Край земли у моря - Каммингс Мери - Страница 25
- Предыдущая
- 25/49
- Следующая
Завтра... Ему сразу стало чуть полегче, и он нагнулся, вытаскивая ребенка из-под дивана. Томми, поднятый вверх, заулыбался во все имеющиеся молочные зубы и щедро предложил Делу то, что было зажато у него в кулачке — не слишком аппетитно выглядевший замусоленный кусок какой-то коричневой гадости.
Дел отверг подарок и сел в кресло перед телевизором. Ничуть не обидевшись, ребенок сунул это подозрительное нечто обратно себе в рот. Манци вспрыгнула на подлокотник, удобно устроилась на нем, сложив лапки муфточкой, и уставилась в телевизор.
— Карен! — позвал он, сидя спиной к кухне. — А что это у него?
Она подошла сзади и дотронулась до его плеча. Дел привычным жестом наклонил голову, чтобы прижаться щекой к ее руке, но неожиданно почувствовал, как рука вздрогнула и конвульсивно сжалась. Он резко обернулся.
— Что с тобой?
— Так... Кольнуло что-то, — ответила Карен с бледной спокойной полуулыбкой. — Знаешь, как говорят — кто-то прошел по моей могиле...
— Да брось, — усмехнулся он, — тебе о могиле думать еще рано. Что это Томми у нас жует... непонятное?
— А-а, это? — Она отступила на шаг и объяснила, уже возвращаясь на кухню: — Это свиное ухо, копченое. У него зубки режутся, и ему хочется все время что-то грызть. В одной из книг рекомендованы крекеры из муки грубого помола — а потом я прочитала, что ребенок может подавиться крошками. И вот... сначала я попробовала сухую колбасу — но она очень соленая, а потом придумала это. Я у Лори спросила — она посмеялась, но сказала, что это не вредно и если нравится — пусть грызет.
Собственный голос казался Карен неестественно высоким. Она говорила быстро и весело, почти не вдумываясь в то, что произносит, и одновременно лихорадочно резала овощи для салата — все быстрее и быстрее, а перед глазами было только одно: следы красной помады... точнее, ясно различимые отпечатки губ у него на шее...
— А чего смешного? — не поняв, спросил Дел.
— Это из зоомагазина... Там их для щенят продают.
Она услышала, как сквозь пелену, знакомый смех. Собралась, постаравшись сказать спокойно:
— Ну, иди мыться. Ужин минут через пятнадцать.
Почему-то ей было трудно мысленно, для самой себя, произнести его имя — Дел. Дел — это было совсем другое, это было ее — самое лучшее, самое светлое воспоминание, не имеющее ничего общего с этим человеком, пахнущим чужими духами, с отпечатками чужих губ на шее...
Он ушел ненадолго, и можно было перестать играть, можно было прислониться лбом к холодному кафелю и тихонько повыть от невыносимой боли.
Весь день Карен запрещала себе думать о том, что произошло, повторяя, как молитву, одно и то же: «Вот придет Дел — и все станет хорошо... он уже скоро придет...». А теперь ждать больше было некого...
Но нужно продолжать притворяться, что все хорошо — до тех пор, пока не станет ясно, что делать. Позвонить завтра Томми, посоветоваться, объяснить ситуацию и попросить помощи. Он поймет, он поможет...
Они поужинали. Карен убрала со стола, запихнула Томми в креслице и принялась кормить. Ребенок попытался объяснить, что есть не хочет, но быстро успокоился и съел все, что положено.
Усевшись перед телевизором, Дел молча уставился в него. Он почти не видел того, что происходило на экране, но когда присмотрелся, ему показалось, что это — продолжение его кошмаров. Очередной теракт где-то в Израиле. Сгоревший автобус, суетящиеся пожарники — крики, слезы. И тут же — человек в клетчатой куфие, торжествующий, объясняющий, что это новый шаг в борьбе. В борьбе с кем?! С этим ребенком — девочкой чуть старше Томми, фотография которой промелькнула в кадре?! С людьми, которые умирали сейчас в больнице?!
Резко выключив телевизор, Дел встал и прислушался. Шум, плеск, песенка, которую обычно пела Карен, когда купала Томми...
