Цветы и железо - Курчавов Иван Федорович - Страница 78

— Нужда, господин майор, всему научит, — проговорил он. — Да ведь мужику и нельзя жить без хитрости, мужика с потрохами сожрут его же соседи. Я вот, господин майор, и богатым через хитрость стал.

— Понимаю. Что вы имели, когда вас раскулачили?

— Хороший дом, кое-какие машины, пару лошадок, трех коров, ну работников на сезон нанимал, так сказать, эксплуатировал чужой труд.

— Для кулака маловато, — заметил Мизель.

— Для других мест, может, и маловато, господин майор, а для наших мест много. Бедны наши места.

Сигара у Мизеля погасла. Он помял ее пальцами, прикурил, встал, прошелся по комнате, задержался у окна, с минуту что-то насвистывал себе под нос. Знать бы, о чем он думает! Никита Иванович решил, что до конца беседы он постарается сохранить это спокойствие, не будет ни о чем расспрашивать, а только слушать да отвечать на вопросы в манере жадного кулака Поленова. Мизель вернулся, сел на свое место.

— Да, бедны пришелонские места, — сказал он, словно все это время только и думал о том, чтобы обогатить их. — Бедны! А вам очень хотелось быть богатым, Никита Иванович?

Мизель даже не взглянул на Поленова, он легонько мял пальцами сигару и смотрел на нее.

— Как же не желать быть богатым, господин майор! — заулыбался и покачал головой Никита Иванович. — Да ведь без богатства не жизнь, а суета. В крови, можно сказать, было у меня это самое, чтобы богатым стать. И стал бы, господин майор, если бы не колхозы да не раскулачивание.

— Были такие планы?

— Были, господин майор, очень даже были!

Поленов говорил и поглядывал на Мизеля: не завраться бы, верит ли всему этому опытный разведчик? Но Поленов говорил так горячо и убежденно, что Мизель, кажется, верил в его искренность; он слегка кивал головой, едва заметная улыбка трогала его тонкие губы.

— Сколько лет потребовалось бы вам, Никита Иванович, чтобы стать богатым? — спросил Мизель.

— Пятнадцать лет, господин майор. — Поленов поднял палец. — Это чтобы очень хорошо жить. А для состоятельности хватило бы и десятка лет!

— А хотели бы вы сразу стать богатым, Никита Иванович? Месяца за четыре?

— Это только в сказках, господин майор, а ведь в жизни так не бывает.

Мизель подошел к Поленову, похлопал его по плечу; Никита Иванович вскочил, но Мизель сделал знак рукой, чтобы он сидел.

— За четыре месяца вы можете так разбогатеть, что вашего богатства на десять русских кулаков хватит, — проговорил Мизель.

— О таком не смею и мечтать, господин майор!

— Вы получите пятьдесят тысяч советских рублей через несколько дней и пятьдесят тысяч немецких марок месяца через четыре. — Мизель вскинул руку, похлопал ладонью по большому пальцу, сделал вид, что он что-то сыплет на ноготь. — Как это называется по-русски: на большой с присыпкой?

Тут уж и Поленов улыбнулся.

— Шутите, господин майор, — сказал он.

— Нет, Поленов, это очень серьезное предложение, — сказал Мизель, направляясь к креслу, за большим письменным столом. Он сел, быстро взглянул на Поленова, уловил его настороженный взгляд. — Я… — Он сделал паузу. — Хотел бы предложить… — Опять маленькая пауза. — Слетать месяца на четыре… В тыл к большевикам…

Ужас выразился на лице Поленова.

— Я? К большевикам?.. Господин майор!

— Не пугайтесь, Никита Иванович. Только на четыре месяца.

— Господин майор, да они же меня!..

— Бояться не надо, господин Поленов. Вы, по существу, ничего не будете делать. Вы прилетите на самолете, сбросят вас аккуратно на парашюте…

— На парашюте? Господи боже мой!.. — Никита Иванович перекрестился по-староверски. — Да ведь сердце у меня сразу на несколько частей, господин майор!.. Видел я, как прыгают. Смотреть не могу, всегда глаза в сторону!

— Со стороны страшнее, Никита Иванович. А сердце у вас очень крепкое. Идти с автоматчиками против партизан — это страшнее, чем прыгать с парашютом. Мы вас очень хорошо проверили за это время!.. И жить по соседству с партизанским лесом не каждый отважится. А поездка к Огневу? А бомбежка в Низовой? Сердце у вас превосходное!

