Миг бесконечности. Том 2 - Батракова Наталья Николаевна - Страница 78

• Предыдущая
• 78/97
• Следующая

— …Неужели не нравится? — расстроилась Нина Георгиевна, заметив, как гостья мучит взглядом кусок пирога на тарелке. — По рецепту еще моей бабушки испечен.

— Что вы, очень аппетитный на вид, и запах изумительный, — сделав над собой усилие, Катя улыбнулась, демонстративно взяла кусочек и положила в рот. — Только поздно уже, есть совершенно не хочется.

И она не лукавила. Несмотря на то что за день во рту не было ни крошки, голода она не ощущала. Полная остановка всех жизнеобеспечивающих процессов, Даже этот крохотный кусочек долго не удавалось разжевать и проглотить.

— Что-то ты плохо выглядишь, Катенька, — забеспокоилась Нина Георгиевна. — Случайно не заболела?

— Нет-нет, не волнуйтесь. Дело в том… что я уже поужинала. С Ариной Ивановной в Ждановичах, — соврала она и опустила глаза.

— А отец? Уехал куда?

— Отец в больнице… Ой, только не волнуйтесь, — спохватилась Катя. — У него сердечный приступ, но уже гораздо лучше. Арина Ивановна — сама доктор. Нам везет на знакомство с докторами, — попыталась она улыбнуться.

— А Вадим знает?

— Да, конечно. Он… Как бы правильно сказать: он в курсе и контролирует ситуацию.

— Это хорошо, это правильно. Теперь мне понятно, почему он решил завтра прилететь. Переживает: не чужой человек.

— Он вам давно звонил? — Кате почему-то до сих пор не было звонка из Франкфурта.

— Да, с полчаса назад. Попросил найти одну газету.

— Какую? — напряглась она.

— Не помню, рассказывала я тебе или нет… — замялась Пина Георгиевна.

— Я знаю, почему он ушел из медицины, — тихо заметила Катя.

— Да. Грустная история… Вадим мог стать великолепным врачом, — сокрушенно вздохнула женщина. — Сергей Николаевич не раз отмечал, что у сына твердая рука. Он в него верил. А уж кто-кто, как не он, знал толк в подающих надежды хирургах! Да, видно, не судьба.

— И что за газета? — напомнила Катя.

— Ах, газета… Была такая в 90-х — «Городские ведомости». Хотя в полном смысле ее и газетой сложно назвать: реклама, объявления, какие-то перепечатки полезных советов, кулинарных рецептов. Слухи всякие, пара-тройка статеек на злободневную тему. Ну, тебе это знакомо. Тогда много разных газет пооткрывалось.

— Да, знакомо, — кивнула гостья.

— Вот однажды там и появилась статья о профессоре Ладышеве… Мерзкий пасквиль. Пересказывать не хочется. Да и тяжело.

— Если она у вас есть, можно я сама прочту? — подняла она взгляд.

— Ой, стоит ли на ночь глядя? — засомневалась Нина Георгиевна.

— Стоит. Мне это нужно, — твердо произнесла Катя. — Пожалуйста.

— Ну хорошо, — сдалась хозяйка, вышла из кухни и через пару минут вернулась с газетой в руках. — Поначалу Вадим пытался разыскать журналистку, которая ее написала. Не получилось… Много лет прошло, я думала, что он забыл. А сегодня отчего-то вспомнил. Наверное, болезнь твоего отца что-то всколыхнула в памяти.

— Наверное, — согласилась Катя. — А почему все считают, что именно эта статья погубила Сергея Николаевича? — встрепенулась она в какой-то надежде. — Как она к нему попала? Ведь вы сами сказали — газетенка.

— А вот до сих пор и неясно, кто ее прямо на профессорский стол положил. Секретарша тогда была в отпуске… Скорее всего, он и понятия не имел о таком издании. В 90-х мы вообще перестали читать газеты: одна шелуха, на которую не хотелось тратить время. А Сергей Николаевич, при всей его педантичности, мог быть рассеянным. Особенно если готовился к чему-то серьезному. К операции, например. Мог не закрыть дверь кабинета. Он и квартиру иногда забывал запереть. Видимо, в его отсутствие кто-то и зашел в кабинет…

Катя слушала Нину Георгиевну и не могла оторвать взгляд от газеты. Она сразу ее узнала. В памяти второй раз за день промелькнули три небольшие комнаты редакции, в которых ютились журналисты, бухгалтерия и отдел, куда люди приходили давать объявления. Бурлящий ритм, броуновское движение, стрекот пишущих машинок, так как компьютеры тогда только начали появляться. Шум, гам, смех, веселье.

