Ночная тьма - Кристи Агата - Страница 21

• Предыдущая
• 21/43
• Следующая

– Но основная доля наследства досталась тебе?

– Да. Но, по-моему, это его беспокоило, а потому он постарался привлечь к опеке людей, разбирающихся в финансовых делах.

– То есть дядю Эндрю и мистера Станфорда Ллойда. Адвоката и банкира.

– Да. Он, вероятно, считал, что сама я с этим не справлюсь. Странно, однако, то, что он позволил мне стать полноправной наследницей в двадцать один год, а не в двадцать пять, как делают чаще всего. Скорей всего потому, что я женщина.

– Действительно странно, – согласился я. – Казалось бы, ему следовало поступить как раз наоборот.

– Нет, – покачала головой Элли, – дедушка, наверное, рассуждал так: молодые люди необузданны, часто совершают необдуманные поступки, а потом их прибирают к рукам всякие алчные и вероломные блондинки. Он считал, что им надо дать время перебеситься. Однажды он сказал мне: «Если женщина наделена от природы разумом, то к двадцати одному году она уже должна неплохо соображать. Зачем заставлять ее ждать еще четыре года? А если она дура, то дурой и останется». И еще он сказал, – Элли посмотрела на меня и улыбнулась, – что меня он дурой не считает. «Ты, возможно, и не очень разбираешься в жизни, Элли, – сказал он, – но нюх у тебя есть. Особенно на людей. И, надеюсь, будет всегда».

– Не думаю, что я бы ему очень понравился, – задумчиво отозвался я.

Элли не умела врать. А потому не стала меня разубеждать.

– Пожалуй, – согласилась она. – Он, наверное, даже испугался бы. Разумеется, сначала. А потом ему пришлось бы к тебе привыкнуть.

– Бедняжка Элли, – вдруг вырвалось у меня.

– Почему ты так говоришь?

– Я просто повторяю то, что уже когда-то тебе говорил, помнишь?

– Помню. Ты назвал меня «бедной маленькой богачкой». И был совершенно прав.

– Правда, сейчас я имел в виду нечто другое, – отозвался я. – Я назвал тебя бедняжкой вовсе не потому, что из-за своего богатства ты жила как в плену. Я имел в виду… – Я не сразу решился, но все же произнес:

– Вокруг слишком много людей, которые ждут от тебя подачки, а вот твоя собственная судьба их мало волнует. Верно?

– Да нет, дядя Эндрю, по-моему, искренне меня любит, – не очень уверенно возразила Элли. – Он всегда очень добр и внимателен ко мне. Что же касается остальных… Тут ты, пожалуй, прав. Их интересуют только подачки.

– Они приезжают и попрошайничают, верно? Одалживают у тебя деньги, ждут подарков. Надеются, что ты выручишь их из беды, и стараются ухватить кусок пожирнее!

– Что ж, это вполне естественно, – спокойно отозвалась Элли. – Но теперь с этим покончено. Я буду жить в Англии и редко с ними встречаться.

В этом она, конечно, ошибалась, но пока пребывала в счастливом неведении. Чуть позже явился сам Стэнфорд Ллойд собственной персоной. Он привез Элли на подпись кучу бумаг и документов, требуя от нее согласия на разные капиталовложения. Он говорил с ней о ценных бумагах и акциях, о недвижимости, которой она владела, и о контроле над расходами. Для меня все это было полной тарабарщиной. Помочь ей или посоветовать что-либо путное я был не в состоянии. Но и помешать Стэнфорду Ллойду обманывать ее я тоже не мог. Оставалось только надеяться, что он этим не занимается, но откуда мне, невежде, было знать?

Нет, пожалуй, Стэнфорд Ллойд был слишком уж безупречен, чтобы можно было верить в его искренность. Он был банкиром, и это было буквально написано у него на лбу. Довольно видный мужчина, хотя и не первой молодости. Со мной он держался необыкновенно учтиво и, хотя наверняка считал меня полным ничтожеством, старательно это скрывал.

– Надеюсь, это последний из стаи стервятников? – спросил я, когда он наконец отбыл.

– Тебе они все не нравятся, правда?

– Во всяком случае, твоя мачеха – настоящая ведьма, да к тому же еще и лицемерка. Извини, Элли, я не должен был этого говорить.

– Почему же, если ты искренне так считаешь? По-моему, ты не далек от истины.

– Тебе, наверное, было очень одиноко, Элли, – заметил я.

