Моя тетушка — ведьма - Джонс Диана Уинн - Страница 38
- Предыдущая
- 38/48
- Следующая
— А, я так и думала, что вы вернетесь, — сказала она.
— Они срывают бугор бульдозером, — сказала я.
— Поэтому нам нужно действовать быстро, — сказала мама и ринулась в коридор.
Мисс Фелпс опять упала, когда впускала меня, но в самый последний момент мама развернулась и подхватила ее. Она крепко взяла мисс Фелпс под локоть и препроводила в гостиную. По-моему, мисс Фелпс была этим не очень довольна. Она любит делать все сама, в том числе и падать. А мама привыкла к тетушке Марии и не понимает этого. Я закрыла входную дверь, пока мама говорила:
— Ваш брат очень занят? Нам нужно устроить срочный военный совет с участием вас обоих.
— Маргарет, позови его, — попросила меня мисс Фелпс. — Нет, благодарю вас, я могу сесть в кресло без посторонней помощи.
— Мистер Фелпс! — закричала я.
Мистер Фелпс был наверху. Он деревянными шагами поспешил вниз — мокрый и встрепанный, словно только что из душа.
— В чем загвоздка? — спросил он. И, не дожидаясь, когда я отвечу, вошел в комнату. — На этот раз я пойти не могу, — заявил он. — В котором часу вы видели проекцию минувшей ночью? Женщина, не надо на меня смотреть. Отвечайте. Это важно.
Мама сказала:
— Не хочу показаться глупой, но я вас не поняла.
Мисс Фелпс ответила:
— Мой брат несколько опережает собственные мысли. Чтобы ваш друг избежал гибели от экскаваторов, необходимо, очевидно, извлечь его из прошлого в какой-то момент между тем, когда вы видели его в последний раз, и временем, когда рабочие начали копать.
— Путешествие в прошлое, мама, — пояснила я.
— Только недалеко, — кивнула мисс Фелпс. — Мне представляется — в нынешнее утро, сразу после рассвета. Все ли согласны?
В такого рода логике мама не сильна. У нее на лбу появились морщинки.
— Я… ясно, — проговорила она. — Тогда… нельзя ли отправиться поскорее? Пожалуйста!
— Можно отправиться хоть вечером, хоть завтра и все равно поспеть вовремя. Да хоть через год, — покривился мистер Фелпс. — Женский мозг меня просто ужасает. Полное отсутствие логики. Впрочем, если это вас обрадует, отправляйтесь хоть сейчас. Я, знаете ли, несколько занят.
Мы успели увидеть, как он шагает из комнаты, — и исчезли. Меня затошнило. Мама нетвердой походкой подбежала ко мне, и мы обе задрожали. Маме все не давала покоя мысль про «назад в будущее». Она сказала:
— Как нехорошо получилось, мы, кажется, ему ужасно помешали. По-моему, его сестра гораздо симпатичнее. Вот это да! И правда рассвет!
Да, занимался рассвет. Небо было все розовое. Через поля лентами протянулся туман, лес наверху посерел от него. Бугор перед нами был весь черный и промокший, если не считать редких бело-зеленых почек на кустах.
— Хочешь немного подождать и прийти в себя? — спросила я. Я-то хотела.
— Когда придут рабочие? Который час? — Мама поглядела на часы. Они, конечно, показывали полдвенадцатого. — Давай попробуем, — сказала она.
Мы подошли к бугру. Ноги у меня промокли от росы. Все время становилось светлее, и я как следует огляделась — я не забывала, что вижу в зеленом поле бугор и кусты в последний раз. Я посмотрела вверх, на леса на холмах, где оседал туман, и подумала: где же сейчас Крис?
— Пошли, Мидж. Все придется делать тебе, — сказала мама и снова посмотрела на часы.
— Знаю, — отозвалась я. — Наверно, надо теми же словами, что и она, да?
Мама кивнула.
Тогда я вытянула руки вперед и сказала:
— Силой, дарованной мне, я отпираю этот холм и… э-э… выпускаю тебя из него, Энтони Грин.
— Скажи, как тебя зовут! — прошипела мама.
И я сказала:
— Это Наоми Лейкер. Я вызываю тебя, Энтони Грин.