Внезапно картинка перескочила вперед, и возник образ убитой горем Марии Ивановны. Накануне похоронила племянницу. В тот день в редакции даже разговаривали шепотом, сочувствовали. Затем был звонок неизвестной женщины, встреча, желание хоть как-то помочь коллеге.

Моментально вспомнилось все, шаг за шагом: и то, как ночью строчила на машинке статью, как наутро, мучимая сомнениями, пыталась связаться с кем-нибудь из Ладышевых. Главный редактор похвалил за злободневную тему, практически ничего не урезав, поставил материал в ближайший номер.

В день выхода статьи она, окрыленная успехом, познакомилась с Виталиком, а вечером отправилась с ним на первое свидание…

— Можно, я прочту? — нетерпеливо попросила Катя и, не дожидаясь согласия, подтянула к себе газету.

«КЛЯТВА ГИППОКРАТА И БЕСПРЕДЕЛ ПРОФЕССОРСКОЙ СОВЕСТИ» — скользнула она взглядом по заголовку.

В голове тут же зашумело, закружилось, буквы перед глазами стали расплываться…

— Ну вот, побледнела. Зря я тебе ее дала, — забеспокоилась Нина Георгиевна.

— Нет-нет. Все хорошо, — успокоила гостья. — День тяжелый выдался, мало спала. Я дочитаю, — впилась она глазами в текст.

Времени это заняло немного. Почти ничего. Во всяком случае, ей так показалось. Можно было вообще не читать. Память услужливо достала из своих глубин количество абзацев, слов, знаков. Даже то, сколько на самом деле ей тогда заплатили. Хватило, чтобы посидеть с девчонками в кафешке: съесть по мороженому и выпить кофе.

«…Екатерина Евсеева», — прочитала она подпись и тупо застыла над газетной страницей.

— Спасибо, — выдавила она и отодвинула газету.

— Катенька, с тобой все в порядке? — наблюдая за ее лицом, с тревогой спросила женщина.

— Все хорошо, не волнуйтесь… Нина Георгиевна, а помните, когда при первой нашей встрече вы рассказали мне историю вашего знакомства с Сергеем Николаевичем?

— Да, конечно, помню, — обрадовалась новой теме хозяйка. — Ты еще сказала, что об этом можно написать…

— Нужно! Нина Георгиевна, вы не будете возражать, если я снова включу диктофон и задам вам еще несколько вопросов?

— Нет, конечно. Вот только стоит ли это делать в столь поздний час? Ты и без того такая уставшая. Давай с утречка поговорим.

— Нет, сейчас. Если только вы не устали.

— Я? Нисколько! Включай свой диктофон и задавай вопросы, — повеселела женщина.

— Они будут не совсем простые, — опустила взгляд гостья. — Касательно этой статьи, — показала она взглядом на газету. — Но это важно.

— Ну, если важно… — развела руками Нина Георгиевна.

Разыскав в сумке диктофон, Катя довольно быстро нашла окончание записи предыдущего разговора.

«…Все вроде были счастливы. Вот только в погоне за карьерой мы совершенно забыли о сыне. Но это совсем другая история», — дала она прослушать женщине.

Тут же нажала «запись»:

—  То есть как это вы забыли о сыне?

— Ну, не то чтобы забыли. Мы, конечно, о нем постоянно помнили, мы его любили, гордились его успехами. Но мы его не растили, вот в чем беда. Не понимали, что ему, окруженному любовью бабушки и дедушки, больше всего на свете хотелось, чтобы рядом были папа с мамой. Духовная связь между детьми и родителями не передается стенами, она воспитывается каждый день, начиная с дня рождения.

—  И когда же вы это поняли?

— Когда умерли мои родители и мы стали жить вместе. Сыну тогда исполнилось четырнадцать. Он был сложившейся личностью.

—  Так рано?

— Вот и нам казалось, что рано. Во мне вдруг проснулся материнский инстинкт, я стала всячески его опекать. Не желала понимать, что мальчик давно вырос. Сергей Николаевич, наоборот, повел себя иначе: ждал, что сын придет к нему сам, поделится своими проблемами. Такая мужская выжидательная позиция. А в результате все страдали поодиночке.

—  Неужели это нельзя было исправить?

— Одноименные заряды отталкиваются, это еще в школе проходят. А сын — копия своего отца не только внешне, но и внутренне. Способность скрывать свои чувства передалась ему от рождения. Знаю одно: если он, как когда-то его отец, кому-либо признается в любви — это будет всерьез и надолго. Если не навсегда.

• Предыдущая
• 78/97
• Следующая