– Да, одиноко. Разумеется, у меня были подружки. Я ходила в очень привилегированную школу, но и там не чувствовала себя свободной. Если я начинала с кем-нибудь дружить по-настоящему, нас старались разъединить, навязывая мне другую девочку, естественно, из какого-нибудь, по их мнению, более достойного семейства. Конечно, если бы мне кто-то очень понравился, то я бы решилась на скандал… Но я никогда так далеко не заходила. Таких близких друзей у меня все же не было. Только когда появилась Грета, все стало по-другому. Впервые я почувствовала, что кому-то дорога. Чудесное ощущение. – Ее лицо смягчилось.

– Не хотелось бы… – начал я, отвернувшись к окну.

– Ты о чем?

– Не знаю… Не хотелось бы, чтобы ты чересчур полагалась на Грету. Нельзя слишком зависеть от другого человека.

– Ты не любишь ее, Майк, – с укором сказала Элли.

– Почему же? – возразил я. – Наоборот, она мне очень нравится. Но тебе следует понять, Элли, что она… что я ее вижу впервые. Наверное – буду честным, – я ревную тебя к ней. Ревную, потому что вы с ней… я не сразу понял, очень привязаны друг к другу.

– Не надо ревновать. Она – единственный человек, кто был добр ко мне, кто меня любил… пока я не встретила тебя.

– Но ты меня уже встретила, – сказал я, – и мы стали мужем и женой. – И повторил сказанное мною раньше:

– И теперь будем жить-поживать да добра наживать.

Я стараюсь изо всех сил – хотя, наверное, получается у меня неважно, правдиво описать тех, кто вошел в нашу жизнь. Точнее, в мою, поскольку в жизни Элли эти люди уже давно существовали. Мы напрасно надеялись, что они отвяжутся от Элли. Ничего подобного. Они и не собирались оставить ее в покое. Однако в ту пору мы еще об этом не знали.

Нам предстояло обживаться в Англии. Дом наш был построен, о чем нас известил телеграммой Сэнтоникс. Перед этим он предупредил меня, что ему требуется еще неделя. Но вдруг пришла его телеграмма: «Приезжайте завтра».

Мы прибыли на закате. Услышав шум мотора, Сэнтоникс вышел нам навстречу и остановился перед домом. Когда я увидел, что дом целиком закончен, во мне что-то дрогнуло, словно желая выплеснуться наружу! Это был мой дом – наконец-то у меня есть дом! Я стиснул руку Элли.

– Нравится? – спросил Сэнтоникс.

– Шик! – дурацкое словечко, но он меня понял.

– Да, – согласился он, – это лучшее, что я сделал за всю жизнь… Дом обошелся недешево, но игра стоила свеч! Пришлось превысить смету по всем параметрам. Ну-ка, Майк, берите Элли на руки, – распорядился он – и несите через порог, как полагается молодоженам, когда они входят в новый дом!

Я весь покраснел, но послушно поднял Элли на руки – она была легче перышка – и внес в дом. К сожалению, я споткнулся о порог и увидел, что Сэнтоникс нахмурился.

– Ну вот и все, – сказал он. – Заботьтесь о ней, Майк, и берегите ее. Сама она заботиться о себе не умеет.

– Почему это меня надо беречь? – возмутилась Элли.

– Потому, что мы живем в недобром мире, – ответил Сэнтоникс, – и вокруг вас, девочка моя, полно-злых людей. Вы уж мне поверьте, я кое-кого уже видел. Примчались сюда, все высматривали, вынюхивали, как крысы. И сами они не лучше крыс. Извините меня за эти слова, но кому-то следовало их произнести.

– Больше никто беспокоить нас не будет, – ответила Элли. – Они все вернулись обратно в Штаты.

– Возможно, – отозвался Сэнтоникс, – но оттуда всего несколько часов лету.

Он положил руки ей на плечи. Руки у него были очень худые и неестественно белые. Выглядел он очень плохо.

– Если бы я мог, дитя мое, я бы присмотрел за вами, – сказал он, – но у меня нет на это сил. Мои дни сочтены. А вам пора научиться самой заботиться о себе.

– Хватит наводить страх, вы совсем как та цыганка, Сэнтоникс, – вмешался я. – Покажите-ка нам лучше дом. Все до последнего уголка.

Мы обошли весь дом. Некоторые комнаты еще стояли пустыми, но основная часть купленных нами вещей – картины, мебель и шторы – были уже развешаны и расставлены.

• Предыдущая
• 21/43
• Следующая