Жена Дроу (Увидеть Мензоберранзан и умереть) (СИ) - Баздырева Ирина Владимировна - Страница 71

• Предыдущая
• 71/186
• Следующая

— Она ела?

— Нет. Как начала петь так ей продыху до сих пор не дают, - прогудел Харальд.

— А так жалостливо поет о любви. Прямо сердце заходиться, правда, миленький? - проговорила, сидящая на коленях у Борга молодая девица.

К Доргану подошла разрумянившаяся молодая девушка и поклонившись, спросила у эльфа:

— Потанцует ли, добрый эльф, с этой девушкой? - и Дорган, не скрывая изумления, отставил кружку в сторону.

После этого вечера, Ника задумалась над тем, что же ей петь. На лютне, которую за несколько медяков им продали в той же деревне, где Ника открыла свою способность к пению, сыграешь не всякое. Не будешь же на ней бренчать рок, тут подойдет, что нибудь из бардов или “Максим”. Дорган, на первом же привале настроил лютню, пройдясь по ее разболтанным струнам длиными пальцами, затем, чутко прислушиваясь, подтянул их, после чего отдал Нике со словами:

— Большего от нее уже добиться невозможною. Старая.

Ника схватила ее и уже больше не выпускала из рук, как ребенок, получивший новую игрушку. Она упивалась пением. Для нее это было, словно, глоток свободы. Ее песни были частичкой ее мира и исполняя их, она, в эти минуты, как будто соприкасалась с ним. Может быть поэтому она пела с таким пылом и страстностью. Иногда, какой-нибудь, разгоряченный вином, молодчик вдруг решал, что мистрис поет только ему и для него и Харальд поднимался из-за стола во весь свой немалый рост, что, частенько, сразу же остужало пыл, но бывало и так, что приходилось доходчиво объяснять человеку, что мистрис поет не только для него одного и, что не стоит путать песенку с действительностью. Впечатленный статью варвара и тумаками своих же товарищей, человек сразу смирел, не мешая веселью односельчан. Ведь не часто в деревню заходили бродячие менестрели, которые предпочитали петь в замках знати, где имели не только пристанище и сладкие яства, но и дорогие подарки в виде туго набитого монетами кошелька. А уж, чтобы в деревне останавливались, специально для того, чтобы повеселить добрых людей, такие красотки, как эта мистрис и говорить нечего. Потом, после сделанного варваром добродушного внушения, с ним всегда мирились, дружно распевая всем кабаком: “Ну, что за кони мне попались чудо медленные…” Странно, но в каждом селе и городках, публика, особенно, хорошо принимала именно эту песню, она вообще мирила всех. “Хоть немного еще пос-стою на краю…” - обязательно подпевал, какой-нибудь накачавшийся кислого грушевого сидра, мужичок, стуча пустой кружкой об стол. А, уж потом весь трактир нестройно, от души, орал “чую с гибельным востр-ргом - пр-ропадаю, про-опадаю!”. А вот от чего молодежь “угорала”, так это от “Лета окаянного…”, после исполнения которой, всегда случались драки и потасовки, в конце концов Ника перестала петь ее. Еще ей пришлось расстаться со своим передником и головным платом. Она, не смотря на то, что была замужней женщиной вынуждена была распускать свои роскошные волосы, чтобы скрыть свои эльфийские уши. Дорган, по прежнему, предпочитал держаться в тени и без особой нужды не показывая, что он дроу. И если Харальд и Борг приветствовали пение Ники, то Дорган и Ивэ были куда как сдержанны.

Так, Ника с ее песнями, была благосклонно принята везде и ее новым друзьям и дроу всегда был обеспечен радушный прием, как и сытный ужин с веселой, дружески настроенной компанией. Так они дошли до города ***. Движение на дороге стало оживленнее. Мимо них проезжали груженые и пустые повозки, телеги, пронесся гонец в развевающемся от быстрой скачки плаще, не обращая внимания на людей едва успевавшим уступать ему дорогу. Всадники с притороченными к седлу доспехами торопились въехать в городские ворота затемно.

И вот тогда, отстав, от шедшего впереди Харальда и Доргана, с Никой поравнялась Ивэ.

— Послушай, я хочу попросить прощение за свои слова. Будь великодушна и прости меня. Ты хорошо постаралась ради нас.

Ника была не столько польщена, тем, что Ивэ вдруг попросила прощение, сколько удивлена, а дальнейшие ее слова заставили насторожиться.

