Секта для бога - Кривошеин Алексей - Страница 48

• Предыдущая
• 48/100
• Следующая

— Егор, на тебе лица нет... — пробились сквозь монотонный стук вины странные слова.

Игнат встрепенулся, схватился за них, словно за спасительную соломинку. Они спасут его. Он должен идти за ними.

— Ой, дура старая! Какой Егор-то, Игнат! Конечно же Игнат! Егора нет давно! Но лица на тебе нет прям так же, как и на Егорке тогда! Ой, помню прибежал, бледный весь, глазищи горят! Дверь снес, словно и не было ее! Я к нему подхожу, говорю: дверь-то зачем сломал, ирод окаянный? А он так глянул, что аж насквозь пробрало...

Из шевелящегося тумана, покрывшего мир, проступили знакомые черты. Видение. Рот видения быстро шевелился, и Игнат понял, что слова, которые помогли ему вернуться, произносит именно оно.

— Я помню чудное мгновенье! Передо мной явилась ты!..

Кто-то продекламировал эти строки, тоже до боли знакомые, но сейчас не вспомнить откуда. Все это из той, прежней жизни, когда еще не было страшного груза вины.

— Ой! Че это! — Видение заткнулось и вытаращило глаза. Потом оглянулось и снова уставилось на Игната. — Ты это про меня, что ль? Свихнулся, что ль, мил-человек? Какое ж из меня сейчас видение. Это вот по молодости помню... Ой, бегали за мной мужики! Толпами бегали. Хи-хи-хи! Бабушка старая, а вспомнить есть что. Бывало, как сяду, как вспомню, аж по всему телу мураши побегут, здоровенные, что твой кулак.

Видение тоже очень знакомое. Кажется, стоит чуть-чуть напрячься — и вспомню. еще чуть-чуть. Все ж лучше, чем страшное ощущение вины и пустоты.

— А вот третий муж, помнится, был! Выпивоха страшный, мог ведро самогону в одну харю выдуть! Но даже после этого мужик был о-го-го! Как прижмет, как схва-а-атит! Хи-хи-хи!

Видение восторженно захохотало и захлопало в ладоши, отчего еще больше стало похоже на...

— Бабушка Милли?! — воскликнул Игнат.

— Что?! — Бабушка прервала поток воспоминаний и вытаращилась на него с неподдельным беспокойством. — Игнат, а ты здоров ли? Что-то я сомневаюсь. Хочешь дам тебе мази целебной? У меня где-то была...

Не дожидаясь согласия, она повернулась и начала копаться в груде коробок. Игнат моргнул пару раз, удивленно огляделся. Из тумана забытья проступили знакомые стены, всюду высились горы коробок, тусклая лампочка под потолком. Тихо гудят счетчики. Прихожая их квартиры. А перед ним действительно бабушка Милли.

— Сейчас. Где-то здесь была. Мне второй муж оставил. Гутарил, шибко хорошо помогает. О! Вот она!

Бабушка извлекла из коробки старую бутылку, заткнутую пробкой. На личике ее отразилось небывалое почтение к лекарству. Она протянула бутылку Игнату:

— Держи!

Игнат машинально взял бутылку, поднес к носу. Фу! Лицо скривило, в ноздри будто брызнуло едкой жидкостью. Игнат резко отдернул бутылку подальше от носа.

— И как этим пользоваться?! — воскликнул он.

— Открываешь, но осторожно, — начала рассказывать бабушка. — Чтобы, значится, ни капельки не попало на руки. Лучше резиновые перчатки надеть. Едкая эта мазь очень. На тряпочку, значится, а потом приложить прямком к заднему месту. И держать докеда сможешь! Хи-хи-хи. Помню как-то Иван так делал. Ой, как он матерился, и как только не называл меня потом! И дурой старой! И каргой бестолковой! Даже душегубицей кровавой!..

— А как мазь действует? — подозрительно спросил Игнат.

— А так и действует? Место-то заднее так потом дерет, что обо всех других напастях разом забываешь, словно и нет их! О как! Хи-хи-хи, чего только умники не напридумают!..

Игнат потерянно сидел в комнате. Бабка все еще бормотала за дверью, расхваливая чудо-мазь, но он не обращал на нее внимания. Она вывела его из фатального состояния безразличия, но легче от этого не стало. Горечь и боль никуда не уходили! Они были рядом, только вспомни о них — тут же накинутся, начнут грызть, заживо погребая под гнетом вины.

