Колька и Наташа - Конторович Леонид Исаакович - Страница 43

• Предыдущая
• 43/65
• Следующая

Шинделиха не подходила к мужу, боялась скрипнуть половицей, но знала: придет время — он позовет. И время наступило. Угрюмо рассказал Шиндель о своих планах.

Слушая мужа, Шинделиха мелко крестилась. На щеках ее побледневшего лица выступили бурые пятна.

— В уме ли ты? А дом-то, дом! Одумайся. — Она тихонько завыла.

Карл Антонович исподлобья оглядел ее и скривил губы:

— Дура ты! Отпевать начала. Уходи в гости и молчи. Не об одном себе думаю. Пусть знают большевики: я перед ними плясать не стану. Кто нажил добро, на блюдечке не преподносит его… Рысаков захотели, голодранцы. Не наживали, не холили и получать им нечего… Иди.

Шинделиха накинула платок и ушла.

Карл Антонович вышел на крыльцо. С лица его исчезло мрачное выражение. Он добродушно окликнул ребят:

— Сидите, как куры на нашесте. Не скучаете? Чего молчите? Вон Барбос и тот хвостом виляет, человека увидел. А вы… Неуважительно. Старший спрашивает, а вы без внимания. Ну, да я зла на вас не имею.

Говоря, он из ведра бросал зерна сбежавшимся курам.

Ребята следили за каждым его движением. Они боялись Шинделя.

— А вы меня не того… Не кусаюсь, — словно догадываясь, о чем думали дети, заметил Карл Антонович. — Есть-то не хотите? Курочки клюют, и вам бы не мешало.

Ребята давно уже проголодались. Но не желали в этом признаться.

— Мы не хотим, — ответил Колька. Наташа в подтверждение кивнула головой, а Каланча закашлялся.

Шиндель швырнул последнюю горсть зерна птицам и сказал:

— У меня в конюшне картошки пудов шестьдесят припасено, — он протянул ребятам ведро, — наберите и сварите. Только костер разложите подальше от стога и построек. Вон очажок. Пошли, покажу подполье.

Колька колебался.

— Сварим, — шепнул ему Каланча. — Добро-то буржуйское. Чего ты хорохоришься!

Карл Антонович усмехнулся:

— Брезгуете? Или матроса боитесь: узнает, мол, уши надерет! Я ничего не скажу, ешьте на здоровье.

— И совсем я не боюсь, — гордо ответил Колька и повернулся к Васе: — Ты очень хочешь кушать?

— Не помню, когда и жевал последний раз.

Карл Антонович провел ребят в дальний угол конюшни и указал на кольцо, ввинченное в крышку подпола. Он зажег фонарь «летучая мышь». Ребята подняли за кольцо крышку, опустились на колени и при свете огня увидели горы картошки.

— Берите из-под низу, — советовал Шиндель, — там полевая, сладкая, рассыпчатая. — Он погасил фонарь и не торопясь, пошел к выходу.

Проводив его взглядом, Колька распорядился:

— Я спущусь вниз, а вы смотрите, не закрыл бы он нас.

Но Карла Антоновича не было видно.

Ребята успокоились. Колька накладывал картошку в ведро.

— Ты шуруй из-под низу, да бери покрупнее, — поучал Каланча, — слыхал, что говорил этот сыч.

В конюшне было покойно и прохладно. Слышно было, как переступали с ноги на ногу лошади. Лесок и Сокол перекликались тихим ржанием.

Ведро быстро наполнялось. Колька торопился, он не доверял Карлу Антоновичу.

— Кони на месте, — спросил он.

— На месте.

— А этого нет?

— Нет!

Колька приподнял ведро над головой:

— Держите!

Каланча схватился за дужку. Ведро оказалось тяжелым. Не рассчитав, он едва не свалился вниз. Картошка посыпалась на Кольку. Это всех рассмешило. Каланча помог Кольке выбраться из погреба.

Выйдя из конюшни, Карл Антонович осмотрел двор, обернулся назад, послушал, о чем говорят ребята, и взял бидон с керосином, стоявший под навесом. Он набросал у ворот приоткрытого входа несколько больших охапок сена и облил их керосином.

Потом проложил дорожку из сена, облитого горючим, от конюшни и стога к очажку. Двор был засыпан сеном, недавно привезенным, остатки его валялись на земле. Это помогло Карлу Антоновичу скрыть следы своих действий.

Забросив подальше бидон, он уселся на арбу, вытащил слегка дрожащей рукой большой красный платок и, вытирая липкий пот с побагровевшего лица, прислушался. Он ждал ребят.

