Рождество Эркюля Пуаро - Кристи Агата - Страница 9

• Предыдущая
• 9/44
• Следующая

Симеон перестал смеяться. Он выпрямился и внимательно посмотрел на нее.

— Что ты сказала?

— Я спросила вас, расплатились ли вы за то, что брали?

— Не знаю… — тихо произнес Симеон Ли. И вдруг, теперь уже с яростью ударив по ручке кресла, сердито воскликнул:

— Почему ты спросила меня об этом, девочка? Что заставило тебя?

— Интересно ведь, — ответила Пилар.

Экранчик в ее руке замер. Темные глаза загадочно мерцали. Она сидела, откинув голову, в полной мере сознавая свою женскую неотразимость.

— Ты дьявольское отродье… — пробормотал Симеон.

— Но я же нравлюсь вам, дедушка, — вкрадчивым голосом сказала она. — Вам приятно, что я здесь, рядом с вами.

— Да, приятно, — согласился Симеон. — Давненько я не беседовал с таким юным и красивым созданием… Это идет мне на пользу, греет мои старые кости… И ведь ты моя плоть и кровь… Молодец Дженнифер, она оказалась самой стоящей из всех моих детей!

Пилар молча улыбалась.

— Меня не обманешь, запомни, — продолжал Симеон. — Я знаю, почему ты так терпеливо высиживаешь здесь, слушая мои россказни. Из-за денег. Или ты хочешь сказать, что любишь своего старого дедушку?

— Нет, я не люблю вас, — ответила Пилар. — Но вы мне нравитесь. Очень нравитесь. Это правда, поверьте. Я знаю, что вы много грешили, но это мне тоже нравится. Вы — настоящий, ну то есть.., более живой, чем все другие в этом доме. И вам есть что рассказать. Ведь вы много путешествовали, и, вообще, у вас было столько приключений… Будь я мужчиной, я бы тоже была такой.

— Да, уж наверное… — кивнул Симеон. — Говорят, в нас есть и цыганская кровь, а она всегда дает себя знать. Правда, в моих детях, за исключением Гарри, она не проявилась, но в тебе она сразу видна. А еще, когда нужно, я умею быть и терпеливым. Один раз я прождал целых пятнадцать лет, чтобы расквитаться с одним своим обидчиком. Это еще одна фамильная черта Ли. Мы не забываем! Мы всегда мстим за нанесенное нам оскорбление — даже по прошествии многих лет. Тот человек обманул меня. Я прождал целых пятнадцать лет и только тогда нанес удар. Я разорил его! Обчистил до последнего пенни! — Он удовлетворенно ухмыльнулся.

— Это было в Южной Африке? — спросила Пилар.

— Да. Великая это страна.

— Вы туда возвращались, да?

— В последний раз я был там через пять лет после женитьбы.

— А до женитьбы? Вы много лет прожили там?

— Да.

— А какая она, Африка?

Он принялся рассказывать. Пилар, прикрыв лицо маленьким экранчиком, молча слушала.

Устав, он заговорил медленнее, а потом вдруг сказал:

— Погоди-ка, я тебе кое-что покажу.

С трудом поднявшись на ноги и опираясь на палку, он, прихрамывая, прошел к сейфу и, открыв его, подозвал Пилар к себе.

— Вот, смотри. Возьми их в ладошку, а теперь пропусти сквозь пальцы.

Взглянув на ее недоумевающее лицо, он засмеялся.

— Ты хоть знаешь, что это такое? Брильянты, дитя мое, брильянты.

Глаза Пилар расширились. Она нагнулась, чтобы рассмотреть получше.

— Брильянты? Но ведь это просто камешки, — сказала она Симеон снова засмеялся.

— Это алмазы. Необработанные. Вот такими их находят.

— И из них, если их отполировать, получатся настоящие брильянты? — недоверчиво спросила Пилар.

— Точно.

— И тогда они заискрятся и засверкают?

— Заискрятся и засверкают.

— Нет, не может быть, — с чисто детским упрямством заявила Пилар.

Он был доволен.

— Но это так.

— И они дорогие?

— Довольно дорогие. Трудно сказать до обработки. Во всяком случае, вот эта горсть стоит несколько тысяч фунтов.

— Несколько… тысяч… фунтов? — еле слышно переспросила Пилар.

— Тысяч девять или десять. Тут довольно крупные камни, как видишь.

