Утомленная балом - Лебедева Елена Алексеевна - Страница 11

• Предыдущая
• 11/47
• Следующая

— Хорошо, хозяйка, я согласна.

— Собирайся, поедешь со мной. Я покажу тебе дом. Повезло тебе, Марфа, ох, повезло.

Любаша в доме Вересовых считалась не только горничной. Ей доверили присматривать за остальной челядью: наказали докладывать хозяину о делах, связанных с прислугой. Именно поэтому она пользовалась особенным расположением хозяйки.

Совсем еще юную Любашу взяла к себе в дом из загородного поместья Александра Александровна. Сперва в обязанности Любаши входило прислуживать Лизе, но когда Лиза вышла замуж, то не захотела расставаться с любимой горничной. Нелицкая отдала Любашу в дом Вересовых, ни секунды не пожалев об этом. С тех пор горничная пользовалась особенным доверием Николая Степановича, сумев завоевать и его расположение.

В тот день Любаша сильно озаботилась тем, что прачка, которая раньше прекрасно обстирывала семью, включая прислугу: няню, кухарку и саму горничную, стала относиться к работе «спустя рукава». То пятно на выстиранную простынь поставит, то забудет отбелить рубашки хозяина. Любаша ломала голову над тем, что же делать с отбившейся от рук прачкой: приближались важные праздники, а это означало, что белье в доме необходимо привести в порядок.

На счастье в дверь постучалась Марфа. После разговора по душам Любаша прониклась состраданием к этой тихой, аккуратной женщине, оказавшейся к тому же работящей, ответственной и, что немаловажно, бездетной. С соизволения господ Марфа переехала в комнату, расположенную в подвале. Когда хозяин услышал, что муж Марфы работает на строительстве, то это решило судьбу и плотника Ивана.

— Елизавета Павловна, гости! — Любаша застала хозяйку за штопаньем халата мужа.

Лиза отложила работу и поднялась.

Кто?

— Молодой господин. Назвались Дмитрием Петровичем. Спрашивают хозяина.

— Но мужа нет дома.

— Велите не принимать?

— Нет, это неудобно… Зови.

Митя вошел в комнату и огляделся. Взгляд скользнул по женскому силуэту, на мгновение застыл на отложенном Лизой халате, после переместился на картину, изображающую Николая Степановича.

— Дмитрий Петрович, чем обязаны?

Митя шагнул к Лизе и приник к ее руке. Выражение лица его сделалось любезным.

— Оказывается, муж ваш — известный архитектор?

— Я этого не скрывала, — осеклась Лиза.

— Как думаете, могут его увлечь старинные чертежи? — продолжал допытываться визитер.

— Вероятно, — Лиза недоумевала.

— Третьего дня случилось приобрести любопытные бумаги… Был в книжной лавке, увлекся, и букинист, к слову, редкостный шельмец, всучил мне их вместе с другой книгой. Позже я понял, что поторопился с покупкой, но вспомнил о вас.

— Вспомнили про Николая Степановича? Тогда вам стоит его дождаться, если никуда не спешите.

— Если позволите, я подожду.

Лиза предложила Панину сесть, но тот принялся расхаживать по комнате, разглядывая обстановку. Удовлетворив любопытство, он подошел к картине и замер.

Лиза вернулась к работе. Впрочем, пальцы ее отчего-то втыкали иголку неровно, дрожали и под конец полностью отказались подчиняться хозяйке. Чувствуя, что дрожь не унять, Лиза бросила занятие и сложила руки на коленях. Она начала исподтишка наблюдать за Митей, который все это время стоял к ней спиной.

То, что видела Лиза, вгоняло ее в краску: прекрасное телосложение, высокий рост и плечи…

Жаркая волна притекала к щекам, заставляла пылать уши. Грудь вздымалась все чаще, а лоб покрылся испариной.

Казалось, Митя всецело поглощен увиденным. Портрет, который изображал Вересова на фоне Исаакия, был и вправду хорош. Лиза его любила и часто сама разглядывала детали. Но Митя вскоре охладел к портрету и начал поглядывать в сторону безмолвствующей женщины.

Французская речь вывела Лизу из оцепенения — Митя обращался к ней тихо, искусно подбирая слова:

— Никто раньше не намекал на ваше сходство с лесной нимфой?

