Психиатрическая власть - Фуко Мишель - Страница 3

объективности —отношение возникшее как следствие пер

вичной дисперсии вызванной дисциплинарным поряком Во-вторых этот дисциплинарный порялок предстяипенный в приведенном тексте Пинеля к-к vrnoLe точнпго„221. является еще и условием ус^^^^^^-тп^г^т1'рапевтическая опепяпия — Z ^ Z » Zl ^ nu ^^^ r ' _n некто считаемый Е _Нм nS^fiJ u finn^tl™ — l ^ Zl бытьпроиГГна Z к n ^ Z '^ ulZt LZ vZLo _n ZZ

п™Г™кTfi«v™ Г „117 п'°°разом' условие

Т, Z„пй ™ _пн, t JJ п ^00Ъект ^ИВН0С™ *™ ^HHCKOroзнания, с одной стороны, и условие терапевтической операции — с другой, совпадают, речь идет о дисциплинарном порядке. Однако этот имманентный порядок, довлеющий в равной степени над

15

всем пространством лечебницы, на деле оказывается отмечен, весь целиком проникнут асимметрией: ведь он руководим, властно руководим, уникальной инстанцией — внутренней инстанцией лечебницы и вместе с тем точкой, исходя из которой осуществляются дисциплинарные распределение и дисперсия времени, тел, жестов, поступков и т. д. Будучи внутренней для лечебницы, эта инстанция наделена некой неограниченной властью, которой ничто не может и не должно сопротивляться. Эта инстанция — неприступная, лишенная симметрии, лишенная противовеса и функционирующая как источник власти, ключевой для данного порядка асимметричный элемент, в силу которого этот порядок и является порядком, всегда вытекающим из одностороннего властного отношения, — очевидно, и есть инстанция медицинская, которая, как вы убедитесь, функционирует как власть задолго до того, как она начнет функционировать как знание.

И вот почему. Кто, собственно, такой этот врач? Врач — это тот, кто появляется, как только больной доставлен в лечебницу теми удивительными машинами, о которых я говорил вначале. Разумеется, приведенное выше описание — вымышленное в том смысле, что я сам составил его на основе нескольких текстов, принадлежащих разным психиатрам; будь их автором один-единственный психиатр, мое доказательство не работало бы. Я использовал «Трактат об умопомешательстве» Фодере, «Медико-философский трактат» Пинеля о мании, тексты Эскироля из его «Душевных болезней»,4 а также труды Хаслама.5

Так как же, собственно, выглядит эта инстанция асимметричной и неограниченной власти, которая пронизывает и, так сказать, одухотворяет собою универсальный порядок лечебницы? В «Трактате об умопомешательстве» Фодере, относящемся к 1817 году, к этому ключевому моменту в протоистории психиатрии XIX века (напомню, что в 1818 году вышла и основополагающая работа Эскироля6), когда психиатрическое знание включалось в сферу медицины и одновременно становилось самостоятельной специальностью она описывается следующим образом: «Хорошие или, другими словами, благородные и мужественные физические данные являются быть может одним из важнейших условий преуспеяния в нашей профессии; эти необходимы в работе с душевнобольными еще и для

16

того, чтобы оказывать на них благотворное влияние. Темные или седые от возраста волосы, уверенный взгляд, величавая осанка, дышащие силой и здоровьем конечности и грудная клетка, крупные черты лица, сильный и выразительный голос — эти формальные признаки обычно производят сильное впечатление на людей, уверенных в своем превосходстве над остальными. Несомненно, телом руководит дух, однако сам по себе он не виден и нуждается, чтобы увлекать за собой многих, во внешних проявлениях».7

Таким образом, как видите, персонаж врача начинает функционировать с первого взгляда на него. Причем в этом первом взгляде, исходя из которого и завязывается психиатрическое отношение, врач есть по сути своей тело — или, точнее, некоторая физика, набор характеристик, вполне определенная морфология, подразумевающая такую-то мышечную силу, ширину груди, цвет волос и т. д. И это физическое присутствие с его непременными качествами, функционирующее как условие абсолютной асимметрии в регулярном порядке лечебницы, как раз и выступает причиной того что лечебница не является как бы сказали нам психосоциологи, институтом работающим по определенным правилам; лечебница—это поле фактически поляризованное сущностной асимметрией власти котсгоая обрета ет свою форму, свою внешность, свое физическое воплощение в самом теле врача

Однако эта власть врача — не единственная, разумеется, действующая здесь власть; в лечебнице, как и где бы то ни было, власть ни в коем случае не есть то, чем некто обладает или что исходит от кого-то. Власть не принадлежит ни кому-либо одному, ни даже группе; власть имеет место исключительно в меру наличия дисперсии, реле-передатчиков, сетей, взаимосвязей, разниц потенциалов, подвижек и т. п. В этой системе различий которую следует проанализировать, власть только и может начать функционировать.