— А почему вы их не продадите? — спросила Пилар, округлив глаза.

— Потому что мне нравится иметь их при себе.

— Но за такие деньги…

— Мне не нужны деньги.

— А, понятно. — На Пилар это произвело впечатление. — Тогда почему бы вам не отдать их ювелиру, чтобы он сделал их красивыми?

— Потому что мне они больше нравятся такими. — Его лицо помрачнело. Он отвернулся и стал говорить уже самому себе:

— Прикосновение к ним, то ощущение, которое я испытываю, пропуская их сквозь пальцы, возвращает меня в прошлое. Я вспоминаю солнечный свет, запах вельда, волов.., я вспоминаю старика Эба, всех своих приятелей, теплые вечера…

В дверь осторожно постучали.

— Положи их обратно в сейф и захлопни дверцу, — приказал Симеон. Потом крикнул:

— Войдите.

Мягкими шагами вошел невозмутимый Хорбери.

— Внизу подан чай, — почтительно доложил он.

— Вот ты где, Дэвид. А я тебя повсюду ищу. Не сиди в этой комнате. Здесь ужасно холодно.

Дэвид ответил не сразу. Он смотрел на низкое кресло с выцветшей шелковой обивкой.

— Это ее кресло, — проглотив комок в горле, сказал он. — Кресло, в котором она всегда сидела… То самое. Оно все такое же, только обивка выцвела.

Небольшая морщинка прорезала широкий лоб Хильды.

— Я прекрасно тебя понимаю. Только давай выйдем отсюда, Дэвид. Здесь ужасно холодно.

Но Дэвид будто ее не слышал.

— Она очень любила сидеть в нем, — оглянувшись, продолжал он. — Я помню, как она, сидя в нем, читала мне про Джека — Победителя Великанов[5]. Да, именно про Джека — Победителя Великанов. Мне было тогда лет шесть.

Хильда твердо взяла его за руку.

— Давай вернемся в гостиную, милый. Эта комната не отапливается.

Он покорно повернулся, но она почувствовала, что он весь дрожит.

— Все как прежде, — пробормотал он. — Как прежде. Словно это было вчера.

Хильда забеспокоилась.

— Интересно, где все остальные? — нарочито бодрым голосом спросила она. — Уже пора подавать чай.

Дэвид высвободил руку и распахнул дверь в соседнюю комнату.

— Тут стоял рояль… Смотри-ка, он до сих пор здесь. Интересно, он настроен?

Дэвид сел, откинул крышку и легко пробежал пальцами по клавишам.

— Да, по-видимому, за ним следят. — Он начал играть. У него было хорошее туше, мелодия так и лилась.

— Что это? — спросила Хильда. — Что-то знакомое, но не могу вспомнить что.

— Я столько лет уже это не играл, — сказал он. — Она часто это играла. Это одна из «Песен без слов» Мендельсона.

Чарующая мелодия наполнила комнату.

— Сыграй, пожалуйста, что-нибудь из Моцарта, — сказала Хильда.

Но Дэвид, покачав головой, начал другую песню Мендельсона.

Внезапно он резким аккордом оборвал игру и встал. Он весь дрожал.

— Дэвид! Дэвид! — бросилась к нему Хильда.

— Ничего… Ничего… — успокоил ее он.

Опять настойчиво заливался звонок. Тресилиан встал со своего места в буфетной и медленно направился к дверям.

Кого это там несет…. Тресилиан нахмурился. Сквозь матовое стекло виднелся силуэт мужчины в шляпе с опущенными полями.

Тресилиан провел рукой по лбу. О Господи, ведь все это уже было…

Ну да, точно такой же силуэт. Что за наваждение… Он отодвинул задвижку и распахнул дверь. Наваждение рассеялось, когда стоящий перед ним мужчина спросил:

— Здесь живет мистер Симеон Ли?

— Да, сэр.

— Мне хотелось бы повидаться с ним.

Что-то смутно-знакомое послышалось Тресилиану в его голосе… Ну да, этот человек говорил с такой же интонацией, которая была поначалу у мистера Ли, когда тот только-только появился в Англии.

Тресилиан с сомнением покачал головой.

— Мистер Ли болен, сэр. Он почти никого не принимает. Если вы…

Незнакомец движением руки остановил его и вытащил из кармана конверт.

— Передайте это, пожалуйста, мистеру Ли.

— Хорошо, сэр.

• Предыдущая
• 9/44
• Следующая