Укус змеи (сборник) - Нестерова Наталья Владимировна - Страница 14

• Предыдущая
• 14/44
• Следующая

Он положил картофель и нож на стол. Придал лицу старательно повинное выражение. И невольно повысил голос, потому что желудок требовательно забулькал и засвистел, требуя пищи.

— Танюша! Я виноват перед тобой. Леший попутал. Но это было случайно! Оступился, поскользнулся, упал. Очнулся — и понял, что кроме тебя мне никто не нужен. Родная моя, любимая… — Миша запнулся, потому что желудок выдал новую порцию голодных завываний. Изо всех сил втянул живот, гася пошлые звуки. — Танька! Прости!

«Бедняга! — думала она. — Оголодал, как беспризорник. Эта вертихвостка его не кормила! Но с другой стороны, сбросил вес, животик исчез, — все на пользу. А я, дура, пироги ему пекла! Оказывается, надо было от него, как от быка-производителя, требовать неустанного секса. Неустанного я бы сама не выдержала. Не тот возраст. Количество давно перешло в качество».

Ее неожиданные размышления о сексе отразились на лице — оно расслабилось, потеплело, в глазах появились жалость и печаль. Миша это отлично увидел. И постарался развить успех. Хотя более всего ему хотелось утолить зверский аппетит (мамонта сырым съел бы), Миша, собрав волю в кулак, подавил примитивное желание. Он понимал, что сейчас требуется проявить, развить и победно реализовать другое желание — такое же примитивное, но окрашенное романтической акварелью. Если Татьяна согласится отправиться с ним сейчас в коечку, то неприятный инцидент можно будет считать заглаженным.

— Ненаглядная моя! — Он обнял жену. Поцеловал в нос, щеку, в шею. Зашептал ей на ушко: — Мухобоечка моя!

Ах, как давно она не слышала этого слова! Это из молодости. У Мишиного деда в светелке, голые и потные, жара стояла, они тогда еще неустанно любили друг друга, но мух налетело — туча, жалили немилосердно. Таня не выдержала, встала, скрутила журнал и стала бить мух. Голая носилась по комнате и прихлопывала насекомых.

— Мухобоечка моя! — плавясь от любви, назвал ее Миша.

— А ты кто? — Таня отбросила журнал и подошла к кровати.

— Я мухобоичкин муж.

— Значит, мухобой?

— Ага! — глупо и счастливо улыбался Миша.

Спустя много лет смотрели американский фильм, где человек превращается в муху. Дочь не могла понять, почему родители хохочут в совершенно невеселых местах картины. Называют героя «так себе мухобоем» и говорят про какогото классного мухобоя. Светланка хмыкнула:

— Мухобой, потому что «бой» по-английски значит «мальчик», да? И неправильно! Но артист давно не мальчик! Плохой у вас перевод.

— Наш перевод, — улыбнулся Миша и хитро подмигнул жене, — самый лучший в мире!

Они целовались на кухне. Точно подростки или молодожены. Таня почувствовала, вернее — помаленьку начала чувствовать, как она соскучилась без мужской, пусть привычной, но дорогой ласки. Миша втягивал бунтующий живот и старательно просил прощения путем изображения пылкой страсти.

Заставило их очнуться возмущенное покашливание — на пороге кухни стояла Рая. Одета в шубу, в руках Мишина дубленка.

— Извините! Было не заперто, я вошла.

Татьяна возмущенно крякнула и отстранилась от мужа. Миша узнал девушку. Во-первых, он сегодня ночью с ней… спал, скажем мягко. Во-вторых, это была студентка пятого курса с запоминающейся фамилией Козюлькина. Пишет на их кафедре диплом. Как ее зовут, он не помнил. Простое имя, из трех букв. Зоя?

— Михаил Александрович! Мне нужно срочно с вами поговорить!

— Да, знаете ли… Не совсем вовремя… Вы, Зоя, не могли бы…

— Меня зовут Рая.

— Да, конечно! Простите!

— Во любовь! — хлопнула себя по бедрам Таня. — Он даже ее имя путает!

— Михаил Александрович! Миша! Я умоляю выслушать меня.

Ему было настолько неловко (стыдно, неудобно, противно), что даже голод слегка отступил. Желудок перестал урчать, будто с интересом прислушивался — чем кончится водевильная сцена.

— Конечно, я вас выслушаю. Потом, не сейчас.

