Новый порядок - Крижановский Артур - Страница 39

• Предыдущая
• 39/108
• Следующая

— Откуда это тебе известно? — удивленно спросил Романцев.

— От самого Романова, — признался Ураев. — Но я несколько забежал вперед. В детдоме он провел десять лет. Ничего интересного я там больше не обнаружил. Рядовая история сироты-детдомовца, каких тысячи вокруг. Нет, вру, — спохватился Ураев. — В семьдесят третьем в детдоме произошла трагедия: погиб один старшеклассник и еще четверо отделались синяками и легкими ушибами.

— И кратковременной потерей памяти? — предположил Романцев.

— Я вижу, ты уже сам догадался, что здесь замешан Романов. Да, он оказался в самой гуще событий, и ему впервые пришлось продемонстрировать свои способности. Когда я опросил свидетелей происшествия и познакомился с материалами уголовного дела, то пришел к однозначному выводу, что трагедия произошла не по его вине, точнее, не по злому умыслу.

— Расскажи, — попросил Романцев. — Это интересно.

— Конец апреля, воскресный день. Все дети в этот момент в актовом зале учебного корпуса смотрели какой-то фильм. Компания старшеклассников во главе с местным «авторитетом» накануне в чем-то провинилась, поэтому завуч вытолкал их в шею из актового зала. Они распили на спортплощадке пару бутылок вина и стали искать, на ком выместить злобу. На свою беду, Романов остался в спальном корпусе — он избегал шумных мероприятий. Если судить по тому, что случилось дальше, они его там обнаружили.

— А что, собственно, случилось?

— Этого никто не знает, — пожал плечами Ураев. Фильм уже заканчивался, когда пол под ногами заходил ходуном и раздался резкий хлопок вроде выстрела. Завуч в это время отправился в спальный корпус. Окна и двери в спальне восьмиклассников оказались выбиты вместе с рамами. Уцелела одна кровать. На ней целый и невредимый лежал Романов. Он был обнажен. Руки и ноги прикручены простынями и полотенцами к спинкам кровати. Завуч позже рассказывал, что, когда он вошел в спальню, у Романова было такое выражение лица, что взрослый сорокалетний мужчина мог броситься наутек. Он все же взял себя в руки, развязал Романова, нашел для него одежду и вывел из здания. Тем временем проверили детей и недосчитались пятерых старшеклассников. Четверых нашли быстро, они лежали рядком в кустарнике за зданием и не очень пострадали, поэтому их даже не повезли в больницу. Но память у них отшибло начисто. Пятого милиция обнаружила после нескольких часов кропотливых поисков. Его тело нашли в глубоком овраге, в трех километрах от детдома. Как ты, очевидно, успел догадаться, это был тот самый «авторитет», его фамилия, кажется, Остапенко. Так вот, этот Остапенко выглядел так, будто им выстрелили из гаубицы.

— Следствие проводилось?

— Да. Они копались в этом деле полгода, но свести концы с концами так и не удалось. Взрыв? Но криминалистам не удалось найти следов взрывчатых веществ. Другие версии также постепенно отпали. Этим происшествием заинтересовались ученые из Киева, но и им не удалось прийти к единому выводу. Какой толк от формулировок типа: «локальный взрыв материи»? Одним словом, следствие поставило на этом деле крест.

— А что сам Романов? Какие объяснения он дал случившемуся?

— Ни-ка-ких. Он три месяца не разговаривал, а когда к нему вернулся дар речи, сказал, что не понимает, о чем идет речь. И от него отстали.

— Что, по-твоему, там могло произойти?

— У меня есть версия, — сказал Ураев, — и связана она с личностью Остапенко. Поговаривали, что он проявляет повышенный интерес к мальчикам.

— Гомосексуалист? — удивился Романцев. — Сколько же ему было лет?

— Семнадцать. А чему ты так удивляешься? Не знаешь, какие порядки в детских домах? Почти такие же, как в колониях для малолетних преступников. Воспитатели мало чем отличаются от тюремных надзирателей и так же пригодны к педагогической работе, как полинезийский дикарь к сборке космических кораблей.

— Они хотели его изнасиловать?