— Скоро город и думаю, ни от кого из нас не убудет, если мы переночуем у лесного костра.

— Ивэ, что опять не так?

— Тебя ведь не проведешь, верно?

— Лучше будет, если ты скажешь все на чистоту. Я не обижусь, - “Не дождешься”, - добавила она про себя.

— Видишь ли, - Ивэ поправила заплечный мешок. - Доргану нелегко даются твои выступления.

— Нелегко? - ничего не поняв, переспросила Ника.

— Он из себя выходит от ревности. Разве ты не видишь этого? Хотя, кому так хорошо не знать его, как его друзьям. И мирит его с твоим пением лишь то, что ты совсем перестала расспрашивать о Зуффе.

Ника закусила губу. И впрямь она, пребывая в восторженном состоянии от исполнения своей мечты, везде встречая сердечный отклик простодушных слушателей, искренне выражавших свои чувства,совсем позабыла о главной своей цели.

— Но, ведь я…

— Мы не хотим, что бы он страдал. Понимаешь?

Ника опустила голову.

— Сегодня мы будем ночевать под открытым небом, - послушно проговорила она.

— Я знала, что ты поймешь, - кивнула Ивэ и отошла к мужчинам.

Конечно они удивились желанию женщин ночевать в поле, но возражать не стали, тем более, что дожди прекратились и ночи стояли теплыми и ясными. Дорган ушел осматривать окрестность.

Весело горел их костерок, вкусно пахло рыбной похлебкой, разговор шел легко и непринужденно, часто смеялись. Драгоценный вечер, когда ты в гармонии с собой и со всем миром. Но это продолжалось до тех пор, пока уединение, сидящих за костром не было нарушено. Сначала умолк варвар, настороженно прислушавшись. Потом завертел головой Борг. Ивэ придвинула поближе к себе свой лук и колчан со стрелами. К ним на поляну, вышло трое мужчин, по виду сельчан, в сопровождении Доргана.

— Мир вам, добрые путники, - поклонились они сидящим у костра. - Пусть хранят вас в дороге все святые и наши молитвы.

— Устраивайтесь у нашего огня, сделайте милость, - на правах старшего, гостеприимным жестом пригласил гостей к костру Борг. - Не побрезгуйте нашим угощением.

Крестьяне чинно присели у костра на корточки. Они были в добротных, по-видимому в лучших, не заношенных одеждах. От них несло хмельным.

— Темный эльф, рода проклятого, с вами и мы, стало быть, не ошиблись

— Он наш друг, - шевельнулся варвар.

— Мы не хотели обижать ни вас, добрые люди, ни друга вашего, - поспешил исправить свою оплошность их собеседник.

Повернувшись к Доргану, гость искренне извинился:

— Не держите обиду на меня, мой господин.

— Он ежели выпьет крепкого сидра, сам порой не знает, что мелет его язык, - поддержал его более старший товарищ.

— А пришли мы к вам по большой надобности, - продолжал первый словоохотливый селянин. - Надеясь, что вы будете милостивы и не откажете нам. Дочь моя выходит замуж вот за его сына - он кивнул на сидящего по другую его сторону, молчаливого мужчину, который ограничился кивком.

— Прослышали, мой господин, что жена ваша поет по деревням. Вот мы и прикинули, что сегодняшним вечером, вы ни за что не минуете нашей деревни, что находиться у самой городской стены и нынче же повенчали наших детей, надеясь, что вы будете милостивы к нам и споете на их свадьбе. А уж мы в долгу не останемся и отблагодарим вас.

Отец жениха кивнул, поддерживая слова свояка.

— Окажите нам честь, быть желанными гостями на свадьбе наших детей. А уж как обрадуется невеста. Она все глаза проглядела, вас дожидаясь. Не откажите нам, добрые господа, а уж мы не поскупимся.

— Я слышал, что жена дроу поет за кров над головой и похлебку, - сказал вдруг самый старший из селян.

Ника залилась душной краской стыда, не смея поднять глаза на друзей Доргана, кинув на него самого быстрый виноватый взгляд. Эльф оставался невозмутимым.

— Что скажете, мой господин? - бросив сердитый взгляд на скупого старика, брякнувшего так некстати обидные для мистрис слова, робко обратился отец невесты к Доргану, уже понимая, что последует отказ. Ника тоже была уверена в этом.

• Предыдущая
• 71/186
• Следующая