— Нет! Обязательно сейчас и немедленно!

— Но помилуйте, Зоя, то есть Рая! Ваш требовательный тон не совсем уместен.

— Прежде всего я забочусь о вашем самочувствии! Более того — о вашей жизни!

— Тронут. Но позвольте мне самому распоряжаться собственной судьбой.

Татьяна опаздывала на работу. Еще несколько минут назад, целуясь с мужем, она думала: «Прогуляю сегодня. Гори все синим огнем! У нас с Мишей вроде второй попытки будет. Пирогов напеку, омлет трехэтажный сделаю — чего Миша только ни захочет. Или в ресторане закажу, путь привезут самое вкусное и дорогое. Макияж смою, целый день в халате проведу…»

Но слушая препирательства мужа с любовницей, Татьяна собственное положение увидела как унизительное и недостойное. Я им мебель, что ли?

— Обязательно выяснять отношения в МОЕМ, — подчеркнула Таня голосом, — доме? Другого места не нашлось?

— Татьяна Евгеньевна! — попросила Рая. — Уговорите Мишу выслушать меня! Наедине.

— Все? — с вызовом спросила Таня. — А портки тебе постирать не уговорить?

— Вы напрасно злитесь. В наших общих интересах…

— Каких это «общих»? В моих с тобой? Ну ты, девочка, заигралась…

«Сейчас две бабы сцепятся! — мысленно испугался Миша. — Только этого не хватало. Надо их разводить. Как? Девушку из дома — прочь!»

— Танюша, извини! Рая… Правильно, Рая? Выйдем, там, на лестничной клетке поговорим, я вас провожу. Таня, я буквально на минутку!

О чем они разговаривали на лестничной клетке, Татьяна не представляла. Но Миша не возвращался. Таня подошла к окну и увидела Раю и Мишу, выходящих из подъезда. Девушка накинула ему на плечи дубленку, помогла просунуть руки в рукава. Какая заботливая!

Рая что-то настойчиво доказывала Михаилу. Молодость свою выпячивала? Да подавись ты ею!

Миша и аспирантка подошли к газетному киоску. Рая тыкала пальцем на разложенные на прилавке газеты и журналы. Что-то спросили у киоскерши. Рая две ладошки выставила перед Мишей, как бы говоря: ну, что я утверждала! Миша затравленно огляделся и посеменил к палатке, торгующей пончиками и чебуреками. Мужик-то голодный. Купил полный пакет снеди.

Они так и шли по улице: торопливо жующий Миша и захватившая его под локоть, дергающая головой в такт пламенным речам аспирантка.

Татьяна вздохнула и отправилась на работу.

По дороге она размышляла о том, как неожиданно легко простила Мишу. Явился — и через несколько минут она уже с ним целовалась. В этой легкости просматривалась изрядная доля равнодушия, бесстрастности. Точно Миша был неодушевленным предметом обихода, который исчез из дома, а потом снова возник. Без него можно жить, но с ним привычнее. В детстве ее мама чутко улавливала первые признаки недомогания дочери, говорила: «Ты заболела, просто еще не знаешь». И сейчас Таня сказала себе: «Кажется, я его разлюбила, просто еще этого не знаю».

Подруга Лиза переживала развод Кутузовых не меньше Татьяны, если не больше. У Лизы не было других тем для разговора, когда они виделись с Таней, как только: что делать, чтобы Миша вернулся в семью. Поскольку всегда оказывалось, что действовать обязана Татьяна и на ней почему-то лежит вина за измену мужа, то встречи подруг, без которых обе жить не могли, часто оканчивались полуразмолвками. Таня обижалась: с какой стати я за Мишкин блуд ответчица? Лиза уверяла, что действует из лучших побуждений: постоянно о тебе, подружка, думаю.

Таня рассказала о визите Миши и о том, как его, будто телка на привязи, увела аспирантка-разлучница.

— Это очень важно! — горячо отозвалась Лиза. — Значит, его влечет к тебе по-прежнему! Человек запутался, ему нужно помочь. Не сиди сложа руки! Прояви инициативу.

— Каким образом?

— Поезжай к нему, поговори с ним, скажи, что простила.

— Уже сказала, мы целовались, представляешь?

— Великолепно! — всплеснула руками Лиза.

— Очень великолепно, особенно если учесть, что после этого Миша смылся.

• Предыдущая
• 14/44
• Следующая