Длиною в жизнь - Фримен Энджи - Страница 29

— Ты моя жена, — мягко произнес Кевин, и в его интонации слились любовь и восхищение.

У Трейси словно гора с плеч свалилась. Она могла дать Кевину только один ответ, который был самым простым и чудесным на свете.

— Да, — прошептала она, встретившись с ним взглядом.

— И ты вернешься ко мне? — неуверенно спросил Кевин.

— Да.

— Но ведь ты возвращаешься ко мне потому, что любишь меня и нуждаешься во мне? — по-прежнему неуверенно-восхищенным тоном допытывался Кевин, будто еще до конца не верил, что это возможно.

— Да. — Трейси робко улыбнулась.

И, когда Кевин вновь поцеловал ее, она открылась ему, воспарив на крыльях обновленной любви. Их дыхание перемешалось, а тела слились воедино, как если бы только они двое существовали на свете, излечившись от прошлого, утверждая будущее и танцуя вечный танец любви.

Трейси склонила голову на грудь Кевину. Их ноги тесно переплелись, а руки осторожно поглаживали друг друга.

Лежа в полумраке, они вполголоса беседовали о своем утраченном ребенке. Их разговор отличался той предельной степенью откровенности, которая наступает, когда собеседники устают сдерживаться.

— Какое несчастье, — произнес Кевин, тщательно подбирая слова, — что я не смог защитить собственного ребенка и не помог тебе, когда ты нуждалась во мне больше всего! Я не сумел поддержать тебя, когда ты отчаянно нуждалась в этом.

Трейси еще сильнее прижалась к нему и возразила:

— Но ведь ты только человек, Кевин. Ты боролся с собственным горем.

— Я пытался не поддаваться ему.

— Но тебе это не удалось!

Да, он пытался перебороть себя, занявшись делом. Но, возвращаясь с работы домой, заставал там Трейси, которой хотелось постоянно говорить о постигшем их несчастье и без конца плакать. Поэтому Кевину никак не удавалось отрешиться от мысли о своем горе.

В те дни он не желал говорить о ребенке, поскольку это было слишком больно. В целях самозащиты ему хотелось развести воспоминание и боль по разным уголкам своего сознания.

— Я никогда не видела тебя плачущим, — мягко сказала Трейси, кладя руку ему на грудь.

— Я плакал, но лишь тогда, когда тебя не было рядом.

— О, Кевин…

— Я не хотел, чтобы ты видела меня плачущим, — пояснил он.

— Ты боялся, что я сочту тебя слабым?

— Да. То есть, нет… Ты выглядела такой измученной, что я просто не мог себе позволить подобной слабости. Поэтому я заставлял себя быть жестким и сильным.

— А я думала, что тебя не слишком заботит наше горе… — Трейси трудно было произнести эти слова, тяжело признаться, что она ошибалась в душевных качествах мужа.

— Ты мне уже это говорила. — В его голосе послышалось нескрываемое огорчение.

— Я так виновата, — прошептала Трейси, вскинув на него глаза, — но ведь я ничего не понимала, Кевин!

— Далси была и моим ребенком, как ты могла подумать, что меня это не заботит? — мягко упрекнул он.

На ее губах появилась виноватая улыбка.

— Я не понимала твоего поведения, Кевин. Я сходила с ума от горя и поэтому превратно истолковывала все происходящее вокруг меня. — Трейси всхлипнула и, слегка понизив голос, добавила: — Я чувствовала себя такой одинокой, а ты казался чужим и далеким. Между нами пролегла пропасть, через которую я не могла перешагнуть. Ты не хотел говорить со мной о нашем ребенке, и я злилась на тебя все сильнее и сильнее. Теперь-то я понимаю, что была не права, но тогда я не могла этого понять.

— Так ведь и я не понимал, что тебе необходимо выговориться, обсудить со мной все произошедшее. Сам я тогда хотел только одного — никогда больше не затрагивать столь болезненную для нас тему. Мы так плохо понимали друг друга! — закончил Кевин с нескрываемой печалью в голосе.

— Но ведь это вполне объяснимо, не так ли? Откуда мы могли знать, как справиться с постигшим нас горем? Кто из нас знал, как нужно вести себя в столь ужасных обстоятельствах? И каким образом мы смогли бы помочь друг другу, если ни один из нас не был в состоянии помочь самому себе?

