Синтия - Фаст Говард Мелвин "Э.В.Каннингем" - Страница 32

— Обе двери были заперты?

— Да.

— Телефон выключен?

— Да.

— Почему вы не разбили окно и не выбросили что-нибудь на улицу?

— Лейтенант, я не такая дурочка. Окна номера выходят на террасу. Двери на террасу были заперты. И окна тоже. А за дверями был охранник. Итак, мы кое-как играли в карты, а потом я услышала тот странный звук, о котором я уже говорила. За дверями раздался хлопок. Вроде бы как выстрел, только тише.

— Глушитель, — пояснил я.

— Спасибо вам большое, Харви. Я бы сам ни за что не догадался, что это глушитель. Вы мне очень помогли, — сказал Ротшильд.

— Ещё я слышала шум лифта, — сказала Люсиль.

— До выстрела.

— Да.

— Но вы сказали, что слышали его после выстрела.

— И до, и после. Затем я сказала Синтии, что ещё раз попробую открыть дверь, а если не получится, то, как вы и предполагали, попытаюсь разбить окно и выйти на террасу.

— Но дверь оказалась открытой?

— Да.

— Вам это не показалось необычным?

— Мне вообще ничего тогда не показалось, лейтенант. Я только крикнула Синтии, и мы обе бросились к лифту, я нажала изо всех сил кнопку, хотя сила тут была вовсе не причём, появился лифт, из него вышел лифтёр, который ничуть не удивился, а затем мы спустились вниз, и в вестибюле нас встретил человек, очень милый человек из Главного управления. Он нас там ждал.

— Он был никакой не полицейский и уж вовсе не из Главного управления, — сказал Ротшильд, не скрывая раздражения.

— На вас нельзя угодить, лейтенант, я уж и так стараюсь изо всех сил. Я просто рассказываю, как нам представился этот человек. Он назвался детективом Комоди. Джоном Комоди.

— Так зовут комиссара нью-йоркской полиции, Люсиль, — мягко подсказал я.

— Она, чёрт возьми, прекрасно знает, что так зовут комиссара нью-йоркской полиции? — крикнул Ротшильд.

— Я этого не сказала, и он этого не сказал. Он только сказал, что работает в полиции, что он детектив. У него было обычное ирландское имя, честное лицо и искренние голубые глаза. Мы с Синтией так обрадовались, что чуть было не кинулись ему на шею. Естественно, я пожелала узнать, где бедный Харви, на что он сказал, что отведёт нас прямо к бедному Харви. Я была очень обрадована. Он провёл нас к выходу, а у дверей стояла большая машина «Флитвуд», за рулём сидел полисмен в форме.

— «Флитвуд»! Вы только поглядите на эту комнату, мисс Демпси! Неужели мы похожи на людей, которые водят «Флитвуды»?!

— Я первый раз в вашем кабинете, лейтенант, но думаю, что если бы вы взялись за швабру и малярную кисть, то через пару часов он сделался бы очень симпатичным.

— Надо об этом подумать, — медленно произнёс Ротшильд и, обернувшись к двери, рявкнул: — Бан-никер, принесите мне стакан молока. — Он сжал губы и кивнул Люсиль, чтобы та продолжала.

— Всё остальное просто. Я рассказала вам чистую правду. Они подвезли нас к музею. У входа — у бокового входа, — дежурило трое полицейских в штатском.

— Это не полицейские, — пробормотал Ротшильд.

— Теперь я это поняла. Но тогда мы подумали, что это полицейские. Нас провели в музей. Мы поднялись на второй этаж. Когда мы оказались в одном из залов, наш провожатый показал пальцем на соседний зал и сказал, что нам нужно туда. Он сказал, что там меня ждут Харви и два очень тихих человека, которые и мухи не обидят. Шутка была неважная. Не надо смеяться над мёртвыми, даже если это бандиты. Бы со мной не согласны? Мы уже двинулись в зал, но он попросил нас обождать. Тут из того зала вышел человек — очень недурной наружности. Он улыбался.

По его кивку полицейский пустил нас в зал, мы вбежали, и я увидела Харви и двух убитых техасцев.

— Вот как, значит, всё было?

— Именно так, лейтенант.

— А у Харви в руке был пистолет?

— Если вы думаете, что Харви убил этих двоих, то вы просто идиот.

— Господи, боже, Харви. Уведите её отсюда. Убирайтесь вон оба! И не попадайтесь больше мне на глаза!!!

— Мы ещё понадобимся как свидетели, — кисло произнёс я.

