание. Её голова с распустившимися светлыми косичками билась о волосатый бок лошади, но когда она приходила в себя, не чувствовала едкого запаха сбруи и конского пота. Было только мучительно больно; в горячей, затёкшей кровью голове мелькали синие огни, и она снова теряла сознание.

Потом Таня почувствовала, что её снимают с лошади и кладут на землю. Она открыла глаза и увидела над собой звезды. Месяц давно скрылся за лесом, и снующие вокруг силуэты волхвов в длинных платно, похожих на поповские рясы, казались призраками. Она застонала, но звука своего голоса не услышала, потому что её рот был забит противным тряпичным кляпом. В горле пересохло, очень хотелось пить.

Таня повернула голову и увидела рядом неподвижного, связанного по рукам и ногам князя Игоря с таким же кляпом во рту. «Они принимают князя за моего брата», — мелькнула у неё мысль.

Запахло гарью: это один из волхвов разжигал костёр. Запрыгали по дровам язычки пламени, и в их слабом свете над костром вырисовывалась огромная чудовищная фигура закопчённого дымом идола. Таня не поняла, из чего он был высечен — из камня или из дерева. Она запомнила только его пугающие золочёные глаза. Отблески огня отражались в них, мигали…

А по бокам Бога богов стояли идолы поменьше — такие же нелепые и закопчённые. Но в отличие от Перуна их глаза не золотились, а серебрились.

Волхвы подняли Таню и князя Игоря на ноги.

Они стояли на вершине горы, с которой в сумраке весенней ночи внизу виднелись леса, задёрнутая туманом гладь озера, серая река, вытекающая из озера, а вдали, на берегу реки, тёмные строения Великого Новгорода. «Это озеро Ильмень, — сообразила она, — а там Волхов вытекает из озера»…

Сколько раз Таня с братом и родителями бывали в этих местах по выходным дням!

Один из волхвов подошёл к идолу Перуна и взметнул к небу руки. Таня узнала Фарлафа. Князь Игорь рванулся, но волхвы удержали мальчика на месте.

— О Перун! — рыдающим голосом заговорил Фарлаф. — Твои волхвы всегда возносили к тебе молитвы на Перуновой горе и приносили тебе жертвы, проливая их кровь на священный костёр. Так будет всегда!

Он потряс руками, продолжая рыдать:

— На нашу землю, о Перун, пришли в образе отроков духи Чернобога. Ты послал меня услышать, о чём они говорят. Я стоял ныне за дверью Их комнаты и слышал, как они колдовали. Они рекли смерть князю Олегу и князю Игорю. Они рекли так: князя Олега ужалит змея, а князя Игоря убьют древляне. И я спросил тебя, о Перун, как поступить с отроками? И ты молвил: «Принеси, Фарлаф, их мне в жертву, пролей их поганую кровь на священный костёр, как проливал кровь жертвенных телят!»

Речь главного волхва стала бессвязной, он начал дёргаться и извиваться.

— О-гы-га-гу! — завопил безумный старец, брызжа слюной и корчась так, будто по его телу пропустили электрический ток. — О-гы-га-гу!..

Потом он закружился перед костром, и полы его платно развевались крыльями чёрной птицы. В руке главного волхва блеснул большой нож. В ту же секунду несколько других волхвов оглушительно забили в бубны.

«Этот сумасшедший старик сейчас зарежет нас!» — подумала Таня и почувствовала, как от её ног к голове медленно поднимается волна жгучего холода. Вот волна достигла колен, вот она уже сковала ледяными тисками грудь, шею… Она начала задыхаться. «Бум-бум-бум-бум-бум-бум», — гремели бубны. Фарлаф, тяжело дыша, остановился перед идолом и поднял над головой нож. Красные отсветы костра задрожали на широком отточенном лезвии, казалось, что по ножу стекает кровь. Фарлаф медленно повернулся к пленникам и указал остриём ножа на князя Игоря. Два волхва подхватили мальчика под мышки и поволокли к костру.

• Предыдущая
• 70/72
• Следующая