Колька и Наташа - Конторович Леонид Исаакович - Страница 5

• Предыдущая
• 5/65
• Следующая

Колька же очень удивился: «К стенке» — это значит расстрелять. Как же рыбаки сами могут проситься… Что они за люди? Он с боязливым любопытством посмотрел на ближайшего из них. Мужчина лет пятидесяти, с квадратным обросшим подбородком, и большими красными ушами перехватил его взгляд и улыбнулся. Колька оцепенел: «Улыбается. Его к стенке, а он улыбается!»

Но внимание мальчика отвлек горбоносый красноармеец. Он громко докладывал Острову:

— Везли, значит, они на санях три кошеля с рыбой, мы у них документы спрашиваем, а они, веришь — нет, деньги суют, откупиться хотели… В общем, гады!

— Разменять их, и дело с концом, — раздался чей-то звенящий гневный голос.

Рыбак, который улыбнулся Кольке, неторопливо обратился к Острову:

— Арестовали нас, гражданин начальник, беспричинно и зря. Служивый, бог простит ему, все, прости господи, перепутал. Ведь, поди же, такой молодой — ай-ай-ай… Рыбу мы везли, точно. Только куда? Куда, надо знать? Везли в госпиталь, а нас за холку, давай документы, давай улов, не дашь — в каталажку. А нам бояться нечего, мы не из каких-либо… Только не дело это. Чай, своя власть — крестьянская. А насчет спекуляций или подкупа — брешет парень, креста на ем нет, постыдился бы грех на душу брать. Чего чесать языком, честной народ топить. Только гляди, служивый, как бы сам первый не утоп. Обидно! Рыбу-то с каким трудом промышляли, чуть в ледовой откос не попали, страху нахлебались, а тут этакую пакость взвели. Да уж ладно, дело прошлое. Бог простит его, грешного. Говори, гражданин начальник, куда ее, рыбу, сваливать?

Горбоносый подскочил как ужаленный.

— А-а-а, — только и мог выговорить он, — а-а-а, шкура! Веришь — нет, как переворачивает: все шиворот — навыворот. Ух, ты, — и с яростью замахнулся на отшатнувшегося рыбака.

Остов перехватил его руку и с силой опустил ее. В наступившей тишине тихо и спокойно прозвучал его голос:

— Никогда еще горячность к добру не приводила.

Красноармеец недовольно отступил назад и зло посмотрел на Острова.

— Вот тебе и раз. Ну и дела, не гадал и не думал, что контру под защиту.

Андрей Иванович, словно ничего не произошло, снял ушанку и, не торопясь, пригладил волосы.

— Если мы вас правильно поняли, гражданин рыбак, вы хотели сдать рыбу в госпиталь. Так это?

— Вот именно. Об чем и разговор.

— Прекрасно. Но почему вы без документов?

— Торопились, гражданин начальник, не ждали, что так встретят. Подумай сам, ведь ты человек не глупый, не к белякам ехали, а к своим, а они вон ружьями пужают!

Пехотинец только поморщился в бессильном гневе.

Остов все так же спокойно выяснял:

— Откуда сами будете?

— Из Степного.

— Степ-ного-о? — протянул Остров. Он на секунду прислушался к жаркому дыханию людей, увидел их нетерпеливые, горящие взгляды и наклонился к Кольке:

— Сбегай во двор, позови Владимира Сергеевича, с которым я говорил. Скажи, чтобы на дне саней у этих поискали. Нет чего под рыбой. Беги!

Колька, расталкивая всех локтями, выскочил из коридора.

— Ну, а как у вас дела в Степном? Кулачье не шевелится?

— У нас, дай бог, тихо, — рыбак явно не желал пускаться в разговоры. — Так куда прикажешь, гражданин начальник, рыбу сдавать?

— Послал мальчика за человеком, сейчас узнаем, подождите немного.

«Торопится, — подумал Остров, — очень спешит. Посмотрим, что дальше будет».

— Немного, что ж, это можно, подождем.

Дверь открылась, и появились Владимир Сергеевич и Колька. Они внесли ствол разобранного пулемета, оцинкованную коробку с патронами и осторожно опустили на пол свою ношу.

— Хороша рыбка, — насмешливо улыбнулся Владимир Сергеевич, подкручивая свой пушистый ус, — не они ли хозяева ее? — кивнул он головой на рыбаков. — Что-то думается, Андрей Иванович, что они…

— А вы знаете их?

— Знаю, как же не знать! Первые заправили, кулаки в нашем селе, настоящие живодеры.