На миг мама сникла — решила, будто у нас ничего не вышло. Потом мы увидели, что кусты стали другие. Нужное место было ближе к вершине и немного справа. И там земля и кусты словно бы распались на сотни прозрачных точек. При этом они — эти точки — не двигались. Они просто сделались такие — как бы сказать — неплотные, и из них поднялась высокая бледная фигура человека. Человек всплыл на поверхность, словно из воды, — он лежал на боку и несколько секунд оставался в той самой позе, в которой упал в прошлый раз, когда мы, кошка и котенок, бросились ему под ноги. А потом он поднялся — очень медленно и нетвердо.
— Ничего себе! — прошептала мама в смятении.
Он был тощий как скелет, и от этого казалось, будто росту в нем футов девять. Волосы у него отросли в огромную гриву. И длинная неопрятная борода тоже. А еще за все эти годы одежда на нем почти вся истлела, а кожа под ней стала жуткого глинисто-белого цвета, грязная и вся в морщинках. Он вытаращился на нас в рассветных лучах солнца, и я увидела, что брови у него по-прежнему темные и такими же домиками, как у призрака.
— Кто… вы кто? — спросил он голосом, который его еле-еле слушался. Словно ветер просвистел в горлышке бутылки.
— Мы — Бетти и Маргарет Лейкер, — сказала мама.
Это, конечно, совершенно сбило его с толку. Он опустил голову, чтобы подумать, и сразу, конечно, увидел и бороду, и остального себя — тощего как скелет. Тогда он поднял голову и посмотрел на нас, будто глазам своим не верил.
— Я стал старый, — проговорил его скрипучий голос-ветер. — Что произошло?
Он был в ужасе. И от ужаса не слышал, как мама сказала:
— Если хотите, пойдемте с нами!
А он произнес, перебивая ее:
— Кошмар! Я стал старый! Что произошло?
А потом взял и убежал. Его было не остановить. Он ринулся вниз по склону и помчался через поле, словно олень, то скрываясь в тумане, то выныривая из него и взмахивая руками. Вылитое бегущее пугало. Каждый раз, когда он взмахивал руками, лохмотья на нем развевались. Когда он нырнул в первую полосу тумана, лохмотья казались белыми. Когда вынырнул — позеленели.
— Давай-ка его догоним, — сказала я.
— Да, как бы он не покалечился. Он, наверное, в шоке, — отозвалась мама.
И мы гонялись за Энтони Грином все утро. Половину времени он был на холмах, в лесу, и мы карабкались, соскальзывали, пыхтели, пытаясь не потерять из виду безумное бегущее пугало, которое почему-то всегда оказывалось выше нас по склону. Когда у меня хватало дыхания, я звала Криса, чтобы он пришел и помог нам. Но никаких волков не появилось, а Энтони Грин все мчался и мчался вперед, будто сумасшедший. То и дело он останавливался, иначе мы вообще не догнали бы его. Потом он что-то кричал — и лес звенел в ответ, и птицы тучами взмывали в небеса. А иногда скакал в дикой пляске. Кажется, именно от пляски его одежда меняла цвет, хотя по-прежнему висела лохмотьями. Мы не знали, за каким пугалом будем гоняться в следующий миг — за зеленым, белым или красным.
— Может, это такой обряд? — пропыхтела я. — Слушай, давай спустимся на поле и подождем, пока он сам не выйдет из леса, а?
Мама и слышать об этом не хотела.
— Он в любую минуту может сломать ногу! А вдруг вообще потеряется в лесу? Я за него в ответе! — заявила она.
— Ну еще бы! — огрызнулась я.
Вскоре после этого Энтони Грин вышел из леса по собственному почину — и некоторое время казалось, что он окончательно спятил. Он проскакал через поле, где застрелили волчицу, и сплясал рекордно безумный танец на свободном месте между машинами на стоянке у вокзала. На этот раз его лохмотья окрасились сразу в несколько цветов, вроде шутовского костюма, и, когда он размахивал руками, взметывались целые вихри черного и белого, красного и зеленого.
— Да он же чокнутый, весь в мать, — прохрипела я, когда мы с мамой хромали по тропинке через поле.
— А что, Зоя Грин — его мать? Ой, как же я ее понимаю, повредишься тут в уме, пожалуй, — сказала мама и метнулась, хромая, вперед, словно мысль о Зое Грин придала ей решимости.
Тут бы мы и догнали Энтони Грина, если бы на стоянку не ворвался носильщик в сапогах. Мы были еще далеко и не видели — то ли носильщик хотел схватить Энтони Грина, то ли еще что-то случилось, но вдруг безумно кружившаяся фигура отскочила от протянутых рук носильщика и помчалась в сторону Кренберийского утеса.
- Предыдущая
- 38/48
- Следующая