Лиза робела, не смея поднять глаз. Заручившись молчанием, Панин продолжал:

— Вы очень красивы, Лиза. Нежны и белокуры, как нимфа с картин Ботичелли. В свете мало найдется красавиц, подобных вам.

Помолчав, он добавил уже по-русски и с большим чувством:

— Художественный изгиб вашей шеи, сударыня, способен навеять множество романтических идей. И не только человеку с творческим складом ума. Эта чудесная линия, протянувшаяся от юного подбородка и до… — здесь Панин осекся, не находя слов, — эта линия, нарисованная Создателем, заставляет увериться в его гениальности.

Лиза бросила прямой взгляд на Панина, но не удержала его, осознав, что щеки пылают все больше. Дмитрий отступил в глубину комнаты, подошел к Лизе сзади и чуть наклонился вперед. Лиза замерла, чувствуя, как сердце готово вырваться.

— Ради всего святого, не смущайте меня… — трепетала она, чувствуя его дыхание у себя на шее.

Но Панин, казалось, не слышал ничего. Он касался ее волос и порывисто шептал:

— Когда я смотрю на вас сзади, сударыня, поражаюсь округлости плеч, чувственности этих локонов на затылке.

— Вы забываетесь, — воскликнула Лиза, вставая. — Такие слова непозволительно говорить даже девушке на выданье, а я — замужняя женщина!

Она смерила его презрительным взглядом. Гнев скрыл смущение, и Лизу это обрадовало. Чего доброго, Панин подумал бы, что она готова ответить на чувства.

— Сударь, я удаляюсь. Если угодно, подождите супруга в одиночестве.

Она направилась прочь из комнаты, но Дмитрий Петрович решительно преградил ей путь к отступлению.

— Неужели, Елизавета Павловна, — снова переходя на французский, выпалил он, — вы покинете меня, не простившись?

Разгневанная «нимфа» выразительно ухмыльнулась, всем видом показывая, что Панин перешел грани приличия. Она не собиралась больше поддерживать разговор.

— Прощайте, сударь!

Не дав Лизе опомниться, он решительно завладел ее рукой и легонько прикоснулся губами к пальцам:

— Всего один знак внимания, и я удаляюсь…

Лиза закрыла глаза и впала в беспамятство. Пульс колотился в висках, точно ударяли в бубен. Голова склонялась на мужскую грудь, подкашивались ноги. Ее обнимали за плечи, ее покрывали поцелуями…

Митин голос послышался совсем близко:

— Подари мне ответный поцелуй, Лиза!

Лиза теперь желала сопротивляться, но вместо этого не сделала ни единого движения. Она только беззвучно шелестела губами:

— Что вы делаете…

Дмитрий Петрович прильнул к ее пылающим губам, наслаждаясь долгим взаимным поцелуем. В эти мгновения Лиза словно провалилась под лед, и все вокруг стерлось из памяти, осталось лишь ощущение падения в бездну.

Сколько длилось падение, Лиза не знала. Несколько мгновений, минуты, часы? Наконец она открыла глаза, ощущая сладкую истому. Рядом никого не было. Нежный человек, только что с пылом обнимавший ее, исчез. Порыв, и Лиза уже готова броситься за ним вслед…

Что с ней? Как она позволила другому целовать себя? Как могла забыть о супружеской верности, о чести женщины? Лиза попыталась найти в своем сердце крупицы стыда, но не находила их. Все ее существо наполнилось мягкой обволакивающей негой, жаждало новых поцелуев и объятий.

Лиза встретилась взглядом с портретом мужа и впала в оцепенение. Николай Степанович теперь смотрел на нее грозно, а не с любовью, как раньше. Лицо супруга покрылось морщинами, одряхлело. Портрет мгновенно состарился и принял угрожающий вид. Сейчас Вересов казался Лизе жестким, беспощадным судьей, готовым лишить супругу радостей жизни. Она впервые боялась Вересова до дрожи в коленках.

Лиза рухнула на пол. Мысли путались. Оцепенение, надолго сковавшее ее, не позволяло шевелиться.

Неужели она… полюбила? Любовь все объясняет: и странное волнение в присутствии Панина, и горячее тепло, разливающееся по телу, и дрожь от случайной близости Мити. Но как она позволила себе полюбить? Разве возможно такое? Она замужем и любит мужа…

• Предыдущая
• 11/47
• Следующая