Убийство Роджера Экройда - Кристи Агата - Страница 23

• Предыдущая
• 23/43
• Следующая

– Пожалуй, – сказал я после минутного молчания, стараясь припомнить все подробности, – какой-то акцент был, но очень легкий.

– Precisement.[30] Далее то, что я подобрал в беседке. – Он протянул мне стержень гусиного пера.

Я взглянул и вдруг вспомнил что-то известное мне из книг. Пуаро, наблюдавший за выражением моего лица, кивнул:

– Да. Героин. Наркоманы носят его в таких стержнях и вдыхают через нос.

– Диаморфин гидрохлорид, – машинально пробормотал я.

– Такой метод приема этого наркотика очень распространен по ту сторону океана. Еще одно доказательство того, что этот человек либо из Канады, либо из Штатов.

– А почему вас вообще заинтересовала беседка?

– Мой друг, инспектор считает, что тропинкой пользовались только те, кто хотел пройти к дому ближним путем, но я, как только увидел беседку, понял: всякий назначивший в беседке свидание тоже пойдет по этой тропинке. По-видимому, можно считать установленным, что незнакомец не подходил ни к парадной двери, ни к черному входу. Следовательно, кто-то мог выйти к нему из дома. В таком случае что может быть удобнее этой беседки? Я обыскал ее в надежде найти что-нибудь, какой-нибудь ключ к разгадке, и нашел два: обрывок батиста и гусиное перо.

– А что означает кусочек батиста?

– Вы не используете свои серые клеточки, – осуждающе произнес Пуаро и добавил сухо: – Обрывок батиста говорит сам за себя.

– Но не мне, – ответил я и переменил тему: – Значит, этот человек прошел в беседку, чтобы с кем-то встретиться. С кем?

– В том-то и вопрос. Вы помните, что миссис Экройд и ее дочь приехали из Канады?

– Обвиняя их сегодня в сокрытии правды, вы именно это имели в виду?

– Может быть. Теперь другое. Что вы думаете о рассказе старшей горничной?

– Каком рассказе?

– О ее увольнении. Полчаса – не слишком большой срок, чтобы уволить прислугу? А эти важные бумаги правдоподобны? И вспомните: хотя она утверждает, что с полдесятого до десяти была в своей комнате, у нее нет алиби.

– Вы меня окончательно сбили с толку, – сказал я.

– А для меня все проясняется. Но теперь – ваши теории.

– Я кое-что набросал, – сказал я смущенно и достал из кармана листок бумаги.

– Но это же великолепно! У вас есть метод. Я слушаю.

Я смущенно начал читать:

– Прежде всего, с точки зрения логики…

– Именно это всегда говорил мой бедный Гастингс, – перебил меня Пуаро, – но, увы, на деле это у него никак не получалось.

– Пункт первый. Слышали, как мистер Экройд с кем-то говорил в половине десятого. Пункт второй. В какой-то момент того вечера Ральф Пейтен проник в кабинет через окно, на что указывают следы его ботинок. Пункт третий. Мистер Экройд нервничал в этот вечер и впустил бы только знакомого. Пункт четвертый. В половине десятого у мистера Экройда просили денег. Мы знаем, что Ральф Пейтен в этот момент в них нуждался. Эти четыре пункта показывают, что в девять тридцать с мистером Экройдом был Ральф. Но мы знаем, что без четверти десять Экройд был еще жив, следовательно, его убил не Ральф. Ральф оставил окно открытым. Затем этим путем вошел убийца.

– А кто же убийца? – осведомился Пуаро.

– Этот американец. Он мог быть сообщником Паркера, а Паркер, возможно, шантажировал миссис Феррар и мог из подслушанного разговора заключить, что его карты раскрыты, сообщить об этом своему сообщнику и передать ему кинжал для убийства.

– Это, безусловно, теория, – признал Пуаро, – решительно, у вас есть кое-какие клеточки. Однако еще многое остается необъясненным… Телефонный звонок, отодвинутое кресло…

– Вы действительно считаете положение этого кресла столь существенным? – прервал я.

– Необязательно, оно могло быть отодвинуто случайно, а Реймонд или Блент могли бессознательно поставить его на место, они были взволнованы. Ну а исчезнувшие сорок фунтов?

– Отданы Экройдом Ральфу. Он мог отказать, а потом передумать, – предположил я.

– Все-таки один пункт остается необъясненным. Почему Блент так уверен, что в девять тридцать с Экройдом был Реймонд?