“Как же я мог так поступить с Жабиком? Почему? В который уже раз перед глазами предстал Темин. Безупречный черный костюм, бесцветные глаза, пристальный взгляд. Словно наваждение на меня нашло. Колдовство?! Точно! Они использовали колдовство! Пускай не колдовство, а современные технологии психологического подавления. Они заставили меня, против воли заставили. Если бы не они, я ни за что бы не предал Жабика. Никогда и ни за что!”

Он поспешно лепил про себя оправдательные мысли, они текли как прохладная ключевая вода на обожженное место. Боль притуплялась, замолкала, но, стоило только ослабить поток, боль появлялась вновь. “Я никуда не исчезла, — говорила она. — Ты можешь хоть залиться дешевыми оправданиями, я все равно останусь. Так или иначе, ' этот поступок совершил ты. И отвечать тебе”. На лестнице раздались нарочито громкие шаги. Игнат вздрогнул, сам не помнил, как оказался на ногах. “Оксана! Что я ей скажу? Как посмотрю в глаза после такого?”.

Так и не дождавшись его, Оксана сама открыла дверь. Она ворвалась в комнату веселая и пышущая задором. Поездка явно удалась. Не так часто она возвращалась от родителей в таком хорошем расположении духа. — Привет! Чего такой смурной?! А где Жабик?! Опять по городу шляется? — Слова сыпались из нее скороговоркой. — Я так славно съездила. Тетя Полина выздоровела, маме наконец дали награду за выслугу лет, у них все хорошо! 1 Жалели, что ты не приехал!

Она щебетала что-то, а Игнат с каждым словом становился мрачней.

— А я Жабику подарок привезла! — раздался гордый голос Оксаны.

Игнат вздрогнул, словно нож вонзили в сердце. Вонзили, да еще и повернули жестоко. Оксана как ни в чем не бывало продолжала:

— Погляди, какая лялька!

Она держала в руках яркую, модную ветровку.

— Смотри. Тут и капюшончик есть. А то Жабик постоянно таскает эту грязную отвратительную шапку. И чего стесняется своей лысой головки? По мне, так даже симпатично и импозантно. Но ничего. Будет надевать капюшон. Где же он? Не терпится поглядеть на него в этой курточке. Он так потешно благодарит всегда...

Игнат сидел оглушено, а в голове стучала одна мысль: “Я должен ей рассказать, я должен ей рассказать”. Легко сказать. Как начать?

Оксана наконец обратила внимание на его молчаливость. Радость медленно сползла с ее лица, она прижала курточку к груди. Глаза посерьезнели.

— Почему ты такой... — проговорила она. — Что-то случилось?

— Да... — просипел Игнат. Голос не слушался его, слова лезли со скрипом, царапали горло. Игнат разозлился: “Что за трусость — нагадил, а рассказать боишься?!” Он повторил громче: — Да!

— Что?.. — Оксана села. Глаза огромные, испуганные. Этот переход от веселья к испугу ножом полоснул по сердцу Игната.

— Жабик... Его... — начал он.

Слова давались ему с величайшим трудом. Они изо всех сил цеплялись за глотку, не желали лезть наружу. “Ведь когда я скажу их, Оксана уже не будет меня любить! Может быть, это последние слова, которые я говорю Оксане — любимой девушке. Может, все остальные слова я буду говорить Оксане — ненавидящей меня до глубины души”.

— Что?! Говори же скорее! — почти закричала она.

— Его больше нет!.. Я предал его! Я... — залепетал он. Мысли никак не хотели складываться в связную речь.

В глазах Оксаны появилась боль, она эхом отдалась в груди Игната.

— Стоп! — выставила перед собой открытые ладони Оксана. — Я знаю! Нам просто нужно успокоиться! Сосредоточиться!

Она вдохнула, потом выдохнула, словно собираясь с мыслями. Потом поглядела на Игната:

— А теперь успокойся ты. Соберись. И расскажи мне все, что произошло.

— Да!.. — проговорил Игнат. — Все, что произошло. Но сначала ты должна знать одну вещь. Я скрыл ее от тебя.

Тогда... помнишь, меня не было ночью. Это была не работа... Вернее, работа... Но не совсем. Я сказал не все! Я вступил в секту “Рост”!

— Боже мой! Ну и что! Черт с ней, с сектой! Что с Жабиком? Что произошло с Жабиком?!

И Игнат начал говорить. Слова лились из него словно вода в пробитое днище корабля. Игнат ощущал, что, подобно этому кораблю, с каждым словом все больше погружается в пучину неизвестности и одиночества. Оксана ни за что не простит его после такого! Предатель! Ведь отныне он предатель!

• Предыдущая
• 48/100
• Следующая