Каланча и Наташа вышли первыми, они несли ведро. Коля поотстал, очищая штаны от грязи.

После полумрака солнце ослепило детей, и они не сразу разглядели Карла Антоновича.

— Набрали? — спросил он. — В бочке у фаэтона вода. Помойте картошку. Сольцы немного дам: нынче в цене она. Берите, а я пойду. Тут ко мне заглянут двое. Скажите: скоро буду.

— Не косоглазый ли? — не выдержал Каланча.

— Он самый. А ты откуда знаешь?

Обозвав себя мысленно ослом, Каланча что-то промычал в ответ и побежал закрывать ворота.

Его совсем не прельщала встреча с косоглазым.

— А меня-то — выпустишь? — пряча носовой платок в карман, спросил Карл Антонович.

— Валяйте! — Каланча с трудом открыл ворота.

— Зачем ты закрываешь. Не надо! — крикнул ему Колька, когда удалился Шиндель.

— А если косоглазый нагрянет? Шею мне свернет и пикнуть не успеешь!

Помыли картошку, поставили на таганок и спохватились, что нет спичек.

— Эх, и сыч проклятый, — ругался Каланча, — пожадничал огонька оставить.

— Да ведь мы у него не просили… Кто там кричит?

С улицы их звал Карл Антонович. Он и не думал уходить от ворот, а подсматривал в щель и выжидал, когда ребята разожгут очаг.

— Эй, сторожа, разжечь у вас есть чем?

— Не-ет, — подбежала на окрик Наташа, — дайте нам, пожалуйста!

— А я-то по дороге вспомнил. Ловите. Весь коробок не изводите.

— Хорошо! Хорошо!

Спички поймал подошедший Каланча.

— Коля, — сморщила нос Наташа, — ты не чувствуешь, здесь вроде как керосином пахнет.

— Воняет маленько, — раздувая ноздри, сказал Вася.

— Может быть, — сказал Колька. — Каланча, дай коробок, я очаг зажгу.

— Ишь, ласковый какой. Я сам. — Он чиркнул спичку, головка вспыхнула и погасла. — Отсырели они, что ли? — Снова чиркнул, на этот раз предварительно потерев серный конец о свою шевелюру.

Сено загорелось.

В ту же самую минуту Шиндель громко и тревожно застучал в калитку.

— Ребята, ребята! Скорее сюда!

Забыв о зажженном очаге, ребята подбежали к воротам: второпях Каланча чуть не сбил с ног Наташу.

— Ребята, сюда! Послушайте, что я вам скажу, вы слышите меня? — повторял Шиндель. Он всячески старался привлечь их.

— Слышим, слышим, говорите!

Карл Антонович, неожиданно перейдя на шепот, сбивчиво начал:

— Хоть и боюсь за себя, а вам все скажу…

Дети прильнули к воротам.

Они не видели, как пламя от костра переметнулось к стогу сена и входу в конюшню.

Первой заметила пожар Наташа.

— Ой! — закричала она. — Коля!

Тонкие струйки пламени бойко бежали от соломинки к соломинке, охватывая трепещущим огнем весь стог. В воздух, потрескивая, взлетели искры. Во дворе запахло гарью, с воем рвалась на привязи собака. Из конюшни неслось беспокойное ржание.

— Карл Антонович! — крикнул Колька, но за воротами было тихо.

Колька и Каланча сбивали огонь вилами, но, тормоша сено, только помогали пламени.

Наташа сбивала огонь лопатой. Увлекшись, она не почувствовала, как стал тлеть подол платья.

К ней подскочил Колька и ладонями притушил огонь.

Каланча выбросил из ведра картошку и, набирая из бочки воду, выплескивал ее на стог. Но огонь точно злясь, все разгорался. Дети метались по двору. От волнения они не замечали жары. Слезились от дыма глаза.

Занятые стогом, ребята только сейчас обратили внимание на трескучее пламя у ворот конюшни. У входа вырос небольшой барьер из огня. Огонь лизал ворота.

Колька раньше всех оказался у конюшни. Языки пламени, топот и ржание животных ошеломили его.

Каланча яростно расшвыривал вилами огонь у ворот.

— Колька, помогай! Девчонка, чего нюни распустила! — зло кричал он.

Колька пришел в себя:

— Наташа, беги на пожарку, быстро!

Ни калитку, ни ворота Наташа не смогла открыть: сил не хватало.

• Предыдущая
• 43/65
• Следующая