Secretum - Мональди Рита - Страница 122
- Предыдущая
- 122/202
- Следующая
Пока Атто заканчивал рассказ, мое настроение снова стало мрачным, хотя я этого и не показывал. Уже несколько дней я тайком читал переписку Атто и мадам о наследовании престола в Испании и так и не пришел ни к какому выводу. Кроме того, Мелани все еще и словом не обмолвился об Испании и даже не проявлял ни малейшего намерения об этом говорить. Казалось, что все его внимание приковано к предстоящему совету кардиналов, конклаву, и ко встрече трех кардиналов. Она происходила на «Корабле», по крайней мере мы так предполагали, что скорее всего было ошибкой, ведь несмотря на частые посещения этой подозрительной виллы, к которой мы в очередной раз приближались, так и не было найдено никаких подтверждений нашим догадкам. Совсем наоборот, «Корабль», с его необъяснимыми явлениями призрачных существ, вызвал у аббата воспоминания о давно прошедших событиях: о Марии Манчини, о его христианнейшем величестве французском короле, тогда совсем юном, министре финансов Фуке, даже о Капитор, сумасшедшей в свите бастарда Хуана (снова неизбежно приходится возвращаться к Испании), от которой Мазарини сорок лет назад получил три подарка, и среди них чашу, названную Капитор тетракионом.
Тетракион. Сколько бы я ни блуждал в лабиринте своих мыслей я постоянно возвращался к нему. Это загадочное слово неожиданно упомянула горничная испанского посольства в разговоре с Клоридией: я послал ее выведать сведения, которые могли бы помочь мне и пролить свет на странную связь между ранением Мелани смертью переплетчика Гавера и подробнейшей перепиской Атто с Марией Манчини об Испанском наследстве. В письмах, кроме всего прочего, упоминался государственный секретарь кардинал Фабрицио Спада, мой хозяин, сообщалось, что он отправился к испанскому послу по просьбе Иннокентия XII, дабы помочь королю Испании, и сам лично взял на себя связанные с этим обязательства ввиду тяжелого состояния здоровья Папы.
Все опять вернулось на круги своя: наследование испанского престола, на который законно претендует даже этот тетракион непонятное существо без лица и тела.
Когда мы с аббатом двинулись вперед, я снова и снова возвращался к этим умозаключениям, но ни к какому выводу так и не пришел. Казалось, что все связано, но каким образом? Наверное, решение лежало где-то рядом, но я его просто не видел. Эта путаница из намеков и догадок была похожа на фолию – повторяющийся мотив, вездесущий, непостижимый, навязчивая мелодия, напоминающая морскую змею, которая, обвиваясь вокруг слушателя, в конце концов погружает его в странное, противоречивое состояние, парализует его.
Фолия. Мы прошли через ворота виллы, и до нас донеслись звуки скрипки – мы попали в теплые, пьянящие объятия этой музыки.
Мы увидели Альбикастро. Он сидел на корточках на коньковом брусе и извлекал из волшебного корпуса своей скрипки искристые звуки фолии.
– Неужели он теперь все время будет попадаться нам на пути? – пробормотал Атто. – Он совсем не брится стать посмешищем в наших глазах.
Альбикастро прекратил играть и посмотрел на нас. Я испугался поскольку подумал, что музыкант услышал не совсем лестное замечание аббата Мелани, хотя тот говорил очень тихо.
– Все человеческое, как силены Алкивиада, имеет две стороны одна из которых – полная противоположность другой. Господин аббат, вы об этом догадывались? – загадочно произнес голландец. – Точно так же, как те смешные, гротескные статуи олицетворяют собой богов, так и то, что внешне похоже на смерть, при детальном рассмотрении оказывается жизнью. И наоборот, то, что выглядит как жизнь, на самом деле является смертью.
Да, музыкант, к сожалению, действительно услышал слова Атто.
– Что касается человека, – продолжил он, – часто выходит так: красивый на поверку деле оказывается уродливым, богатый – бедным, преступник – достойным человеком, ученый может походить на невежду, сильный человек – на слабого, щедрый – на скупого, радостный – на грустного; благосостояние может обернуться превратностью судьбы, дружба превратиться в ненависть, полезное стать бесполезным.
