Колька и Наташа - Конторович Леонид Исаакович - Страница 63

• Предыдущая
• 63/65
• Следующая

— Успокойся!.. А кого винят? Кого? — раздался вдруг голос подошедшего Красникова. Его одутловатое лицо исказилось, стало серым. — Меня выходит? Эх вы!.. Когда работал, как вол, был хорошим. Чуток подвернулся… Ну, загулял — ополчились, растоптать решили…

К станку собирались рабочие.

— Работяги, — вдруг неестественно взвизгнул Красников, — это кто разрешил издеваться над рабочим человеком? Кто?

— Слушай, — вышел вперед Зайченко, — слушай, Красников. Не мути воду. Брось разговоры об издевательстве. Не клюнет… Не спекулируй рабочим именем. И если хочешь знать — слушай. Вот ты?! Какой ты рабочий? Ты над заводом издеваешься…

Рабочие одобрительно загудели.

— Я? Меня? — задохнулся Красников и с треском рванул на себе косоворотку.

— Эх, ты, артист! — насмешливо продолжал Зайченко. — Рубаху не рви. Сгодится… Может, ты и был когда-то рабочим, а сейчас весь вышел. Честь свою пропиваешь? Дело твое. А нашинскую молодую Республику — не позволим. И думаю так я, товарищ секретарь, — повернулся он к Костюченко, — на тачке его из цеха.

Рабочие поддержали:

— Выгнать поганую овцу!

— На тачке!

Прессовщик Груша торопливо говорил:

— Братцы, верил я в него, как в бога, а он, как поп — с лица свят, а нутром гад.

Красников тупо озирался. Взгляды рабочих не предвещали ничего хорошего.

— Товарищи, — остановил всех матрос, — товарищи! Рогожу мы повесили по постановлению партийной ячейки.

— И правильно!

— Верно!

— Погодите. Я о другом. Николая Логинова невольно обидели.

Теперь все посмотрели на Кольку.

— Ничего, поймет. Не по нему били, — сказал Зайченко.

— Ясное дело, — раздались возгласы, — поймет парень!

— Секретарь, — неожиданно обратился Красников к Костюченко и низко опустил голову. — Матрос! — продолжал он в наступившей тишине. — Промашку допустил я. Виноват. Прости. — Он с трудом выдавливал из себя каждое слово.

— Проси у всех, — жестко ответил Глеб Дмитриевич.

…Красникова простили, но предупредили: еще одно замечание — и за ворота.

Через некоторое время они начали работать. Колька избегал смотреть на Красникова.

Тот молчал. Только один раз, когда Колька слишком часто стал подавать заготовки, буркнул:

— Не жми. Вишь, пресс расстроился. Браку напорем.

«Не бегал бы по кабакам, — не порол бы браку», — подумал Колька и начал бросать стержни реже.

Колька и Наташа с трудом выбрались из весело шумящей очереди и неподалеку от кассы пересчитали деньги: первая получка в заклепочном цехе!

— Коля, как много! — восторженно закружилась на одной ноге Наташа.

И хотя денег было совсем не так уж много, Колька сам готов был пуститься в пляс. Но рабочему-нагревальщику не положено.

— Маме ситец на платье — раз, — загибала Наташа палец, — тебе косоворотку — два.

Колька протестующе поднял руку:

— У тебя башмаки прохудились.

— Помолчи! Прохудились! Какой ты рабочий без косоворотки? Остальные на продукты.

Колька посмотрел на Наташины разбитые парусиновые туфли.

— Ты получишь ботинки! Давай деньги!

— Если на меня тратить — не дам! — Наташа спрятала за спину кулак с деньгами.

Колька махнул рукой.

…На улице было солнечно. После короткого дождя трава посвежела, стала ярко-зеленой. Дышалось легко. Ветер разогнал тучи, и голубое небо с редкими облаками отражалось в лужах.

— Здрасте, — неожиданно раздался рядом нетвердый голос мастера Грачева, — а вот и мы.

Грачев был навеселе. В шелковой кремовой косоворотке, опоясанной красным шелковым шнуром с кистями, в блестящих лакированных сапогах мастер выглядел празднично — будто на ярмарку собрался.

— Пошли, — положив свою толстую руку на плечо мальчика, пригласил он, — за тобой должок!

— Куда! Какой должок? — пытался вывернуться Колька.

— Как куда? Хитер! Обмывать!

— Кого обмывать? — еще больше удивился Колька.