– Он это объяснил, – сказал я.

– Вы так считаете? Хорошо, оставим это. Лучше скажите мне, почему Ральф Пейтен исчез?

– На это ответить труднее, – сказал я, раздумывая. – Буду говорить как врач. Вероятно, у Ральфа сдали нервы. Если он вдруг узнал, что его дядя был убит через несколько минут после того, как они расстались – возможно, после бурного объяснения, – он мог перепугаться и удрать. Такие случаи известны: порой ни в чем не повинные люди ведут себя как преступники.

– Это правда, но нельзя упускать из виду…

– Я знаю, что вы хотите сказать: мотива. После смерти дяди Ральф становится наследником солидного состояния.

– Это один мотив, – согласился Пуаро.

– Один?

– Mais oui.[31] Разве вы не понимаете, что перед нами три различных мотива? Ведь кто-то забрал голубой конверт с письмом. Это один мотив. Шантаж! Ральф Пейтен мог быть тем человеком, который шантажировал миссис Феррар. Вспомните: по словам Хэммонда, Ральф последнее время не обращался к дяде за помощью. Создается впечатление, что он получал деньги откуда-то еще… Притом он явно что-то натворил и боялся, что это дойдет до ушей его дяди. И, наконец, тот, который вы только что упомянули.

– Боже мой! – Я был потрясен. – Все против него!

– Разве? – сказал Пуаро. – В этом мы с вами расходимся. Три мотива – не слишком ли много? Я склонен думать, что, несмотря ни на что, Ральф Пейтен невиновен.

После вышеприведенного разговора дело, по моим впечатлениям, перешло в новую фазу. Его можно разделить на две части, четко отличающиеся одна от другой. Первая часть – от смерти Экройда вечером в пятницу до вечера следующего понедельника. Это последовательный рассказ о всех событиях, как они раскрывались перед Пуаро. Все это время я был рядом с Пуаро. Я видел то, что видел он. Я старался, как мог, угадать его мысли. Теперь я знаю: мне это не удалось. Хотя Пуаро показывал мне все свои находки – как, например, обручальное кольцо, он скрывал те существеннейшие выводы, которые он из них делал. Как я узнал позднее, эта скрытность крайне характерна для него. Он не скупился на предположения и намеки, но дальше этого не шел.

Итак, до вечера понедельника мой рассказ мог бы быть рассказом самого Пуаро. Я был Ватсоном этого Шерлока. Но с понедельника наши пути разошлись. Пуаро работал один. Хотя я и слышал о его действиях (в Кингз-Эбботе все становится известным), но он уже не делился со мной своими намерениями. Да и у меня были другие занятия. Вспоминая этот период, я вижу перед собой что-то пестрое, чередующееся. Все приложили руку к раскрытию тайны. Это походило на головоломку, в которую каждый вкладывал свой кусочек – кто-то что-то узнал, кто-то что-то открыл… Но на этом их роль и кончалась. Только Пуаро смог поставить эти разрозненные кусочки на свои места. Некоторые из этих открытий казались в тот момент бессмысленными и не относящимися к делу. Вопрос о черных сапогах, например… Но это потом… Чтобы вести рассказ в хронологическом порядке, я должен начать с того, что утром в понедельник меня потребовала к себе миссис Экройд.

Так как час был очень ранний, а меня просили прийти немедленно, я тотчас кинулся в «Папоротники», ожидая найти ее при смерти.

Она приняла меня в постели – для сохранения декорума. Протянула мне костлявую руку и указала на стул у кровати.

– Ну-с, миссис Экройд, что с вами? – спросил я бодро, поскольку именно этого пациент ждет от врача.

– Я разбита, – ответила миссис Экройд слабым голосом. – Абсолютно разбита. Это шок из-за смерти бедного Роджера, ведь реакция, как говорят, наступает не сразу.

Жаль, что врач в силу своей профессии не всегда может говорить то, что думает. Меня так и подмывало ответить: «Вздор!» Вместо этого я предложил бром. Миссис Экройд согласилась принимать бром. Первый ход в игре был сделан. Разумеется, я не поверил, что за мной послали из-за шока, вызванного смертью Экройда. Но миссис Экройд абсолютно не способна подойти к делу прямо, не походив вокруг да около. Меня очень интересовало, зачем я ей понадобился.

• Предыдущая
• 23/43
• Следующая