– Вы хотите сказать: то, что мне кажется смешным, может быть божественным? – поддразнил его Мелани.
– Вы меня удивляете, господин аббат. Если вы француз, то должны постараться понять мои слова. Да к тому же у вас перед глазами есть пример. Кто из вас, французов, не скажет, что ваш король богат и всем правит? Но если его одолевает столько пороков и он окружен таким множеством отвратительных людей, то чем он отличается от самого жалкого из своих слуг? Или, к примеру, если он лишается такого сокровища, как душа, и умрет, таки не удовлетворив своих жгучих желаний, не будут ли его называть бедным? Безусловно, вы знаете, что сказал мудрый Солон Крезу, царю Лидии: тот, кто имеет большое богатство, не более счастлив, чем тот, кто каждый день ест один хлеб, и если последнему повезет, то он закончит свою жизнь в роскоши.
Услышав эти слова, Мелани, так и не поздоровавшись со своим собеседником, презрительно улыбнулся и с поклоном удалился.
Я задумчиво последовал за ним. Крез, последний царь Лидии. Имя этого знаменитого монарха Древней Греции напомнило мне о чем-то. Бледность, которую я заметил на лице съежившегося Атто, тайком наблюдая за ним со стороны, вызвала у меня подо зрение, что голландский скрипач задел в его душе какую-то чувствительную струну.
Я попробовал задеть в себе другую струну – одно из далеких воспоминаний: где же я раньше слышал историю о мудром Солоне и лидийце Крезе? Безуспешно. Когда память тебя подводит нужно продолжать размышления: Альбикастро сравнил Креза с его христианнейшим величеством королем…
Несколько секунд спустя я вспомнил имя: Лидио, «лидиец», именно он упоминался в письмах Атто и мадам коннетабль – добавилась еще одна загадка. Крез был царем Лидии, а следовательно «лидийцем». Эта таинственная персона отправила Марии послание через Атто, и та ответила ему через того же посредника. Что писала ему мадам коннетабль? «Я же, однако, отвечаю Вам, что в любом деле следует смотреть на его завершение. Кое-кому божество уже показало, что такое счастье, но лишь для того, чтобы впоследствии полностью. уничтожить его».А затем: «…то, о чем ты просишь, я не могу сделать, прежде чем не узнаю, что твоя жизнь закончилась счастливо».А если принять, что эти предложения – цитаты из произведения античного автора? И не были ли они похожи на то, что сказал Солон Крезу? Я решил покопаться в библиотеке виллы Спада как можно скорее, чтобы найти этот эпизод с Крезом и Солоном: он может стать подтверждением моих догадок.
Я догнал Атто, и мы осмотрелись. Кардиналов нигде не было видно.
– Нет, они не здесь. Иначе мы услышали бы шум и увидели секретаря.
Было такое ощущение, будто три церковника растворились в воздухе.
– Что-то здесь не так, – сказал Атто и задумчиво ущипнул себя за подбородок. – Ладно, пошли. Если будем стоять тут, как истуканы, никакого толку не будет. У нас много дел.
Нашей целью была чаша. Судя по картине с тремя подарками Капитор, которую мы нашли два дня назад на «Корабле», и по тому, что вспомнил Атто, речь шла о массивном предмете. Он был мастерски изготовлен из золота и выглядел роскошно. Бенедетти наверняка с гордостью выставил бы его на всеобщее обозрение хорошо освещенном месте одного из залов. Но если учесть, что «Корабль» находился в запущенном состоянии, не исключено, что кто-то приложил некие усилия, чтобы защитить чашу от воров.
– Мы нашли картину на третьем этаже, – напомнил мне Атто. – Именно оттуда и начнем поиски.
Это был этаж с четырьмя отделениями, в каждом имелись отдельная комната, умывальная и небольшой общий салон. Мы тщательно исследовали кровати, шкафы, серванты и комнатушки, но совершенно безрезультатно.
Поскольку мы уже рылись во всех возможных местах, нам нужно было пересмотреть каждую из маленьких библиотек, в четырех отделениях. Я встал на стул и начал шарить за рядами книг, хорошо наглотавшись пыли, лежавшей здесь уже бог знает сколько времени. Но и в этой части поисков удача нам не улыбнулась, за одним исключением.
- Предыдущая
- 122/202
- Следующая