— Господи, конечно, понадобитесь. — Он встал из-за стола. — Но сейчас убирайтесь.

Мы так и поступили. Мы стали спускаться по лестнице. Я вежливо попрощался с Банникером, который поднимался нам навстречу с пакетом молока. Мы вышли на улицу. Ночь была холодной, но всё равно приятной. Мы двинулись на запад, к 63-й улице. Я сказал Люсиль:

— Странно, что на сей раз он не очень даже меня стращал. А ведь мог предъявить мне обвинение в двойном убийстве.

— Харви, ну кто может всерьёз поверить, что ты убил двоих техасцев?

— А вдруг найдётся такой простак. Откуда ты знаешь?

— Ладно, не сердись, пожалуйста.

— Я сержусь не на тебя. Меня обвёл вокруг пальца этот Корсика. Хорошо бы Ротшильд его сцапал и он сгнил в тюрьме.

— Харви, он спас тебе жизнь.

— Он поганый убийца.

— Но всё равно он спас жизнь тебе, мне и Синтии. А что, кстати случилось с Толстяком Ковентри и другими двумя его подручными?

— Их куда-то увезли. Возможно, в том же «Флитвуде». По крайней мере те же люди. Чёрт, а знаешь, почему он улыбался?

— Не надо так много чертыхаться, Харви.

— Нет, ты мне скажи: знаешь, почему он улыбался?

— Кто?

— Настоящий Валенто Корсика, когда он пригласил тебя в Рембрандтовский зал?

— Ну, почему он улыбался?

— Потому что получил от меня восемьдесят пять тысяч долларов в чеках «тревеллз» — за тебя и Синтию.

— Но мы были в соседнем зале.

— В том-то всё и дело! Он меня надул. Меня, Харви Крима, который родился и вырос в Нью-Йорке, надули на восемьдесят пять тысяч! Причём, надул какой-то молокосос.

— Харви, это был не молокосос, а руководитель мафии.

— Мафии? Но ты же мне говорила, что нет никакой мафии.

Я свернул налево, на Парк-авеню.

— Куда мы идём, Харви? Почему бы нам не взять такси?

— Тут недалеко. Мы нанесём визит мистеру Э.К.Брендону.

— Сейчас? В час ночи?

— Они не спят. Келли ведь отвёз его дочку домой совсем недавно.

— Харви, ты уверен?

— Вполне.

Мы перешли через улицу и подошли к входу в дом 626. Всё тот же швейцар загородил мне дорогу.

— Брысь, — сказал я ему, — а то сделаю больно.

— Я должен доложить. Час ночи.

— Докладывай. А мы пошли.

Мы прошли к лифту, где я показал лифтёру свой значок и велел ему везти нас наверх. Он подчинился.

— Харви, ты великолепен, — прошептала мне Люсиль. — Ты крутой детектив.

— В гробу я их видел!

— Очень хорошо, — похвалила она меня.

Я позвонил в звонок, а потом стал дубасить в дверь Брендона. Лифтёр стоял и таращился, и я велел ему убираться. Дверь открыл дворецкий Джонас Биддл и спросил, как я смею дубасить в дверь в час ночи.

— Брысь, — сказал я. — Мне нужен Брендон. Сейчас.

— Сейчас нельзя. Он разговаривает с дочерью.

— Где?

— В библиотеке.

— Биддл, я иду туда, — сказал я. — И не пытайся мне помешать. Можешь, конечно, позвать полицию, но тогда ты останешься без работы. Ну, где библиотека?

Он показал, куда идти, я взял Люсиль под руку, и мы пошли. Библиотека была большая и дорогая. Там было тысяч на пять кожаных кресел и тысяч на десять кожаных переплётов книг. На полу был ковёр тысяч на десять-двенадцать, а на стенах висели картины Моне, Сезанна и Мондриана. Брендон любил хорошую живопись.

Когда мы вошли, Брендон внушал своей дочери:

— И точка. Никаких больше безумств, никаких «любовь — это чудо», никаких компьютерных фокусов, никаких неумытых длинноволосых дружков. Отныне я заказываю музыку. Отныне ты не получаешь ни одного никеля… — тут он. обернулся к нам и рявкнул: — А вы кто, собственно, такие, что заявляетесь ко мне ночью…

— Они мои друзья, — крикнула Синтия.

— Я Харви Крим, а это мисс Люсиль Демпси.

— А помню. Детектив из страховой компании? Ну, ваша работа окончена. Убирайтесь!

— Нет.

— То есть? Как вас прикажете понимать?

— А так, что моя работа ещё не окончена. Никоим образом.