— А у тебя есть другая версия? — ответил вопросом на вопрос Ураев. — Скорее всего заводилой был Остапенко, поэтому и пострадал больше всех.

— Чем он занимался после детдома?

— Поступил в ЛВИМУ, в простонародье — «макаровка».

— Решил стать моряком? Но почему?

— А почему бы и нет? — невозмутимо спросил Ураев. — Для него это было очень удобно. Не забывай, он ведь круглый сирота, а морское училище — это хороший способ получить образование, живя при этом на государственном обеспечении. К тому же это элитарное учебное заведение, и туда не так просто попасть. Для него, естественно, поступление не составило никакого труда.

— Скорее всего его прельщала возможность повидать весь мир, — высказал догадку Романцев. — Чем он себя там проявил?

— Ничем. Абсолютно ничем. Почти шесть лет учился на судоводительском отделении, но ни в каких «таинственных» происшествиях замешан не было. Но я все же раскопал там кое-что полезное для себя. Оказывается, львиную долю времени он просиживал в Публичной библиотеке. По своим фондам она входит в десятку самых крупных библиотек мира, так что ему было где «разгуляться». Я разыскал сотрудников, работавших там в то время, и вот что удалось выяснить. За эти годы он перечитал горы литературы, в основном научной. Спектр интересов поражает своей широтой: история, философия, теология, психология и, конечно же, точные науки. Причем заметь, начинал он не с азов, как поступил бы в его случае любой другой человек, заинтересовавшийся той или иной областью знания, а сразу знакомился с конечными выводами и результатами, которых достигла наука на современном этапе.

— Понимаю, — кивнул Романцев. — Он пытался найти ответы на ряд интересующих его вопросов: кто он? Откуда у него такие способности? Не было ли раньше в истории человечества таких людей? И главное, пожалуй, как ему жить в этом мире? Я думаю, его настольной книгой должна была стать Библия, только в ее аллегориях и символике он мог найти что-то полезное для себя.

— Да, ты прав, — согласился Ураев. — Он посвятил изучению теологии значительную часть своего времени. Кроме Библии, есть еще сотни источников, которые он прилежно штудировал, главное внимание при этом уделяя восточным религиям и культам. Большинство книг и рукописей он читал на языке оригинала.

— Ты хочешь сказать, что он знал древние языки? — изумился Романцев. — Но ведь он не занимался их изучением специально.

— А ты догадлив, — иронично заметил Ураев. — Я тоже себе сказал: «Черт возьми, Феликс! Этого не может быть. Парень в двадцать лет не может знать полтора десятка древних языков, каким бы вундеркиндом он ни был». Кстати, современную литературу он также читал на языке оригинала. Но и это еще не все. Он имел неограниченный доступ в закрытые фонды. В его руках побывали уникальные книги и рукописи, которые не то что в библиотеке, во всем мире имеются в единственном экземпляре.

— Как такое могло случиться? — спросил Романцев. — Я по себе знаю, к этим фондам и на пушечный выстрел не подойти.

— Я спрашивал об этом у сотрудников библиотеки, но они лишь пожимают плечами. Да, сейчас им кажется странным, что молодой человек знал едва ли не все древние и современные языки и имел доступ к уникальным книгам. Но в тот момент это не вызывало у них никаких подозрений. Они считали его гением и всячески старались помогать.

Я прекратил дальнейшие расспросы, навел справки в архиве училища и перебрался в Клайпеду, куда после окончания училища был направлен Романов. Новые встречи и новые сведения. По отзывам сослуживцев — способный, даже талантливый молодой человек. Никаких эксцессов и происшествий, ничего, напоминающего трагедию семьдесят третьего года. К двадцати восьми он получил диплом КДП и неожиданно для всех оставил море.

— Когда это было? Год?

— Восемьдесят восьмой.

Романцев остановил жестом Ураева и некоторое время размышлял.

— Здесь что-то есть. Все это время Романов жил себе спокойно и ни во что не вмешивался. И вдруг...

Романцев оборвал себя на полуслове, ему в голову пришла новая мысль.

— Стоп, Феликс, это важно. Знаешь, почему не вмешивался?

• Предыдущая
• 39/108
• Следующая