Остров холодно посмотрел на кулаков.

— Ясно! Отправить в особый отдел.

Когда увели арестованных, Остров повернулся к горбоносому красноармейцу:

— За бдительность спасибо, а за невыдержанность поругать хочется. А теперь прошу вас довести начатое дело до конца. Сдайте рыбу в госпиталь. Николай, пошли ко мне!

Когда Остров и Колька подошли к двери кабинета, кто-то вихрем налетел на Кольку. Мальчик не успел и охнуть, как растянулся на полу. Правда, он быстро вскочил на ноги, но на лице отразилось такое замешательство и испуг, что все невольно рассмеялись.

Перед ним, запыхавшись, стояла девочка небольшого роста, лет тринадцати. Из-под надвинутой на лоб буденовки с большой красной матерчатой звездой искрились зеленые глаза. Она молча, с неодобрением осмотрела Кольку, нахмурилась и звонким голосом сказала:

— Что ты стоишь на дороге, как мешок!

Собравшийся было уйти горбоносый пехотинец вступился:

— Зачем парня обижаешь, сама толкнула. Тебе бы мальчишкой родиться…

Все с улыбкой глядели на девочку. Это была Наташа. Ее мать, Мария Ивановна, работала в ревкоме и жила в этом же здании, на первом этаже. Поэтому маленькую фигурку с косичками привыкли видеть здесь.

Колька, между тем, мрачно соображал: «Откуда она взялась такая? С ног сбила и еще мешком обзывает». Он вытер о шинель руку, которую запачкал при падении, и выпалил:

— Ну, ты, потише!

Наташа сморщила маленький носик, что у нее выражало крайнее удивление.

— А ты кто такой? — Она сняла буденовку и встряхнула головой, отчего косички разлетелись по плечам, — Кто ты? Ну, отвечай? Или язык проглотил?

— Я? — Колька поднял глаза на Острова, молча наблюдавшего за ними, и, заметив одобряющую улыбку на его лице, воспрянул духом.

— Не твое дело… Сами с усами.

Наташа рассмеялась.

— Эх, ты! Усатик. Уж больно ты грозен. Храбрый какой!

Колька вдруг почувствовал огромную усталость. Ему захотелось вот здесь же прилечь в уголке и никого не видеть и не слышать. Стало жалко себя. Что-то подкатилось к горлу.

А Наташа уже обратилась к Острову:

— Дядя Андрей, мама калмыцкий чай приготовила с молоком. Нести вам? И суп из воблы есть, вкусный-вкусный! — Она уже метнулась бежать.

— Подожди, — удержал ее Остров, — сведи-ка Николая к маме и попроси, чтобы накормила его и зашла ко мне… Подойди-ка поближе.

Наташа, почуяв какую-то тайну, подставила ухо. Остров шепнул:

— У него ни отца нет, ни матери. Один он! Понимаешь?

Насмешливые глаза Наташи посерьезнели. Тряхнув косичками, она потянула Кольку за рукав:

— Пошди!

Колька не трогался с места, глядя на Острова.

— Ничего, ничего, иди, — успокаивающе сказал тот. — Все будет хорошо. Мы еще увидимся, а сейчас тебе надо отдохнуть.

У Кольки немного отлегло от сердца.

— Пошли, — повторила Наташа и, обращаясь к горбоносому пехотинцу, озабоченно покрутила головой: — Будет у меня с ним хлопот. Видно, упрямый.

Пехотинец весело сощурил глаза:

— Ну, у тебя упрямства на троих таких хватит. Переупрямишь.

Остров, открывая дверь, услышал разговор и обернулся:

— Так я на тебя надеюсь, Наташа.

— Хорошо, хорошо, дядя Андрей. А чай и суп нести вам? Мама ругается. Говорит, как с утра уехали, ничего не ели. Три раза суп подогревала.

— Колю вот накормите.

— Да и вам хватит, всем хватит, полный котел. Паек только получили.

— Тогда совсем хорошо. Я тоже проголодался. Неси, Наташа!

Девочка потащила Кольку за собой.

— Ты не знаешь, как с начальством трудно. Ты им варишь, продукты изводишь, труды вкладываешь, а они все заняты да заняты: то собрание, то заседание, то митинг, а то контра пожар устроила.

Колька через силу улыбнулся.

— Тебе-то очень трудно! Много ты варишь, видать!

Наташа готова была вспылить, но вспомнила о просьбе Острова.

• Предыдущая
• 5/65
• Следующая