До и после динозавров - Журавлёв Андрей Юрьевич - Страница 51

О птицах, конечно, хочется не сказки сказывать, а песни петь.

Высоко в небе, расправив крылья, метался Сокол и метил землю…

А по ущелью в тени и влаге полз Уж, и полз уж давно и долго…

Змею заметив, пал с неба Сокол и когтем острым Ужа коснулся…

Под камнем мшистым Уж схоронился, на камень сверху уселся Сокол…

— Рожденным ползать приветик с неба, — прощелкал Сокол загнутым клювом…

(Примечание переводчика: что прощелкал своим крючковатым клювом Сокол, доподлинно неизвестно. Изъяснялся он весьма скверно. Сокол всерьез считал, что он не попугай какой-нибудь, чтобы чужие слова повторять, и членораздельно говорить так и не научился.)

Уж знал, что Сокол, рожденный птицей, — родство забывший пернатый ящер;

Перо павлина и райской птицы, хвост петушиный и пух лебяжий — все чешуя лишь;

Сердца птиц гордых и крокодилов одну кровь гонят, перегоняют;

Встопорщить перья, поклацать клювом, гнездо построить и динозаврам под силу было…

Знал Уж, конечно, что сказки пишет лишь победитель… Но побежденный — хранитель правды.

— Послушай, бройлер… — Уж обратился. — Мою былину о покорителях небесной выси…

(Примечание переводчика: английское слово «бройлер» означает не только «жаркое», но также и «задира, забияка». Наверное, Уж, обращаясь к Соколу, имел в виду последнее значение. От задир и забияк обычно остаются рожки да ножки. Именно их покупают на рынке под названием «окорочка бройлерные».)

И Уж начал рассказывать:

— Когда-то, когда все материки были одним материком и омывались одним океаном, лет двести тридцать миллионов назад, а может быть, и больше, на Земле не было ни птиц, ни млекопитающих. Ходили по ней всякие ящеры. А в воздухе под пологом леса резвились только насекомые.

Каково было терпеть ящеру, который долго карабкался на дерево за какой-нибудь стрекозой или сетчатокрылой шестиногой тварью, а та из-под самого его носа — порх и перелетала на соседний ствол? И начинай все сначала: слезай, иди, залезай… И опять, и опять… Хоть головой вниз с этого самого дерева кидайся.

Одна маленькая ящерка так и кинулась. Но не разбилась. Складки кожи, свободно висевшие по бокам, растянулись между ее лапками, поддерживаемые ребрами, и она плавно приземлилась среди опавших листьев. Эту ящерицу, впервые совершившую прыжок-полет, прозвали Икаром-ящерицей, или Икарозавром. Много десятков миллионов лет спустя то же имя получил первый человек, оторвавшийся от земли.

Другая ящерица продлила прыжок, раскрыв по обе стороны тела длинные чешуи, гребнем торчавшие вдоль ее спины. Ее с тех пор так и именовали — «длинночешуечник».

— Чешуя — это все, — проклекотал Сокол. — Чтобы какая-то ящерица летала?! Ты еще скажи, что змея бегала…

— Когда-то и змеи бегали, — спокойно отвечал Уж. — Но слушай дальше. Прыжок, даже с парашютом, — это еще не полет. Другие ящеры начали планировать. Сначала они спланировали, что планировать лучше всего на перепонках…

— Летучие мыши, что ли? — перебил Ужа Сокол.

— Нет, — вразумил Сокола Уж. — Летучие мыши — это млекопитающие. Родственники тех двуногих зверей, которые вас, соколов, для охоты приспособили.

— Это еще не известно, кто кого куда приспособил, — совершенно по-куриному закудахтал Сокол. — Может, это мы их используем. Они нас поближе к месту охоты подносят. Шапочки для нас шьют.

— А дичь кому достается? — спросил мудрый Уж.

— Ну уж… — не нашелся Сокол.

— Так вот. У ящеров этих было множество зубов, каждый из которых сидел в своей ячейке. А если выпадал, ему на смену в той же ячейке вырастал новый зуб. И так продолжалось всю жизнь. Но суть не в зубах. Один мелкий ячеистозубый ящер отрастил перепонки, но не между пальцами передних конечностей подобно летучим мышам. У мелкого ящера перепонка тянулась от шеи к передним лапам, а от них вдоль всего туловища — к задним лапам и дальше — к хвосту. Он уже умел не только опускаться на землю, но и перелетать с дерева на дерево, минуя ветки.

