Колька и Наташа - Конторович Леонид Исаакович - Страница 41

• Предыдущая
• 41/65
• Следующая

Колька посмотрел на друзей и поднял указательный палец:

— Черная бухта!

— О каком компасе ты говорил? — недоумевала Наташа.

А Генка просиял:

— Черная бухта! Ловко же ты, Коль. В Черной бухте на приколе старые баржи. Там, наверное, и Каланча, правда?

— Так, да не совсем. Компас может быть у любого. И даже если мы найдем Каланчу, захочет ли он возвратиться в детдом?

Под вечер поднялся ветер. Он со свистом кружил тучи пыли. Песок забивался в уши, рот, слепил глаза.

Колька и Наташа нетерпеливо ожидали Генку. Наташа стирала с мебели пыль, Колька смотрел в окно.

— Сколько можно ждать? — говорила Наташа. — Уже поздно, как пойдем?

— Ничего. Только сейчас и застанем Каланчу, — успокаивал Колька.

Генка ввалился в комнату и сразу заговорил:

— Где стул? Верите, музыканты, еле добрался. — Лицо у него стало серым от пыли. — Тьфу, тьфу, — отплевывался он.

— Хватит, — прикрикнула на него Наташа, — нашел место. Только знаешь опаздывать…

Генка подмигнул Кольке: «Вот ворчунья».

Они вышли из дому. На улице потемнело, хлеставший песок больно колол лицо.

Генка предложил:

— Может быть, вернемся, а?

— Никаких «а», — сказал Колька, — тронулись!

Через некоторое время дошли до трамвайной линии. Ветер стихал. Выглянуло солнце.

Грохоча колесами, проехал агиттрамвай, убранный флагами, портретом Ленина, плакатами, лозунгами. На прицепном вагоне духовой оркестр играл марш. Трамвай остановился на углу. К нему спешил народ.

— Айда на митинг! — предложил Генка.

— Наверное, будет устная газета, — поддержала Наташа, — ой, как интересно!

Кольке тоже было интересно, но надо было спешить.

— Некогда нам…

Довольно скоро они преодолели остаток пути и дошли до Черной бухты.

Около берега догнивало несколько старых барж и рыбниц. В трюмах нашли себе приют беспризорники и темные личности. Небезопасно было это глухое место. Редко кто из горожан даже днем рисковал заглянуть сюда. Часто тут слышны были пьяные возгласы, ругань, происходили драки.

Ребята остановились около полуразбитой баржи. Она жалобно скрипела, покачиваясь на легкой волне. Берег соединялся с баржей узкой доской. В грязной прибрежной воде плавали мусор, стружки, голова сазана с выпученными глазами и пустая бутылка из-под водки. «Наверно, Каланча живет на барже», — подумал Колька. Он оглянулся, но спросить было не у кого.

Колька подошел к шаткому мостику.

— Пошли?

— А как же! — храбро сказала Наташа.

— Придется, — согласился Генка, — агиттрамвай, вперед! — Он шутил, но ему немного не по себе было.

— Оставайся на берегу, — посоветовал Колька.

— Зачем же? Что ты, музыкант!

Первым перебрался на борт Колька, за ним остальные. Опасливо ступая босыми ногами по ветхой и грязной палубе, ребята подошли к люку.

Колька, перегнувшись, заглянул в него.

Вниз уходило бревно с прибитыми поперек планками. Очевидно, оно заменяло лестницу. Кто знает, что ожидало их в мрачном трюме. Стало страшновато.

— Наташа останется наверху, — сказал Колька и начал спускаться по бревну, — а мы с Генкой пойдем в разведку.

Наташа взбунтовалась.

— И не думай. Пусти, Минор, я полезу за Колькой, — оттолкнула она Генку.

Генка схватил ее за косички.

— Минор, — вскрикнула Наташа, и зеленые глаза ее вспыхнули гневом, — перестань!

Вспомнив, к чему привела их ссора при первом знакомстве, Генка немедленно отпустил девочку.

…Достигнув дна баржи, Колька помог спуститься Наташе и Генке.

Постепенно ребята привыкли к полумраку. Под ногами, между переборками, плескалась вода.

Вдали, в носовой части, мерцал слабый огонек. Пламя дрожало и освещало таинственным светом небольшое пространство. Друзья двинулись туда.

Вот и каморка, сбитая из кусков железа, фанеры и досок.

