После похорон - Кристи Агата - Страница 11
- Предыдущая
- 11/37
- Следующая
— Да.
— И вы полагаете, что она сказала правду?
Энтуисл поколебался мгновение, потом ответил:
— Да.
— Почему?
— Почему? — Энтуисл повторил вопрос в легком замешательстве.
— Да, почему? Быть может, в глубине души вас уже тревожили обстоятельства смерти Ричарда?
Собеседник покачал головой: «Нет, нет, ничего подобного».
— Тогда дело в самой Коре? Вы хорошо ее знали? — Я не видел ее больше двадцати лет.
— Узнали бы вы ее, случайно встретив на улице?
Мистер Энтуисл задумался.
— Возможно, прошел бы мимо. Ведь я помню ее худенькой девушкой. Это потом она превратилась в грузную пожилую женщину, на вид довольно жалкую. Но, думаю, разговорись мы с ней, оказавшись лицом к лицу, я обязательно узнал бы Кору. Та же челка на лбу, из-под которой она, бывало, поглядывала на собеседника, словно робкий зверек. Кроме того, осталась в ней и характерная манера отрывисто говорить, и привычка склонять голову набок перед тем, как выпалить что-нибудь особенно несуразное. Понимаете, как бы это сказать, была в ней индивидуальность.
— Значит, она осталась той же Корой, которую вы знали много лет назад. И она по-прежнему говорила возмутительные, по мнению окружающих, вещи. А что, в прошлом эти ее высказывания обычно оказывались правдой?
В том-то и беда с Корой. Когда лучше было бы умолчать о правде, она выбалтывала ее.
— И на этот раз она не изменила себе. Ричарда Эбернети убили. И Кора не замедлила сообщить об этом факте.
Мистер Энтуисл заерзал в кресле.
— Вы считаете, его убили?
— Нет, нет, друг мой, не так быстро. Пока констатируем одно: Кора думала, что Ричарда Эбернети убили. Даже была уверена в этом. А для такой уверенности у нее должны были быть причины. Теперь скажите мне: когда она произнесла свою знаменательную фразу, раздался хор протестующих голосов, не так ли?
— Совершенно верно.
— Тогда Кора смутилась, сконфузилась и попробовала отказаться от своих слов. Инцидент был предан забвению, и все заговорили о другом. Припомните, не бросилось ли вам в глаза необычное выражение на чьем-то лице? Не запомнилось ли что-нибудь, скажем, странное?
— Нет.
— На следующий день Кору убили, и теперь вас мучит вопрос, нет ли тут причины и следствия?
— Полагаю, вам это кажется чистой фантастикой?
— Отнюдь. Если допустить, что наше предположение верно, то все вполне логично. Дело с убийством Ричарда Эбернети сошло великолепно — и вдруг оказывается, что есть человек, который знает правду! Естественно, этого человека надо заставить молчать, и как можно скорее.
— Итак, вы думаете, что это… убийство?
Пуаро ответил серьезным тоном:
— Я думаю, дорогой мой, то же, что и вы, а именно: что это дело стоит расследовать. Вы обращались в полицию?
— Нет. — Мистер Энтуисл покачал головой. — Мне показалось это нецелесообразным. Ведь я представляю семью Эбернети. Если Ричарда убили, то, по-видимому, лишь одним способом.
— Вы имеете в виду яд?
— Совершенно верно. И тело было кремировано, так что никаких улик не осталось. Но я решил, что самому мне необходимо знать правду. Вот почему, дорогой Пуаро, я обратился к вам.
— Кто был в доме в момент смерти Ричарда Эбернети?
— Старый дворецкий, кухарка и горничная. Казалось, это должен быть кто-то из них…
— Не втирайте мне очки, друг мой. Ведь Кора… она знала, что брата убили, но согласилась с тем что лучше всего замять дело. Следовательно, это один из членов семьи, кого сам Ричард Эбернети, возможно, предпочел бы не обвинять открыто. Иначе Кора, которая все-таки любила своего брата, не оставила бы убийцу в покое. Вы согласны со мной?
— Я рассуждал примерно так же, — признался мистер Энтуисл, — хотя каким образом кто-то из членов семьи мог…
Пуаро прервал его:
— Когда дело касается яда, способов хоть отбавляй. Поскольку, как вы говорили, мистер Эбернети скончался во сне и никаких подозрений не возникло, убийца, должно быть, воспользовался наркотиком. Возможно, покойный принимал то или иное наркотическое средство, предписанное врачом.
