Ловушка для примерной девочки - Волчок Ирина - Страница 20

• Предыдущая
• 20/51
• Следующая

— Артур, ты представляешь, у нас будет ребенок!

Артур оторвал взгляд от экрана телевизора.

— Что?

— Ребенок!

Она просто обезумела. Вот, оказывается, чего она так хотела! Ребенка! Своего ребеночка!

Она накинулась на Артура, тормошила его, целовала…

Потом вдруг ощутила, что он сидит и… и — ничего! Не отвечает.

— Артур? Ты… не рад?

— Ну почему? Рад. Только вот, как Кирка к этому отнесется?

У Наташи провалилось сердце. Провалилось совсем, в пол.

— Натуля, ты чего так побледнела? Ты это брось! Ничего! Как-нибудь одолеем, — забормотал Артур, привлекая ее к себе и гладя по волосам. — Как же это я… оплошал? А ты так обрадовалась? Моя ты зайка! Ну ничего, успокойся, все будет хорошо.

— Нет. С Кирюшкой и вправду сложности будут, — прошептала Наташа.

— Что ж теперь поделаешь. Придется пережить, — задумчиво ответил Артур. — А все солнышко египетское, курортная расслабуха!

Он стал такой заботливый, такой внимательный. Расспрашивал, чего она хочет, таскал ей всякие вкусности, пылинки с нее сдувал. По вечерам чаем травным поил, соки готовил. Только что под стеклянный колпак не прятал.

Такой безоблачно счастливой Наташа была впервые в жизни. Все разглядывала себя в зеркале и — тоже впервые — призналась сама себе, что она… ничего себе, симпатичная. И торжествующе сказала своему онемевшему внутреннему голосу:

— Ну, что ты там плел про Артура? Нечего было мне самооценку занижать! Я вполне достойна любви. Вон какая красавица!

Голос молчал. Стыдно, наверное, было.

Она стала на учет в женской консультации, сдала анализы. Все у нее было нормально. Хорошо, просто отлично.

Вот теперь она понимала, она видела, что скрывал тот сиреневый туман.

Она просыпалась утром, и ее тошнило. А она радовалась этому. Радовалась тому, что иногда кружится голова. Радовалась распирающей боли в груди.

Она часто заходила в «гостевую», становилась в дверном проеме и фантазировала, как обставит комнату по-новому. Вот здесь, вместо диванчика, они поставят нарядную детскую кроватку. А рядом — комодик, который одновременно и пеленальный столик. Шторы повесят веселые, в розовых смешных картинках… А почему в розовых? — спохватывалась она. Ну да, у нее же будет девочка! Дочка. Настенька. Или Ксюша? Или нет, пусть она будет Сонечкой. София — мудрая, так пусть и будет мудрая. Нет, не надо мудрую. У нее будет веселая и озорная дочка. Марина. Маринка, Маришка. Как ни изменяй это имя — всегда звучит ласково.

Ой, ну почему так долго ждать?

— Расти скорее, Маринка, — говорила она своему все еще плоскому животу. — Я тебя очень жду.

…Как-то ночью она проснулась от боли. Постель была мокрой и горячей. Она откинула одеяло, тронула рукой простыню, включила ночник — и закричала. Это была кровь.

— Что вы принимали? Зачем? Чуть себя на тот свет не отправили! Будто не проще было прийти на аборт! — огорошила ее врач на утреннем обходе. Наташа лежала под капельницей еле живая. Кровотечение удалось остановить с трудом. Она действительно чуть не умерла…

— О чем вы? Не понимаю… — с трудом сказала она.

— Выкидыш был вызван неоднократным приемом сильного абортирующего средства. Такое в старину повитухи использовали при родовспоможении, а не на ранних сроках. Бывало, бабки пользовали согрешивших девиц. При Сталине за такое под суд отдавали — и правильно делали.

— Но я… ничего! Абсолютно ничего! Мы хотели этого ребенка.

— Исключено. Анализы показали, что это — искусственно вызванный выкидыш. Э! Больная! Больная! — последние слова донеслись откуда-то издалека-издалека. Из темного-темного мрака. И в этом мраке плавали, на секунду выстраивались в порядок и снова расплывались багровые, яростные, жирные буквы: Т… Р… У… Р… А… И было важно ухватить, запомнить этот порядок…

— Тэруэра… Лэруэра…

— Пришла в себя. Коротаева! Открывайте глаза! Ну, как вы?

— Тэруэра… Тэруэра…

— Что она говорит? Натуля, милая!

Она открыла глаза. В ногах ее постели стоял знакомый человек. В руках у него были розы. Багровые, яростные, жирные розы.