Колька, Наташа и Генка заглянули в помещение. На нарах, на полусгнившей соломе, скорчившись, спали трое подростков. Двое из них были незнакомы. Лицо третьего было прикрыто газетой.

Наташа локтем подтолкнула Кольку:

— Погляди.

Колька протянул руку к газете.

Перед ними, посвистывая носом, спал Каланча.

Жизнь на улице приучила Каланчу всегда быть начеку. Вася проснулся сразу, но из предосторожности не открыл глаза, пока не услышал голоса Наташи.

— Буди его, Коля, и пойдем. Задохнешься в этой яме!

В ту же минуту Каланча присел на нарах и потянулся, широко зевая.

— Ба, шпингалеты? Зачем притопали? Кого я вижу? Минор, и ты здесь?

Голос Каланчи разбудил лежавших рядом мальчишек. Те с настороженным любопытством смотрели на незнакомцев, особенно на Наташу.

— Мы за тобой, — сказал Колька. — Пойдем. Мария Ивановна с ног сбилась. Разыскивает тебя.

— За мной? — Каланча прищурил левый глаз, резким движением вырвал изо рта окурок у одного из подростков и молча задымил.

Его тронул приход ребят. Но он пока не собирался оставлять свое новое убежище… Брошенный им окурок, описав дугу, упал в воду и зашипел.

— Так слушайте, гаврики. Никуда отсюда не уйду. Мне тут не дует. Нравится лучше, чем в детдоме. Верно, со жратвой туговато, зато свободен.

— А Мария Ивановна тебя ждет, ребята из детдома да и мы… — начал Колька, но чувствовал: слова его неубедительны, беспомощны. Васька, кажется, даже немного подсмеивается над ним.

— Послушай, Вася, пошли! Что за удовольствие валяться на соломе, пошли, ну! — вступила Наташа.

Внезапно послышались приближающиеся шаги. Дети умолкли. Покачиваясь, вошли двое оборванных мужчин. Один из них — полный, лысый, другой — высокий, косоглазый.

— А ну-кось, выметайтесь, мочалки, — небрежно махнул рукой косоглазый.

Каланча бросил на него злобный взгляд и, болезненно морщась, начал приподниматься.

— Живее, дохлые крысы, — прикрикнул косоглазый и вытащил из кармана две бутылки самогона, — проваливайте и, пока не позову, носа чтобы не казали. Слыхал, Каланча? Проваливай, скорее, а то я тебе вчерашнюю баню повторю.

Колька, Наташа и Генка выскользнули из каморки. Каланча невозмутимо последовал за ними.

— Худо тебе, сказал Колька, — идем к нам.

— Мое дело! Не прошусь, не плачу. О чем разговор? Лучше скажите, чего Минор напортил за это время.

— Стекло помог разыскать.

— Ну, — искренне удивился Каланча, — да он же труслив, как заяц?

— И совсем не так, не трус он, — заступилась за Генку Наташа. — Владькин отец, этот самый Карл Антонович, его пугал, а он не побоялся.

— Цыц! Не называй его, — зажал ей рот Каланча и оглянулся на дверь каморки.

— Каланча! — прервал их окрик косоглазого. — Сгоняй-ка кого-нибудь в пивную «Жигули», пусть Карлу Антоновичу передаст: сегодня, мол, не можем, на той неделе будем делать.

— А чего сегодня не можете, надо ведь сказать!

— Опять баню захотел?

Каланча послал в «Жигули» одного из мальчишек.

Ребята вышли на палубу, вдохнули чистый речной воздух.

На Волге в этот вечерний час было тихо-тихо, лишь изредка всплеснет играющая рыба, да ветер пробежит в камышах.

Неудачная встреча с Каланчой, мрачная баржа вызывали у друзей невеселое настроение.

Каланча, скрывая грусть, поторапливал:

— Пора вам, скоро вся шатия соберется…

От Кольки не могло укрыться: трудно Васе, а вернуться гордость мешает.

Трижды раздался пронзительный свист.

Колька с Наташей, сидевшие за завтраком, переглянулись. Рука Марии Ивановны, наливавшей чай, застыла с неполным стаканом.

— Никак Вася? — спросила Мария Ивановна (свист Каланчи хорошо знали в детдоме). — Никак он?

Колька сделал безразличное лицо, но так и рвался выскочить из-за стола.

— Какой там Каланча? — прислушиваясь, не раздастся ли снова сигнал, пожала плечами Наташа. Она, как и Колька, сгорала от желания поскорее встретиться с Васей.

• Предыдущая
• 41/65
• Следующая