— Пропаду я с этим самым зонтиком, господин майор, — сказал упавшим голосом Поленов. — Только мокрое место останется!..

— Пустяк! — Мизель засмеялся. — Научим. Гарантия стопроцентная.

— Ну, сбросят меня, господин майор, а потом? — тем же упавшим голосом спросил Никита Иванович.

— Вы придете в одну из деревушек и станете там жить, работать в колхозной кузнице. Иногда к вам будут заходить мои люди. Вот и все. И полсотни тысяч марок плюс полсотни тысяч рублей у вас в кармане. Хорошо справитесь с заданием — больше получите. Все в моей власти, Никита Иванович!

— Но меня же большевики поймают и расстреляют, господин майор! — взмолился Поленов.

— Не поймают, Поленов! Мы вас сбросим недалеко от линии фронта. Вы пойдете не от фронта, а к фронту, предварительно спрячете в надежном месте деньги. Как только вас задержат — скажете, что вы бежали от фашистов, что дочку вашу расстрелял в Шелонске палач лейтенант, или назовите точнее — штурмфюрер СС Карл Эггерт, которого потом убили большевики.

— Не нашли, кто это сделал, господин майор? — с сочувствием спросил Никита Иванович.

— Найдем. Уже нашли! — поправился он. — Значит, летим?

— Страшно, господин майор, очень страшно.

Мизель подмигнул:

— А деньги, Никита Поленов?

Не выдержал Никита Иванович, скривил лицо в улыбке, погладил рыжую бороденку.

— Деньги — оно, господин майор, дело хорошее, да вот за эти самые деньги голову бы не сложить!

— Волков бояться — в лес не ходить! Мы вас снабдим такими бумагами, что любой деятель НКВД поверит и будет вам сочувствовать! Между прочим, мы уже отпечатали в типографии за подписью коменданта Хельмана приказ, что дочь ваша расстреляна за связь с партизанами и большевистскими элементами. Фамилия у вас теперь будет другая: Бондарев. Василий Васильевич Бондарев! Мы еще обо всем с вами потолкуем.

— А очень далеко лететь, господин майор?

— Далеко, но не очень. В тыл одного советского фронта. Поближе к штабу. Начнете с того, что зайдете в деревушку, побываете в лавке сельпо, там заведует наш человек. Его вы сразу узнаете: родинка на правой щеке похожа на большого паука. Последние месяцы мы получаем от него иногда странные сведения. Не свихнулся ли он на нервной почве? Не перешел ли к большевикам? Как его проверить, я вас обстоятельно проинструктирую.

— Когда лететь, господин майор?

— Скоро, Поленов.

— С дочкой, конечно?

— О нет! Я же вам говорил: дочку убил фашистский палач Эггерт. Так вы скажете на допросе, если его учинят большевики.

— А с дочкой как, господин майор?

— За дочку будьте спокойны, Никита Поленов. Она перейдет жить в будущий кинотеатр, там сохранилась одна комната. Когда кинотеатр будет готов, мы ее назначим уборщицей. Она надежный человек!

«Заложницей ее хочет оставить! — мелькнула догадка. — Хитро задумал, да ведь и мы не лыком шиты!»

— Подумать можно, господин майор?

— Можно. Даю вам сутки, Никита Поленов. Еще несколько суток на инструктаж. Сутки на сборы — и в полет! Первое мая будете встречать среди большевиков!..

— Как быстро!.. — Печаль и тревога слышались в голосе Поленова.

— Зато четыре месяца — и Никита Поленов богатейший человек.

Самолет набрал высоту и лег на курс. Темно в самолете, еще темнее под его крыльями. Лишь изредка блеснет на земле бледной точкой огонек, и Никита Иванович начинает гадать, что это: не завесили окно в избе или путевой обходчик вышел встречать приближающийся поезд? Кто знает, что там сейчас происходит, если Поленов даже не знает, что делается по соседству с ним. Два человека в хвосте самолета сидят к нему спиной и молчат. Двое таких же пассажиров сидят около пилотской кабины. Они тоже молчат. Все четверо — враги… Их, как и его, хотят сбросить по другую линию фронта, но они, не в пример ему, будут вынюхивать и разведывать, будут передавать фашистским штабам те сведения, которые помогут врагу и принесут нашей армии новые жертвы.