Врач, как видите, окружен целым рядом передатчиков, реле, главные из которых я перечислю.

Прежде всего это надзиратели, которым Фодере поручает сбор информации о больных: надзиратели призваны быть невооруженным, необученным взглядом, своего рода оптическим каналом, которым будет пользоваться взгляд ученый, то есть

2 Мишель Фуко

17

объективный взгляд самого психиатра. Этот осуществляемый надзирателями промежуточный взгляд должен быть направлен и на санитаров — на тех, в чьих руках находится последнее звено власти. Таким образом, надзиратель — это одновременно начальник нижайших начальников и тот, чья речь, чей взгляд, чьи наблюдения и сообщения должны обусловить формирование медицинского знания. Каковы же надзиратели? Какими они должны быть? «Желательно, чтобы надзиратель за душевнобольными имел пропорциональное телосложение, здоровую и сильную мускулатуру, умел при необходимости действовать решительно и твердо, а голосом своим — приводить в трепет; кроме того, он должен быть совершенно порядочным, высоконравственным, крепким, как бывают крепки мягкие и убедительные формы [...], и безусловно покорным приказаниям врача».8

Последний же уровень этой структуры — целый ряд передатчиков я оставляю за скобками — составляют санитары, наделенные весьма любопытной властью. В самом деле, санитар— последнее звено этой сети, этой разницы потенциалов, что пронизывает лечебницу, исходя от власти врача; таким образом его власть — власть нижняя. И нижняя она не просто потому что занимает последнюю ступень в этой иерархии, но также и потому, что должна быть ниже больного. Санитар на-ходится в услужении не столько надзирателям, стоящим выше сколько самим больным; и в этой позиции служения боль-ным он призван фактически не более чем изображать служение больным Санитары словно бы повинуются требованиям больных, действительно

помогают им но таким образом чтобы за

поведением больных, можно было наблюдать исподволь, снизу ня vnr»RHp -этих выдвигаемых ими требований в дополнение ГнаблГпРнию за ними сверху силами надзирателей и врача Санитары каГбы окружают больных, наблюдая их на обыден-

™™™,ГГ„ _НL™?™- н ™нм которые они испытыва'

Z ^ ZrfiL ™ п™«* ;»Zll «я, пзипятеш котопый ют, и сооощают о своих наблюдениях надзираю р

передает их врачу, Кроме того ^именно санитар долже , д больной треоует чего-либо невыполнимого не удовлетворить эту его просьоу,— продолжая притворяться,что-служил: больному, повинуется ему и, стало быть, не имеет самостоятельной

18

власти, — от имени высокой анонимной власти правил или же собственной воли врача. Окруженный наблюдением санитара, больной в результате оказывается окружен волей врача, которой подчиняется как раз тогда, когда обращается с требованиями к санитару, и таким образом его обложение волей врача или общими правилами лечебницы завершается.

Вот описание этих санитаров, призванных опекать больных: «§ 398. Санитары, или охранники, должны быть статными, сильными, порядочными, сообразительными и чистоплотными как по отношению к себе, так и по отношению к своему жилищу. Чтобы удовлетворить обостренной чувствительности некоторых душевнобольных, особенно в том, что касается их самолюбия, санитары должны стараться почти всегда выглядеть в их глазах скорее прислугой, нежели надзирателями [...] Однако, поскольку санитарам все же не следует подчиняться безумцам и даже зачастую следует их обуздывать, то, дабы они отвечали образу прислуги, не повинуясь, и притом избегали раздоров, надзиратели должны осторожно убедить больных в том, что те, кто им прислуживает, получают от врачей определенные инструкции и указания, которые не вольны нарушать без особого разрешения».9