Длиною в жизнь - Фримен Энджи - Страница 15

Они утратили чувство времени и пространства и, доведя друг друга до исступления, слились наконец воедино. Трейси чувствовала Кевина внутри себя, и это ощущение было таким совершенным, таким сладостным, что негромкие стоны невольно рвались из ее полуоткрытых губ. Какое же блаженство, подумала она, агонизировать от удовольствия, мечтая: еще, еще, еще… Теперь, когда исчезли все границы и оборваны все якоря, можно свободно парить в безмерном и сияющем пространстве наслаждения…

Обессиленные, задыхающиеся, пресыщенные, они продолжали лежать рядом, не разжимая объятий. Трейси хотела бы навсегда запечатлеть в душе глубочайшую радость удовлетворения, как самое драгоценное из всех своих воспоминаний.

— Трейси? — Кевин прошептал это так тихо, что она едва услышала.

Сколько прошло времени? Теперь уже вся комната была залита ярким солнечным светом, а за окном счастливо щебетали птицы. Трейси ласково улыбнулась Кевину.

— Я люблю тебя, — сказал он, дрожащим от избытка нежности голосом. — Ты ничего не имеешь против моего признания?

Поскольку мы, в сущности, знакомы всего несколько дней, закончила она его мысль.

— Нет, конечно же нет, — заверила Трейси и, чтобы скрыть навернувшиеся на глаза слезы, жадно поцеловала Кевина.

Неужели он думает, что я могу не поверить в его признание?

— Не плачь, — попросил Кевин, — я огорчаюсь, когда ты плачешь.

— Я счастлива, — призналась она.

— Но тогда почему ты плачешь? Наверное, я чего-то не понимаю?

— Да, не понимаешь, но даже не пытайся понять. Это чисто женская психология.

Кевин с облегчением засмеялся.

— Хорошо, главное, чтобы ты была счастлива.

— И это действительно так! Я очень, очень, очень счастлива!

— И ты по-прежнему будешь счастлива, даже если я скажу, что кофе уже остыл?

— Я могу это исправить.

Трейси прошла на кухню, сварила кофе и приготовила легкий завтрак. Когда Кевин ушел на работу, она включила магнитофон и босиком, легкая как перышко, вальсировала по дому под божественные мелодии Штрауса, стремясь излить в танце переполнявшую ее радость.

Остаток дня Трейси занималась обыденными домашними делами, однако время пролетело незаметно, как во сне. На душе у нее впервые за два года было светло, Трейси думала только о Кевине и о том, как он ее любит. Она лелеяла в душе его любовные признания как самые бесценные сокровища.

Тем не менее, к возвращению Кевина она успела приготовить замечательный обед, после которого они принялись листать фотоальбомы, внимательно изучая свидетельства своей прошлой совместной жизни — свадебные фотографии, их дом в Боуэне, их общих друзей.

В эту ночь они снова занимались любовью, и так продолжалось всю неделю. Их страсть казалась неиссякаемой, и влюбленная Трейси даже не задумывалась, высыпается ли муж по ночам. Она постоянно ластилась к нему, возбуждая для новых любовных подвигов.

Время от времени они выбирались на прогулки по побережью, устраивали вечеринки и принимали приглашения на званые обеды. Трейси никогда не была так счастлива. Ее теперешняя жизнь казалась ей чудом, волшебством, сказкой, и она желала только одного: чтобы эта сказка никогда не кончалась.

Трейси заставила себя полностью забыть обо всем, что произошло после того трагического дня, который когда-то круто изменил их прежнюю жизнь.

Кевин думает, что любит тебя, говорила себе Трейси. Пусть так. Позволь ему любить себя, как он любил тебя прежде. Притворись, что все это реально. Забудь обо всем, что случилось, и люби его снова, как любила когда-то. Что плохого в том, чтобы подарить друг другу счастье?

Но ведь все это нереально, возражал ей внутренний голос, а потому не может длиться вечно. Однажды Кевин обязательно узнает о том, что ты его обманывала.

Трейси отчаянно хотелось заставить замолчать этот отвратительный внутренний голос или хотя бы не слушать его гадкие нашептывания. Ей нужно только одно — чтобы Кевин ее любил. Она нуждается в его любви, даже если чувство это не будет вечным.

