Клад Волчьего колодца - Письменная Лариса Михайловна - Страница 18

• Предыдущая
• 18/23
• Следующая

Головня заметно вздрогнул, но ничего не ответил.

— От вас требуется только возможное: покойника, конечно, не воскресить, да и едва ли это было бы полезно для нас, а портфель с бумагами вы должны отдать или, по крайней мере, указать, куда вы его дели.

— Этого портфеля у меня давным-давно нет, — после долгого молчания ответил Головня. — Его, кажется, захватили партизаны во время налета на Лисички.

— А бумаги?

— Никаких бумаг там не было. Портфель достался мне пустым.

— Пустым?

— Совершенно пустым. Я даже удивился, почему, тот чудак так цепко за него держался, словно за большую ценность.

— Ну, в этом ничего удивительного нет, ведь тот портфель… гм… да… Однако куда же исчезли бумаги?

— Не знаю. Наверное, ваш Коваль их уничтожил.

— Уничтожил? Для Коваля это было равносильно самоубийству. Нет, уничтожить он их не мог, следовательно — спрятал. Но куда?

— А кто знает? Мы его захватили в лесу, неподалеку от Лисичек.

Долговязый некоторое время молчал, видимо что-то обдумывая.

— Что же, придется довольствоваться пока одним портфелем, а там посмотрим. Итак, вам нужно будет разыскать этот портфель.

— Где? Каким образом? От него, должно быть, давно и следов не осталось!

— Тем хуже для вас. Но у меня есть все основания полагать, что портфель цел. Найдете его, и вам дадут покой, более того — щедрую награду. Не найдете — не взыщите: придется сообщить куда следует ваше настоящее имя и, так сказать, «профессию». Как видите, вам выгоднее поехать в Лисички, найти кого-нибудь из бывших партизан и узнать о судьбе портфеля. Вам это нетрудно сделать, ведь людей и местность вы хорошо знаете.

Бывшего полицая охватил животный страх. Он стер рукавом со лба холодный пот:

— Я не могу вернуться туда! Меня живьем съедят, если опознают.

— Зря паникуете, столько лет прошло… Кроме того, ваша завидная шевелюра и борода делают вас совершенно неузнаваемым: вы же тогда коротко стригли волосы и брили лицо. Вот только цвет… уж больно предательская у вас масть… А впрочем, это даже к лучшему: если превратить вас в брюнета, тогда уж и родная мать не узнает.

— А если все-таки узнают?

— Отказавшись, вы рискуете значительно большим. Неужели не понятно? Ну, хватит попусту болтать. Завтра вы подаете заявление об уходе с работы. Документы, характеристику и все такое прочее оформляйте как следует, пригодится. И запомните крепко: от меня вы никуда не скроетесь, лучше и не пытайтесь. Думаю, вопрос ясен?

И ночной гость исчез во тьме.

После окончания войны знакомый нам летчик Роман Петрович Мороз демобилизовался и поступил в университет. Незаметно пролетело еще пять лет — и университет окончен. Молодой учитель с женой и маленькой дочуркой приехал работать в Кленовский район. В районном отделе народного образования он сам попросил направить его в окруженное лесом село Лисички, столь памятное ему со времен войны.

С глубоким волнением поклонился Роман Петрович скромной могиле Пелагеи Демьяновны Ткаченко, своей второй матери. И с той поры его дочка никогда не забывала приносить свежие цветы на могилу бабушки Демьяновны, которая ценой лютой смерти своей спасла жизнь ее отцу.

Шли годы, заживали глубокие раны, нанесенные Родине войной. В селе Лисички на месте прежней, разрушенной семилетки выстроили большую двухэтажную среднюю школу, заново отстроилось сожженное фашистами село. В Зубровском лесу открылся пионерский лагерь, так неожиданно нарушивший планы мальчишек из лесничества…

Роман Петрович полюбил свою работу и поэтому охотно принял приглашение — приехать на лето поработать в лагере.

Накануне отъезда в лагерь он зашел попрощаться к директору школы, Семену Тарасовичу, добродушному, живому старику.