Она беспомощно оглянулась на врачиху. Что-то она говорила ей, такое страшное? И эти розы. И буквы! Тэруэра. Буквы. Их надо сложить в слово. Убрать лишнее, оставить звуки, произнести слитно… Кому она говорила это? Кого учила читать? Кирюшку… У нее есть муж и его сын. У нее должна была родиться Маринка. Это она рожала, что ли?

— А… где моя девочка? — жалобно прошептала она. И тихо заплакала. Потому что все вспомнила. Все. И то, что говорила врачиха, тоже вспомнила.

— Натулечка, зайка… Ну, что ж поделаешь! Не убивайся, все еще у нас будет, — наклонился над ней Артур.

— Нет. Не будет. Ты убил. Ты, — сдавленно прошептала она. Справиться со спазмами в горле ей еще было не под силу.

— Что ты такое говоришь? Кого я убил? — отшатнулся Артур.

— Ты давал мне что-то… чтобы выкидыш…

— Я?! Ну, это уже… Наташа, ты бредишь! Она бредит? — спросил он у врача.

— Нет, не бредит, — врачиха смотрела на него с прищуром. — У нее действительно искусственный выкидыш.

— Что вы говорите! Быть такого не может! — закричал Артур. — Да я ее… под суд! Сгною!

— Кого? — еще сильнее прищурилась врачиха. Наташа слушала. На большее сил не было.

— Травницу эту! Она же ясно сказала: пусть пьет по стакану вечером — и все будет хорошо и с ней, и с ребенком!

— Зачем? У вашей жены были проблемы? Зачем ей был нужен какой-то чай?

— Нет, все было нормально. Но мама хотела, чтоб было еще лучше! Чтобы ее не тошнило, чтобы ребенок развивался хорошо…Артур рухнул на стул и сжал голову руками. — Какой кошмар! Натуля! Поверь, мы хотели как лучше! Ужас, ужас! — он еще посидел, сжимая голову, потом отнял руки от головы и положил их на Наташин живот — тихо, осторожно. — Зайка, все уладится. Доктор, ведь все уладится?

— Не знаю. Жизнь покажет, холодно ответила она, странно глядя ему в лицо. — Будем надеяться. Наташа, вам лучше? Дайте-ка пульс… — голос у нее стал добрым и сочувственным. Совсем по-другому она говорила, вернее, допрашивала ее недавно. — Ну, я думаю, вам надо отдохнуть. — И снова с металлом в голосе: — Все! Посетителей прошу удалиться! — И опять почти ласково: — Сейчас сестричку пришлю, она вам укольчик сделает. Идите, идите, молодой человек! — И она чуть ли не вытолкала Артура вон. Захлопнула за ним дверь, вернулась. Села на место, с которого согнала Артура, взяла Наташину руку, словно хотела опять проверить пульс. Потом положила теплую сухую ладошку ей на лоб, подержала. И сказала со вздохом:

— Ох, устала я за нынешнюю ночку. Одну тебя чего стоило отвоевать… — Погладила Наташу по голове и убрала руку. — Ты, девочка, сильно не переживай. У тебя все будет нормально. Со здоровьем, я имею в виду. И детей ты еще родишь. А что этого потеряла… Не горюй, девочка. Ты красавица, молоденькая, у тебя столько всего еще впереди. И хорошего, и… Пойду, Галочку к тебе пришлю, она хорошо колет. Держись. — Она пошла было, но у порога задержалась. — Знаешь что, Наташа… — Говорила она медленно, словно сама сомневалась в том, надо это или нет. — Ты на мужа особо не думай… Мало ли, может, и вправду какая ошибка вышла. Он тут извелся весь, пока мы тебя возвращали. И сразу помчался за соками, фруктами… Цветы вон какие приволок… Ну, все, пошла я.

Вечером в палату — конечно же, отдельную, могло ли быть иначе у жены Коротаева! — влетела запыхавшаяся свекровь.

— Наташенька, девочка моя, — запричитала она с порога. — Это я чай покупала! Я ж и сама такой пила, когда Артура ждала! Я ничего не понимаю! У той же бабки и брала… Боже, какая беда, какое горе!

Она пошатнулась, закрыла лицо рукам. На пальцах — багровый, яростный лак… Наташа попыталась сесть. Свекровь подскочила к постели, удержала ее, поправила подушку, одеяло.

— Лежи, лежи! Прости меня.

Наташа вглядывалась в ее глаза. Не нравились ей они. Не кричали вместе с обладательницей…

• Предыдущая
• 20/51
• Следующая