Кевин сидел за рабочим столом в своем офисе и, хмурясь, перечитывал коротенькое послание от некоего Тимоти.

«Мы только что вернулись из отпуска, и наш «беспроволочный телеграф» донес до нас весть о постигшем тебя несчастье».

Памятуя о том, что приятель страдает после автокатастрофы амнезией, Тимоти коротко сообщил о себе: врач, работает в больнице Боуэна и женат на Ребеке, которая держит овечью ферму.

Прочитав текст в третий раз, Кевин испытал странное и неприятное чувство, для которого не смог подобрать подходящего определения. Разумеется, он абсолютно не помнил Тимоти, который не ограничился словами дружеской поддержки и ободрения, а даже дал несколько медицинских советов. Любой другой на месте Кевина был бы благодарен, однако его это послание почему-то сильно обеспокоило.

Кажется, я становлюсь параноиком, подумал он. Как я могу иметь какие-то подозрения в отношении того, чего даже не помню? Я уже потерял память, так не хватало еще лишиться и разума!

В назначенный день с руки Кевина сняли гипс. По этому поводу было решено выпить шампанского.

— Наконец-то я сделаю то, о чем давно мечтал! — И Кевин нежно обнял Трейси обеими руками. — Я люблю тебя.

— Я очень рада, — пробормотала она, до слез тронутая этим признанием.

— Это действительно так, и мне даже не нужно рыться в памяти, чтобы понять это.

На какое-то мгновение ее охватил страх, но затем, сделав невероятное усилие, она сумела успокоиться. Надо жить только сегодняшним днем.

— Я тоже тебя люблю, Кевин.

— Мне следует надеть пиджак и галстук или я могу пойти туда прямо так? — ворчливо вопрошал Кевин, когда они собирались на вечеринку. — Я никогда не получал подобного приглашения.

— Это не пляжная вечеринка, поэтому тебе следует надеть что-нибудь поприличнее джинсов.

Но это отнюдь не потому, что в джинсах ты смотришься плохо, добавила Трейси про себя. Ты всегда, везде и во всем выглядишь замечательно.

Несколько дней назад какая-то дама при Трейси обронила в тренажерном зале такую фразу: «При виде мистера Харриса каждая женщина, хоть что-нибудь понимающая в жизни, сразу скажет, что он великолепен до умопомрачения». Она превознесла Кевина до небес, добавив, что мечтает заполучить что-нибудь похожее, — словно мужчина товар, который можно взять с полки супермаркета.

— Я хотел бы нравиться окружающим сам по себе, — пробурчал Кевин, — не люблю, когда о человеке судят по одежде. Кстати, недавно я даже хотел отрастить волосы, поскольку считаю еженедельные визиты к парикмахеру пустой тратой времени.

— С подобной прической и в деловом костюме ты выглядел бы очень сексуально, — со смехом отозвалась Трейси. — Но на что ты хотел бы потратить сэкономленное от посещения парикмахерской время?

— На чувственные удовольствия, — дьявольски улыбнувшись, признался Кевин.

Он не давал Трейси повода для ревности, однако иногда слегка поддразнивал, намекая на особые отношения с массажисткой или с секретаршей, хотя и та, и другая скорее годились ему в матери.

— Какого рода? — тем не менее, поинтересовалась Трейси, стоя перед зеркалом и надевая сережки.

— Например, мне бы очень хотелось наброситься на тебя и растер-р-рзать.

Трейси со смехом увернулась от объятий Кевина и занялась поиском туфель.

Если верить Лидии, то с тех пор, как Трейси оставила Кевина, он не слишком-то заглядывался на других женщин. Впрочем, сестра, разумеется, не могла знать всего, поскольку жила в другом городе. Так были у него другие женщины или нет? Сам Кевин не сомневался, что вплоть до случившегося с ним несчастья он был одинок.

На вечеринке Трейси получила ответ на мучивший ее вопрос. К Кевину приблизилась высокая длинноволосая брюнетка с порочными глазами, одетая в предельно откровенное платье. Трейси мгновенно ощутила неприязнь к красотке.

— Кевин! — воскликнула та с выражением приятного удивления и протянула ему руку.