— Подумаешь, — обиделся Сокол. — Я так тоже умею. Уж между тем рассказывал:

— Но самыми лучшими летунами в те времена были, конечно…

— Птицы! — не выдержал Сокол.

— Самыми лучшими летунами той поры, — не обратил на него внимания мудрый Уж, — были крылатые ящеры. Или просто крылоящеры. У них кожистая перепонка держалась на одном летательном пальце. Палец этот был намного длиннее и толще прочих. Он даже превышал длину тела. Первые крылоящеры были короткошеими существами с длинными хвостами. Зубастая челюсть у них загибалась крюком, и поэтому их называли «кривоносами».

— Это кто это тут кривонос? — опять закудахтал Сокол. — Ты на кого намекаешь?

— Крылоящеры-кривоносы, — не удостоил его ответом Уж, — воспарили над лесами, над морями и над океаном.

— Воспарить могут только птицы, — не унимался Сокол.

— А вот птицы, — продолжал свою правдивую историю Уж, — тогда не только не воспарял и, но и летали с трудом. Они лишь перепархивали с ветки на ветку. От ячеистозубых ящеров они отличались разве что перьями.

— Без перьев в небе, однако, прохладно будет, — высказался Сокол. И это была его единственная верная мысль.

— Крылоящеры обошлись без перьев, — не моргнул Уж и глазом.

— Я же говорил — летучие мыши! — не унимался Сокол.

— Летучие мыши, — втолковывал ему Уж, — произошли, как и все млекопитающие, не от ячеистозубых, а от совсем других зверозубых ящеров. И появились они, когда в небе уже ни одного крылоящера не осталось.

Показалось, что глаза Ужа подернулись влагой. Он шевельнул хвостом и снова заговорил:

— Вслед за крылоящерами-кривоносами народились другие — пальцекрылы. С длинной шеей и коротким хвостом. Клюв тоже был длинный, а часто и беззубый, как у настоящих птиц.

— Можно подумать, что бывают ненастоящие птицы! — опять заквохтал Сокол.

— Сейчас — нет. Но раньше были. Они так и прозывались «противоптицами». Начало им дал древнекрыл-археоптерикс…

— Дедушку не трогай! — как снесшаяся курица, продолжал кудахтать Сокол.

— Да не дедушка он тебе вовсе, — вразумлял его Уж. — Древнекрыл был зубастым мелким динозавром с мясистым хвостом. Хоть и в перьях.

— Раз в перьях — значит птица! — не унимался Сокол.

— Среди последних динозавров тоже много пернатых было, — заметил Уж. — И яйца они несли, и гнезда вили, и выступали, словно павы. Что ж, их тоже птицами считать? Просто разоделись тогда в пух и перья и настоящие птицы, и «противоптицы», и даже некоторые мелкие динозавры. У одного из них, кстати, перья только на передних лапах да на хвосте торчали. Как у индюка недощипанного…

— Хватит мне про индюков сказки сказывать! — возмущенно заклекотал Сокол и попытался когтистой лапой выковырнуть Ужа из-под камня. В это мгновение его покрытая внизу чешуей лапа и впрямь напомнила динозавровую. — Ты еще скажи, что те птицы и летать не умели.

— Среди «противоптиц» хороших летунов было немного. Они все больше плавали да ныряли. Не могли они в воздухе соперничать с крылоящерами. Вот крылоящеры-пальцекрылы изогнули свои «лебединые» шеи и полетели, так полетели. На двенадцать метров свои крылья в стороны размахнули и воспарили.

Сокол даже замер в растерянности, услышав о таком. Он перебрал в своем птичьем уме всех родственников. Все родственники — и орлы, и грифы, и кондоры — с трудом дотягивали в размахе крыльев до трех метров. Даже покойный дядюшка Аргентавис (аргентинская птица) и тот мог крылья всего на семь метров распластать. В два раза меньше, чем крылояшер этот.

— Ладно уж, ври про своих гадких лебедей дальше, — буркнул он невежливо.

— Крылоящеры-пальцекрылы гнездились обычно у самого синего моря-океана. То пикировали за рыбой, то волну носом взрезали, то ракушки клювом давили. А птицы сначала освоились в лесах. Но парить высоко в небе подобно крылоящерам-пальцекрылам птицы еще долго не могли.

Так закончил Уж свою быль.