Глупые истории - Каспаравичюс Кястутис - Страница 5

• Предыдущая
• 5/6
• Следующая

Самым последним всегда приползает из подвала незаметное привидение, но оно боится вылететь с дымом в каминную трубу и держится поодаль.

А камин, разглядывая тех, кто пришёл к нему погреться, думает: «Всё-таки меня они любят больше, чем холодильник, который в кухне стоит… По крайней мере, зимой. И пока не проголодались…»

Однажды крот рассердился на весь мир и зарылся поглубже в землю, чтобы больше никого не видеть.

Злость его довольно скоро утихла, и он вполне мог бы вернуться к дневному свету, но за это время крот успел понять, что и под землёй можно неплохо устроиться. Во-первых, здесь тихо — сюда не доносится назойливый стрёкот кузнечиков, во-вторых, здесь не надо опасаться, что на голову наступит какой-нибудь человек рассеянный или медведь косолапый, и ко всему ещё летом под землёй царит приятная прохлада, а зимой — уютное тепло. Вот только темновато… Ну и пусть темновато — крот купил себе маленький телевизор, поставил в кротовине, провод прицепил к грибу с вогнутой шляпкой — из него получилась отличная спутниковая антенна — и стал, полёживая на уютном диванчике, смотреть кино со всего света.

Иногда по ночам крот высовывает бархатную головку наружу и любуется звёздным небом. Ему кажется, будто с неба дружелюбно поглядывают тысячи крохотных глазок, а некоторые даже плутовски ему подмигивают.

Кухонный кран красавцем не назовёшь: один глаз у него синий, другой — красный, да ещё и смотрят они в разные стороны. Когда у крана хорошее настроение, вода из него льётся тёплая, но стоит ему разгорячиться — и он плюётся кипятком. А когда крану грустно, вода течёт совсем холодная. Наш кран терпеть не может грязной посуды: как увидит в раковине гору тарелок и чашек с блюдцами — сразу и перемоет.

Один раз — дело было зимой — кран простудился и заболел. Наверное, у него начался насморк, потому что из носа, хоть кран был и крепко закручен, всё время капало.

— Может, дать ему носовой платок и лекарство от насморка? — забеспокоился я.

Но мама не согласилась.

— Думаю, лучше позвать сантехника, — сказала она.

Когда через час прибыл сантехник с гаечными ключами и другими страшными инструментами, кран, похоже, сильно испугался.

— Не бойся, больно не будет, — успокаивала сестрёнка, ласково поглаживая его пылающую голову.

Вскоре кран выздоровел, снова повеселел и посмотрел на нас разноцветными глазами (красным — на сестрёнку, синим — на меня) так, будто хотел сказать «спасибо!»

Посреди огорода поставили пугало, напялив на него, чтобы не мёрзло, старый пиджак. Выглядело оно устрашающе: глаза так и сверкали из-под измятой шляпы, нахлобученной на соломенную башку по самые уши, нос был свёрнут на сторону, с рук свисали на верёвочках пустые консервные банки. Как только ветер подует — жестянки зашумят-зазвенят.

Страшилищу было велено пугать воробьёв, чтобы те вишен не клевали, вот только ему никого пугать нисколечко Не хотелось, да и вишен было совсем не жалко. Вишен так много, решило про себя пугало, тут и людям хватит, и птицам останется, не буду никого отгонять. Ему нравилось слушать, как чирикают воробьи, и они даже подружились.

Пришла зима, не осталось ни вишен, ни воробьёв, и пугало до того загрустило в одиночестве, что как-то ночью перелезло через забор и медленно, неуклюже побрело по полю.

А люди потом рассказывали, что по полям шатается непонятное существо, и один мальчик уверял, будто сам видел: сидит этот бродяга на пне среди кустов, а на нём — целая стая птиц. Только никто ему не поверил. Да и кто же поверит в такую чепуху?

Новую зубную щётку поставили в кружку на полочке у зеркала. Там же стояли и три старые щётки — красная, синяя и жёлтая.

Привстав на цыпочки, новенькая попыталась разглядеть своё отражение в зеркале: и впрямь хороша! И так досадно стало оттого, что тюбик с зубной пастой равнодушно дремлет на полочке, не обращая на красавицу ни малейшего внимания.

Щётка волновалась — вот-вот должен был начаться её первый рабочий день. Хозяин ей понравился, но при одной только мысли о том, что через несколько минут её голова окажется между острых зубов этого милого человека, её трясло.

— А вдруг он меня раскусит и проглотит? — дрожащим голосом пролепетала щётка.

— Да не бойся ты, — попытался успокоить её лениво разлёгшийся в мыльнице кусок мыла, — меня же не проглотил.

Тут пришёл хозяин. Вытащил щётку из кружки, выдавил на неё немного зубной пасты и засунул себе в рот. А там, к величайшему щёткиному удивлению, и не подумал откусывать ей голову, а вместо этого принялся тереть щёткиной щетиной зубы. Надраив их как следует, он старательно вымыл щётку и поставил на место. Да он даже зубную пасту глотать не стал — просто выплюнул в раковину. А потом посмотрел в зеркало и улыбнулся, показав белоснежные зубы. Такие белые, что вся ванная засияла.

В самой середине сада росла яблоня. Она была очень толстая и красивая. Совсем как мама.

Каждую весну яблоня, украсив себя белыми цветочками, которых было так много, что под ними почти совсем скрывались ветки, не только становилась сказочно прекрасной, но ещё и удивительно пела. А может быть, это гудели пчёлы, сотни и сотни пчёл, перелетавших с цветка на цветок и собиравших мёд.

После весны наступало лето, и к концу его у яблони появлялось множество деток. Сначала они были маленькие и зелёненькие, потом наливались и делались большими и румяными.

Осенними ночами, когда никто не видел, яблоки любили порезвиться. Они весело носились по веткам, скакали вверх-вниз и раскачивались на маленьких качельках. Некоторые, расшалившись, шлёпались вниз, на траву, и мама-яблоня просто не успевала их ловить.

А утром люди выходили в сад и удивлялись:

— Ты смотри, сколько яблок опять нападало!.. Можно подумать, ночью ураган пронёсся…

Селезень Уткин ходил по утрам на работу одной и той же дорогой и всякий раз видел на деревянной скамеечке у одного из домов премиленькую молоденькую уточку. Эта уточка мало того что была настоящей красавицей — она ещё и всегда приветливо улыбалась, и Уткин так на неё засматривался, что совершенно не видел, куда идёт. И летел головой вниз в яму, потому что скамейка стояла рядом с лестницей, которая вела в погреб.

Так повторялось каждое утро. Бедняжка Уткин ходил весь в синяках, особенно сильно доставалось его оранжевым лапам, и эта беда случалась не только с ним, многие попадали в такое же затруднительное положение. Однажды селезень Уткин, расхрабрившись, подошёл к красавице и попросил её пересесть на другую скамейку — по ту сторону злополучной лестницы.

• Предыдущая
• 5/6
• Следующая