То же, что он видел в кадре, может произойти и здесь, в любую минуту — сейчас, через час, завтра... И он сам, своими руками, самонадеянно отказался отправить их куда-нибудь в безопасное место! Да, но она бы не поехала. Уперлась бы руками и ногами — но не поехала, не оставила бы его одного. Даже ради ребенка...
Спать Дел пошел рано, часов в десять, в надежде, что Карен вот-вот освободится и присоединится к нему. Ему хотелось как можно скорее оказаться с ней в постели, почувствовать ее медовый дурманящий запах, нежную кожу под пальцами, вонзиться в теплое податливое тело... Хоть несколько мгновений даже не наслаждения — облегчения, возможности ненадолго ослабить тугой узел, скрутивший все внутри, возможности проглотить комок, застрявший в горле и не дающий дышать.
Но она все не шла — вместо этого убаюкивала Томми, который никак не мог заснуть, ходила по коридору, шуршала чем-то в ванной... потом спустилась на первый этаж... вернулась... Закрыв глаза, Дел прислушивался к легким шагам, пытаясь представить себе, что Карен сейчас делает — но потом наступила тишина, и лишь монотонный шум воды по-прежнему доносился из ванной.
Хоть бы она скорей пришла... Это должно помочь — это всегда помогало!
Карен сидела на полу в ванной, скорчившись в углу и зажав в оцепеневших руках рубашку, которую Дел... которую этот человек, переодеваясь, кинул в корзину для грязного белья. Сидела и смотрела на красное пятнышко, совсем небольшое, на воротнике. Помада — ярко-красная... Пятно расплывалось перед глазами и то становилось огромным, то исчезало.
Кажется, она даже слегка поскуливала — единственное, что можно было себе позволить, чтобы этот человек не услышал ничего сквозь шум воды и не пришел сам выяснять, почему она так долго не идет.
Когда-то, давным-давно, Карен шла по Центральному парку. Был февраль, и погода менялась на глазах: вечером шел сильный ливень с жутким воющим ветром, потом, ночью, внезапно ударил мороз, а наутро вышло солнце — яркое и теплое. Деревья покрылись толстой коркой прозрачного льда и ослепительно сверкали в лучах этого солнца, словно были сделаны из хрусталя. Но то и дело с разных сторон слышались странные звуки — лед постепенно подтаивал, и то тут то там все это хрустальное великолепие с жалобным звоном внезапно обрушивалось вниз, рассыпаясь в осколки. Оставались только темные стволы деревьев — голые и безжизненные.
Сейчас Карен казалось, что прямо перед ней что-то радостное, сверкающее и прекрасное разрушается, разваливается на тысячи осколков — остается лишь чернота. И было немножко странно, что не слышно хрустального звона...
И когда она встала с пола и пошла в темную спальню, для нее это было работой. Не муж, не любимый — просто мужчина, еще один чужой мужчина, которого нужно обслужить.
Все они принадлежали другим женщинам, но по дороге к ним все-таки пользовались ею — очевидно, она лучше знала, что требуется мужчине. Годами натренированное тело само чувствовало, когда зазывно засмеяться, когда податься навстречу, как подтолкнуть мужчину, чтобы быстрее кончил и отвязался. Все движения были отработаны и не требовали особого внимания.
Пока очередной клиент сопел и возился на ней, она старалась думать о чем-нибудь хорошем — это тоже было отработано. О хорошем... о белках в парке, которые доверчиво подбегают и просят орешков, вставая на задние лапки... Карен улыбнулась, представив, как белка изо всех сил пытается разжать кулак, чтобы добраться до спрятанного ореха.
Этот почему-то возился слишком долго. В чем там пело? Он что, хочет, чтобы она кончила? Пожалуйста, отыграем!
Тело само сделало все, что нужно — подергалось, вскрикнуло... Кажется, помогло — мужчина захрипел и обмяк. Ну, вот и все, а то этот запах духов... господи, как от него тошнит...
Отвалился... слава богу, теперь можно встать и отмыться, чтобы не чувствовать этот запах. Отмыться и пойти домой...
И пришла страшная мысль: а дома-то — нет! Нет места, куда можно забиться, спрятаться — и почувствовать себя в безопасности, и знать, что никто не обидит... Где-то в глубине еще чуть-чуть пробивалось воспоминание, что когда-то было иначе... — или это было только во сне?
- Предыдущая
- 25/49
- Следующая