— Так или иначе, — сказал мистер Энтуисл, — это вряд ли имеет значение. Все равно мы ничего не сумеем доказать.
— В случае с Ричардом Эбернети нет. Но убийство Коры Ланскене — иное дело. Как только мы узнаем, кто совершил это убийство, наверняка можно будет получить и интересующие нас доказательства. — Пуаро испытующе взглянул на собеседника. — А может, вы уже предприняли какие-то шаги?
— Весьма незначительные. Я пытался действовать главным образом методом исключения. Мне претит сама мысль о том, что среди Эбернети есть убийца. Я не могу поверить в это. Я полагал, что расспросы помогут мне сузить круг подозреваемых. Быть может, даже исключить всех родственников. Это означало бы, что Кора ошиблась в своем предположении и что ее собственная смерть на совести какого-то взломщика. Проблема, в конце концов, очень проста. Чем занимались члены семьи Эбернети в момент убийства Коры Ланскене?
— И чем же, — спросил Пуаро, — они занимались?
— Джордж Кроссфилд был в Хёрст-парке на бегах. Розамунд Шейн ходила по магазинам в Лондоне. Ее муж заканчивал переговоры о праве на постановку пьесы. Сьюзен и Грегори Бэнкс провели весь день дома. Тимоти Эбернети был у себя в Йоркшире, а его жена возвращалась на машине домой из Эндерби.
Энтуисл замолчал. Пуаро взглянул на него и понимающе кивнул головой.
— Это то, что они говорят. И все это правда?
— Просто не знаю, Пуаро. Я поделюсь с вами некоторыми моими собственными выводами. Джордж, возможно, и был в Хёрст-парке, но я не думаю, что это так. Он поспешил похвастаться, что поставил на двух лошадей, выигравших заезды. Я поинтересовался именами, и Джордж сразу же назвал их. После проверки оказалось, что на одну из лошадей сильно ставили, и она действительно победила. Но те, кто поставил на вторую, потеряли свои денежки.
— Интересно. Была ли у этого Джорджа настоятельная нужда в деньгах в момент смерти дяди?
— По-моему, деньги были нужны ему до зарезу. У меня нет доказательств, но я весьма подозреваю, что он спекулировал на средства своих клиентов и ему грозило судебное преследование.
Сделав паузу, мистер Энтуисл продолжал:
— Что касается Розамунд, то это просто очаровательная глупышка. Я никак не могу представить себе ее с топором в руках. Ее муж, Майкл Шейн, темная лошадка, он человек честолюбивый и, я бы сказал, крайне тщеславный. Правда, я знаю о нем очень мало. Нет никаких оснований подозревать его, но пока я не удостоверюсь, что он не лжет о своём времяпрепровождении в тот день, я не могу исключить его из списка подозреваемых.
— А насчет его жены у вас нет никаких сомнений?
— Нет. Правда, в ней чувствуется некая черствость, но топор… К тому же Розамунд такое хрупкое создание.
— И красивое! — добавил Пуаро с насмешливым огоньком в глазах. — А другая племянница?
— Сьюзен? Она полная противоположность Розамунд, обладает, по-моему, недюжинными способностями. Они с мужем оставались весь день дома. Я взял грех на душу и солгал, что тщетно пытался дозвониться им во второй половине дня. Грег тут же объяснил, что телефон был испорчен. По его словам, он и сам пробовал звонить, но безуспешно.
— А что он такое, этот Грег?
— Трудно сказать. Есть в нем что-то неприятное, а вот что именно, не поймешь. Сьюзен же напоминает мне Ричарда. Та же энергия, напористость, ум. Может быть, я ошибаюсь, но мне кажется, ей не хватает доброты и сердечности моего старого друга.
— Женщины никогда не бывают добрыми, — назидательным тоном произнес Пуаро, — хотя порой способны на нежность. Любит она своего мужа?
— До безумия, мне кажется. Но, Пуаро, я даже на миг не могу поверить, чтобы Сьюзен…
— Вы предпочитаете Джорджа? Ну, что же, это вполне естественно. Что касается меня, то я лишен сентиментального преклонения перед молодыми и прекрасными дамами. Теперь расскажите мне о визите к представителям старшего поколения.
- Предыдущая
- 11/37
- Следующая