— Ну что ж, ни пуха ни пера, как говорится, — пожелал ему Семен Тарасович. — Завидую, право, завидую! Люблю пионерию, чудесный это народ. Эх, скинуть бы мне десяток-другой годков, сам бы с радостью взялся… Только нет, укатали Сивку крутые горки… Но, товарищ начальник, я вижу непорядок: а где же ваш портфель?

— Сроду не носил, — сконфуженно признался Роман Петрович. — Не привык. Вот с этой верной подружкой и обойдусь, — он показал полевую достаточно уже потрепанную сумку. — Видали мы с нею виды!

— Э, нет, так не годится! — шутливо возмутился Семен Тарасович. — Какой же вы начальник без портфеля? Несолидно, уважение не то. Вот погодите, ради такого случая я вам свой одолжу.

Он вышел в соседнюю комнату и вскоре принес оттуда желтый кожаный портфель.

— Куда мне такую роскошь? — испугался Роман Петрович. — Вы бы мне старенький одолжили. А этот, новый, еще исцарапаю…

— Какой он новый? Просто такой выносливый, сносу нет. Достался он мне давно, еще в войну, когда в партизанском отряде был. Мы его взяли в хате у одного местного полицая — Головни.

— Головни?!

— Эге, да я и забыл, что вы «крестник» этого иуды! В таком случае знаете что? Забирайте его совсем, он ваш по праву. Берите, берите, не отказывайтесь! Пусть он будет вам на память о том, как наш отряд когда-то освободил вас. У меня ведь еще и другой, именной, есть.

Роман Петрович поблагодарил и принял неожиданный подарок. Холодная, тугая кожа портфеля как-то тревожно скрипнула в его руках, навеяла грусть…

Кто был его хозяин? Где он? Остался ли в живых, побывав в когтях ненавистного выродка?

Так начальник Зубровского пионерского лагеря нежданно-негаданно оказался владельцем портфеля инженера Коваля.

Но, как мы уже знаем, ненадолго: его украли в лесу, когда Роман Петрович возвращался в лагерь из командировки…

— Этот? — в голосе Головни прозвучало сомнение.

— Он самый, старый знакомый! — весело хлопнул липкой ладонью по желтой скрипучей коже портфеля долговязый. — А что, разве не похож?

— Да как сказать… Уж слишком похож, — сколько лет прошло, а он все такой же новенький. Застежки вот только поистерлись.

— Новенький? Именно это меня и убеждает, что портфель тот самый. Ведь он же — нестареющий!

— То есть как же это?

Долговязый не ответил и, нетерпеливо вытряхнув содержимое портфеля на траву, вывернул его наизнанку и стал внимательно осматривать.

— Кажется, что-то есть, — промычал он, заметив подпоротую с угла подкладку.

Долговязый быстро подпорол ее дальше острием ножа. Головня вытянул шею и заглянул из-за плеча. На открывшейся внутренней стороне плотной кожи портфеля он увидел полустертую надпись:

— Вот теперь все понятно! — осклабился долговязый.

— Что все это значит? — недоумевая, спросил Головня.

— Это? О, это значит богатство, миллионы! Следует только спуститься в этот симпатичный колодец и добыть кое-что, спрятанное там.

— Золото?! — Задрожавшими от жадности руками Головня вытащил из кармана кисет с махоркой и подобрал валявшуюся на траве газету.

— Ха, что золото? Дороже золота! Те самые бумаги, которые прежде находились в портфеле, — расчеты одного крупного изобретения.

— Какого изобретения?

— Ну, это я вам объяснять не обязан. Впрочем, могу кое-что сказать. Сколько, по-вашему, может стоить этот портфель?

Головня деловито ощупал и помял в пальцах скрипучую кожу портфеля.

— А что же, материал первый сорт, ничего не скажешь! В коже я толк знаю. Цена ему не меньше, чем добрым хромовым сапогам.

— А если я вам скажу, что стоит он ровно столько, сколько эта никчемная газетенка, из которой вы намерены свернуть свою самокрутку?

• Предыдущая
• 18/23
• Следующая