— Ишь ты, — подмигнул Грачев и, показывая большие желтые зубы, рассмеялся, — тебя, дорогуша. Эх, зеленый ты. Порядок такой спокон веков. Я тебе помог? Помог! То-то же, выходит, должок. Пошли к дяде Ване.

— Никуда он не пойдет, — бросилась на защиту друга Наташа. — Нам в лавку, обновы покупать. Идем, Коля!

Мастер не обратил внимания на ее слова. Он еще крепче вцепился в плечо Кольки и потянул его за собой.

Наташа безбоязненно налетела на Грачева, схватила за кремовую рубашку.

— Как вы смеете? Отпустите Колю. Коля, уходи от него!

Но Колька вдруг по совершенно непонятной для Наташи причине поощрительно улыбнулся мастеру, а ей сказал: «Иди домой!» Наташа растерянно шла за ними, не зная, что думать.

У пивной Грачев ухмыльнулся Наташе и, ловко втолкнув Кольку в распахнутую дверь, сказал:

— А вот и дядя Ваня!

…Наташа так и не поняла случившегося. Досада на Кольку, на себя и злость на мастера душили ее. Крупные слезы текли по щекам. Она не могла знать, что Кольке в последнюю минуту пришла в голову нелепая мысль: попытаться в пивной выведать у мастера, что он перевозит в бочке с помоями и зачем тайком от людей посещает литейку.

…Пьяные возгласы, звон кружек и какой-то сладковато-тошнотворный запах, перемешанный с дымом от табака, поразили Кольку. Ему захотелось бежать отсюда. Но он вспомнил о своем замысле и, преодолевая отвращение, подчинился мастеру, который подтолкнул его к пустовавшему столику.

Грачев смахнул со столика остатки воблы, плюхнулся на стул, постучал грязной вилкой и крикнул официанту:

— Любезный!

Заглядывая в глаза Кольке, он продолжал:

— Правильно, что обмываешь, уважительный парень, то, что было промеж нас, забудь! Забудь!

Колька молчал, лихорадочно обдумывая, как поскорее и лучше сделать свое дело и убежать.

Им принесли две высокие кружки, сушеную воблу и тарелку с солеными помидорами. Размер кружки испугал Кольку. Грачев ободряюще подмигнул Коле и, к величайшему его ужасу, достав из кармана бутылку водки, наполнил кружки чуть повыше половины. Отставив опорожненную бутылку, он скомандовал:

— Бери! Дай бог не последнюю, — Рыжий козел стукнул о Колькину кружку, прильнул к своей ртом и не отрывал губ, пока не выцедил до дна.

И снова Кольку охватил ужас. Еще не выпив, он почувствовал, что его начало тошнить.

— Пей! — приказал Грачев, очищая воблу. — Пей!

Колька не хотел пить. Он оглянулся, словно ища помощи.

Но кругом все были заняты: пили, шумели, курили.

— От крещения нельзя отказываться, все так начинали заводскую жизнь! Пей! — настаивал Грачев.

И Колька поднес ко рту посудину.

— До дна, до дна! — требовал мастер.

Но Колька смог сделать всего несколько глотков и схватил помидор.

— А ты, брат, молодец, свойский, — приговаривал Рыжий козел.

У Кольки закружилась голова. «Ну, вот и выведал тайну», — со злорадством подумал он о себе.

К ним то и дело подходили знакомые мастера, шутили и посмеивались над захмелевшим Колькой.

— Эх, братцы, не в нас пошел народ, — ораторствовал мастер. — Силы в нем нет!

Один из рабочих неодобрительно бросил:

— Оставь ты мальца! Всю получку хочешь из него вытянуть?

Грачев заорал:

— У меня своих хватит!

Откуда-то появился Красников, тоже пьяный, и набросился на Колькиного заступника. Потом он ругал Глеба Дмитриевича за рогожное знамя, кричал в самое ухо мальчику, что Колька стервец, но работать мастак.

Кольке стало совсем плохо, и он стремглав, задевая стулья, выскочил на улицу.

Два часа потратила Наташа на розыски Генки и Каланчи. Втроем они помчались к пивной.

Генка не мог поверить в случившееся. Задыхаясь, на ходу неоднократно переспрашивал.

— Но зачем Колька пошел с ним? Как он мог?

— Я же тебе тысячу раз говорила, — горячилась Наташа. — Схватил за плечо и потянул. Как клещами.

• Предыдущая
• 63/65
• Следующая