— Да, верно, — взволнованно согласился Кевин, — нам обоим была нужна помощь. Мы совершили ужасную ошибку, позволив событиям идти своим чередом, — и так продолжалось до того момента, пока они не стали необратимыми.

— Мне ни в коем случае не следовало покидать тебя, — покаялась Трейси. — Я должна была дорожить нашим браком.

— А мне надо было последовать за тобой и постараться вернуть. И уж ни в коем случае не стоило соглашаться на развод. — Кевин притянул Трейси к себе. — Но уж теперь я никогда не позволю тебе уйти. А помнишь, — чуть погодя спросил он, — я говорил, что у всего со мной случившегося должны быть какие-то причины? Одна из этих причин — наше общее горе, другая — мое нежелание вспоминать собственную жизнь. Мне казалось, что я был прав. И еще мне казалось, что мы обязательно обретем друг друга вновь, чтобы никогда больше не разлучаться.

— Это не так уж трудно.

Трейси улыбнулась, и Кевин улыбнулся в ответ.

— Я не мог вспомнить тебя, как свою жену, но в тот момент, когда увидел в аэропорту, уже знал, что люблю только тебя.

От этих слов сердце Трейси преисполнилось любовью. Какое же это чудо — быть рядом с мужем и знать, что он тебя любит!

— Я тоже, — прошептала она.

Какое-то время они молчали, затем Трейси заговорила:

— Ты нашел и прочитал ту книгу, в которой говорилось о том, как можно совладать с печалью, не так ли?

— Да. Я никогда не знал, что она у нас есть, и обнаружил ее, лишь когда упаковывал вещи. Я сразу сел и прочитал от начала до конца.

— Кто-то из наших друзей прислал ее мне, — Трейси вздохнула, — а я так разозлилась от одного только предположения, что глупая книга может хоть чем-то помочь, что даже не стала читать. И лишь две недели назад, когда вновь обнаружила ее в одной из коробок, раскрыла и не смогла оторваться.

— Да, это стоящая книга, — согласился Кевин, поправляя подушку у себя под головой.

— А знаешь, до этого я никогда не читала книг о том, как можно помочь самому себе, и даже не испытывала ни малейшего желания обращаться к ним за помощью. Впрочем, до смерти Далси я никогда по-настоящему и не нуждалась в помощи. Как легко, оказывается, быть высокомерным, когда думаешь, будто все знаешь!

— Но ты отнюдь не высокомерна, — возразил Кевин. — Я никогда не смог бы полюбить подобную женщину.

— Ты же понял, что я имела в виду?

— Разумеется. — Кевин нежно погладил ее бедро. — А ты помнишь, что говорилось в этой книге о разводе? Семьдесят пять процентов супружеских пар, потерявших своего ребенка, разводятся.

— Я никогда не включала наш брак в общую статистику.

— Да, потому что слишком грустно смотреть на вещи с подобной точки зрения.

— И мне это не нравится, — подтвердила Трейси с интонацией упрямого ребенка.

Кевин загадочно улыбнулся.

— А ты знаешь, что мы теперь сделаем? — И, поскольку Трейси ответила недоуменным взглядом, торжественно провозгласил: — Мы поженимся снова, если ты, разумеется, согласна.

Трейси нахмурилась.

— Мне кажется, это будет неправильно.

— В самом деле? — Он изумленно вскинул бровь.

— Мы уже были женаты, и все было в порядке. Единственной ошибкой оказался наш развод. Поэтому я хочу его просто аннулировать. Как ты считаешь, это возможно?

— Сомневаюсь, — Кевин засмеялся, — хотя какой-то выход мы, безусловно, сможем найти.

— А если не получится, мы можем пожениться, но с условием, чтобы никто, кроме нас, об этом не знал.

— Все, что пожелаешь, любовь моя.

— Я хочу, чтобы ты знал еще об одном… — Трейси нерешительно умолкла.

— О чем?

— Мне все известно о Глории Гейнор. Нет-нет, когда ты меня спрашивал, я еще ничего не знала, — торопливо добавила она, — мы с ней познакомились позднее.

И она рассказала ему обо всем. Кевин слушал, не перебив ни разу.

— Она очень своеобразная женщина, — закончила Трейси.

— Да, этого у нее не отнять. Однако она тебе солгала: мы никогда не любили друг друга.